Максим Малявин - Укол повелителю галактики, или Психиатрический анамнез
– Да не в том дело! – отмахнулся Валерий Павлович. – Сами поймите: Галактика, масштабы ответственности, целая очередь планет и систем, требующих обустройства и мягкого, но уверенного пинка к прогрессу. Я уже почти настроился – и тут вдруг по телевизору передача про вечный двигатель и летающие тарелки!
– И что?
– И я вдруг сажусь писать им письмо, в котором делаю выкладки, прилагаю чертежи, привожу расчеты. Пишу всю ночь. Наутро готова целая статья! Кошмар!
– Почему кошмар? Что вас так расстроило?
– А то! – Валерий Павлович вновь воздел указательный палец. – То, что я, взрослый человек, ответственное лицо, Повелитель Галактики, вдруг начал рассуждать о таких вещах, в которых ровным счетом ничего не смыслю! Помогите, доктор!
– Непременно, Валерий Павлович! – решительно кивнула Оксана Владимировна. Она сделала запись в амбулаторной карте и отдала ее медсестре: – Света, сходи, пожалуйста, за бесплатным рецептом.
– Что будем выписывать? – уточнила та.
– Рисперидон для Повелителя Галактики! – уверенно ответила доктор.
Смотри, как надо!
Санитары на нашей спецбригаде подобрались знатные. По каким критериям шел отбор? Да не было никаких особых критериев. Отбор естественный, в лучших традициях теории Дарвина. Лишние люди на такой работе не задерживаются, справедливо полагая, что те же деньги можно заработать более мирным путем. В ОМОНе, например.
Суточное дежурство выдалось интересным. Насыщенным. Полным встреч с неординарными личностями и их яркой, запоминающейся психопатологией. Немного расстраивало то, что практически каждый из тех, к кому пришлось приехать в гости, имел свое особое мнение о норме в психиатрии. Адам с ней, с Евой, матерью всех человеков, – она в тот день была самой безобидной. По крайней мере хоть драться не лезла. Словом, к моменту передачи смены ребята успели основательно вымотаться.
Один из санитаров попросил (это был очень, очень крупный санитар), как подвернется попутный вызов, разбудить его и подбросить до дома. И выключился. Вызов подвернулся к обеду. Бригада загрузилась в барбухайку, и машина покинула подстанцию. Санитар согласился подстраховать двух молодых, еще необстрелянных коллег на этом вызове – мало ли что.
Согласно канонам психиатрии и наркологии, белая горячка приходит к запойному товарищу через несколько дней после завязки – чисто полюбопытствовать, кто это там такой внезапный и решительный. Для Дмитрия (дадим ему такое имя) она решила сделать исключение, поскольку количеством принятого на грудь можно было смело заправлять танкер, а он и не думал останавливаться.
Спецбригаду Дима встретил с компанией двух притихших собутыльников. Эти двое страшно обрадовались визиту гвардейцев.
– Он нас тут как заложников держит! – шепотом сообщил один из них Денису Анатольевичу. – У него под кроватью ружье. Простите, что не было возможности сразу предупредить.
Оказалось, что прошлой ночью, в самый разгар застолья, к троим соображающим присоединились двое сочувствующих. Два здоровенных бобра. Собутыльники их в упор не замечали, но бобры объяснили, что это бывает, что просто они еще дозу не набрали. Вот наберут – и можно будет всем вместе пульку расписать. Мужики оказались слабоваты и к утру засобирались по домам, но Дмитрий настоял на продолжении застолья. Мужики было заартачились, но Дмитрий достал из оружейного сейфа двуствольный аргумент, и застолье продолжилось. Хорошо, что одному из теперь уже подневольных собутыльников удалось тайком, в туалете, воспользоваться сотовым телефоном.
– Скажите мне хоть вы! – обратился Дмитрий к спецбригаде. – Вы их видите?
– Галлюцинации твои, что ли? – спросил сменившийся санитар, который решил зайти за компанию – мало ли что…
– Это не галлюцинации, это бобры! – рассердился Дмитрий. – А ну садитесь за стол, а то обзываться мы все горазды! А как пить – у одного печень, у другого жена дома!
Дмитрий было метнулся за ружьем, но санитар его опередил. Разрядив двустволку, он разобрал ее и положил под стол.
– Хорошо, – сказал санитар и вытащил из полупустого ящика рядом со столом бутылку водки. – Хм, водка качественная. В общем, так. Давай на спор. Я выпиваю эту бутылку. Если бобров лично, сам, не увижу – ты едешь с нами. А я иду домой спать.
– Пойдет! – азартно воскликнул Дмитрий. – Только бобры сказали, чтобы залпом! Слабо?
– Залпом так залпом, – пожал могучими плечами санитар.
Он откупорил бутылку, выдохнул, запрокинул голову… и в один присест, залпом, не отрываясь, опустошил посуду. Водка просто перелилась из одной емкости в другую. Санитар выдохнул, встряхнул головой, закусил куском хлеба с салом, заботливо поданным Дмитрием, и пригляделся:
– Нет, Дима, ни одного бобра вокруг тебя не вижу. Так что собирайся.
Дмитрий посмотрел на пустую бутылку, на поднявшегося и вновь занявшего много-много места санитара, на притихших собутыльников. Потом прислушался:
– Нее, животные. Хотите – сами с ним спорьте, а я не рискну. Ладно, мужики, я весь ваш! Поехали в наркологию!
– Ты как? – спросил санитара Денис Анатольевич.
– Захмелел малость, – ответил тот. – Сейчас до кровати – и спать!
У вас тут дурдом!
Возможно, вы полагаете, будто в наше гостеприимное заведение по доброй воле не ложатся. Будто для того, чтобы уговорить пациента отведать целебной больничной гречневой каши и в полной мере прочувствовать заботу и внимание (пускай и чересчур пристальное) нашего персонала, нужно проявить чудеса убеждения, навык принуждения и заручиться санкцией выездного заседания суда. Ничего подобного. Находится немало желающих лечь к нам добровольно. И проявляющих просто чудеса настойчивости.
Сказать, что у Георгия (назовем его так) сложный характер, – все равно, что назвать Чикатило своеобразным в его манерах выражать симпатию женскому полу. С его способностью генерировать конфликтные ситуации на ровном месте можно было бы огрести по физиономии даже от смирного коллектива палаты коматозников. Увидев Георгия, спешащего на прием, можно было не сомневаться: парень успел где-то набедокурить и теперь пришел прятаться. И будет очень, очень настойчив.
Однажды он не рассчитал и пришел в больницу в воскресенье. Поликлиника была закрыта, а в приемном покое на него глянули хмуро и неприветливо. Жора попытался было надавить на жалость, но у дежурного доктора эта кнопка либо отсутствовала, либо была слишком тугой. Парню объяснили, что для экстренной госпитализации он психическим статусом не вышел, не говоря уже об экстерьере, что от полиции пусть прячется где-нибудь в другом месте, – и указали на дверь.
Георгий был неприятно удивлен. Глубоко задет. Оскорблен в лучших чувствах. Во всяком случае, сложную многоуровневую синтаксическую конструкцию в его исполнении можно было расценить именно таким образом. Но персонал приемного покоя не впечатлился. Пришлось пойти на крайние меры.
Жора вышел на крыльцо, снял ремень, соорудил петлю, закрепил ее на козырьке и громко озвучил свои суицидальные тенденции. Убедившись, что его услышали, и в зрителях недостатка не будет, он забрался на перила, сунул голову в петлю и приготовился к переговорам.
Фельдшер приемного покоя подоспела первой. Она обхватила парня за пояс… и поскользнулась на верхней ступеньке. Жора повис. Фельдшер (а эта была крупная дама, с выдающейся в нужных местах фигурой) повисла на Жоре.
– Дура! Я же задохнусь!!! – сдавленно прохрипел Георгий, пытаясь подтянуться на ремне.
Сделав пару колебаний переменной амплитуды, композиция рухнула. Фельдшер верхом на Жоре лихо съехала вниз по ступенькам. Георгий, погребенный под роскошными формами, слабо постанывал и пытался подобрать нужные выражения, но, видимо, ни одно не подходило, чтобы передать всю глубину его возмущения.
– Ну!.. Ну ты!.. Ну вы все!.. О. Я всегда говорил, что в позиции «женщина сверху» есть нечто такое, чего не передать словами… – усилием воли сдерживая смех, произнес доктор. – Вот, гляжу, и ты теряешься в выражениях.
Фельдшер ойкнула и спрыгнула с Жоры. Парень, пошатываясь, поднялся на ноги.
– Знаете что! – с чувством прохрипел он. – Я давно подозревал, что тут у вас дурдом! Но чтобы дурдом, да с клоунами! Да еще с этой (жест в сторону фельдшера) цирковой лошадью!.. Ну вас всех!
– Может, ляжешь? – прикрывая рот ладонью, спросил доктор.
– Идите в жопу! Ой! – схватился Жора за свою контуженую пятую точку. – Я пошел.
– Куда? – спросила фельдшер.
– Домой! Зализывать раны!
Не любите, девки, орков
Говорят, что эльфы и друиды умеют разговаривать с деревьями. Правда, почетный друид Российской Федерации Борис Гребенщиков вроде ни в чем подобном замечен не был, но не исключено, что он просто умело скрывает этот навык. Некоторые заядлые дачники тоже порою ведут беседы со своими дендрофрендами. Выйдут, бывало, в сад, небрежно поигрывая топориком, да и спросят задумчиво – чем, мол, в следующем сезоне порадуете, товарищи деревья? Обильным урожаем или ароматными дровами? Говорят, работает безотказно.
