Каринэ Фолиянц - Серафима прекрасная
Гости кричали: «Горько! Горько!» Молодые целовались. Сима сидела с каменным лицом. Не знала, куда отвернуться. Не по-ее вышло…
– Налей мне, что ли! – попросила Сима соседа по столу.
– Шампанского? – Мужчина потянулся к бутылке игристого напитка.
– Водки налей! – отрезала Сима.
– Чего это с тобой, Серафима Ивановна? Ты ж отродясь не пила? – оторопел сосед.
– А вот теперь захотела. Наливай! – скомандовала Сима. Хлопнула рюмку одним махом.
Ваня диким взглядом посмотрел на мать.
– Мама? Что с тобой?
– А чего ты так удивляешься? Ну-ка, Семеныч, налей еще! – грозно рявкнула Сима.
Лариса склонилась к уху жениха:
– Что ж, твоя мама только прикидывалась трезвенницей? А сама вон как водку глушит!
– Перестань! Перестань немедленно. Ты не знаешь, какая она у меня, – заступался за мать Ваня. – Это она только так, для виду! Она тебя непременно полюбит. И ты ее еще узнаешь!
– Узнаю! – хмыкнула Лариса. – Просто мечтаю об этом!
А Сима, раскрасневшись от выпитого, сама подняла рюмку:
– Ну что, молодые, горько!
– Горько! – скандируют гости.
Снова слились в поцелуе Лариса и Ваня.
С горечью смотрела на них мать. Нет, не ошибается она – Лариса еще та штучка!
– Мам, ну чего ты? Ну нельзя на свадьбе да с таким лицом сидеть! – толкнула ее дочка Валентина.
– А Людочка где, Валь?
– Уехала Людочка, – вздохнула Валя. – К брату поехала. К нам не вернется. Не может она на это глядеть. Больно ей, любит Ваньку. Давно любит.
– Жаль девчонку. Что ж я ушами-то хлопала… – сама на себя злилась Сима. – Ведь могла бы их поженить. Люда работящая, порядочная, наша девка. С детства ее знаю…
– Ну как помимо воли человека можно женить? – удивлялась Валя. – Это же его жизнь, его выбор! Ты же свою жизнь живешь, а Ваня свою!
– Ты себя, Серафима, Господом Богом не воображай. Будет так, как оно будет! И ты не хозяйка чужой судьбы, – вмешалась Мария Ивановна. – Нет в тебе, Сима, смирения! – укоризненно покачала она головой.
– Нету! И не будет! – согласилась Сима.
– А настырности в тебе ой как много!
– Это точно.
– Только вот не знаю я: хорошо ли это или плохо, когда человек вечно против судьбы идет! – заметила учительница.
– Да все лучше, чем плыть по течению щепкой безвольной, – подвела итог спору Серафима. – Плыви я по течению, так неизвестно, куда бы выплыла!
Новый крик «Горько!» сотрясает стол.
– Господи, как они мне надоели! – сказала Лариса, поднимаясь из-за стола, совсем не ту публику хотела бы она видеть на своей свадьбе. – Одни рожи деревенские…
– Лар, они все хорошие! Ну, давай поцелуемся! – уговаривал ее Ванька, пытался остановить, но она белым облаком упорхнула из дома. Он нагнал ее во дворе. – А чего твоя Ирина Александровна не приехала?
– Куда ее в эту грязь тащить? Ей противно на лица эти смотреть! Ничего, на днях тебя с ней познакомлю. Она такая… Такая… Другой такой на свете нет!
Гости снова завопили «Горько!».
– Пойдем вернемся, ну ради меня! – просил Ваня.
Лариса сжалилась.
Ваня под «горько» целоваться не стал. Вдруг он предложил:
– Давайте лучше за родителей выпьем! За моих и за Ларисиных. Мам, за тебя! Ну и за папу!
С портрета смотрел на выросшего сына грустный Витя Зорин. Никогда этот портрет со стены Сима не снимала – муж всегда был с ними!
– Пап, я вот женюсь! – гордо сказал отцу Ваня. – Благослови! По любви женюсь, пап! По большой!
Сима отвернулась, чтоб никто не видел навернувшиеся на ее глаза слезы.
Эх, Витька, не видишь ты, на ком женится Ванечка, и помочь ничем не можешь…
Лариса и Ваня подходили к магазину. Ленчик и Ира наблюдали за ними через стеклянную витрину. Ленчик теперь тоже частый гость у Иры в бутике. С Пал Палычем работает. К ней часто заглядывает за денежками.
Ленчик сунул в карман увесистую пачку денег.
– Это, что ль, Витькин сынок? – ухмыльнулся он.
– Ну да.
– Похож на отца. Похож!
– Ты шел бы, Лень. Я сама с ними поговорю! – поторопила его Ира.
– Пал Палыч велел дело ускорить. Скажи, чтобы ферму делили. Да понастойчивее уговаривай!
Леня исчез в глубине подсобки. А Ира с порога радовалась гостям:
– Ой, кто ко мне приехал! Ну давай, красавец, знакомиться! Ларочка мне как родная. И ты родным будешь! – улыбнулась Долгова Ване и Ларисе.
Ване она тоже сразу понравилась – красивая, духами благоухает, такая ласковая и доброжелательная. Ларочка его не обманула, когда столько верещала про свою благодетельницу! Вот это женщина!
– Здравствуйте, очень рад вас видеть! – улыбнулся он.
И словно удар по Иркиным глазам – Витькина улыбка у парня. Витькина.
Серафима ходила из угла в угол, нервничала.
– Я как чувствовала, что не вернутся они сегодня! Не вернутся! Что им в городе этом, медом намазано? Здесь дом, здесь работа, сестра, мама…
– Симочка, милая! – пыталась ее вразумить Мария Ивановна. – Очень тебя люблю, а вот только сказать хочу одну вещь: ну не будь же ты деспотом. Не дави своей волей на сына. Не нравится тебе Лариса, так ведь не ты с ней семью создаешь, а он! Любит он ее, понимаешь, любит! От того и слушает ее, а не тебя!
– Да что там любить, кроме рожи смазливой, – возмущалась Сима. – Целый день у зеркала вертится – вон велела повесить. – Сима кивнула на новое зеркало в холле. – Любуется отражением своим, потому что ничего больше не хочет и не умеет! Бездельница! Ни по хозяйству помочь, ни мужа покормить. В конюшню даже не заходит – дурно пахнет там, видишь ли! На меня смотрит как на врага народа. На Валечку тоже, будто девчонка ей что плохое сделала!
– Сим, может, ты чего преувеличиваешь, а? – пыталась возразить гостья.
– Я преувеличиваю? Да у нее и смех насквозь фальшивый. И глаза как у врушки записной. Чего здесь любить? – вопила Сима.
– А сама, когда влюбилась, что говорила? Люблю, и точка. Не важно, какой он, не важно, что пьет, что гуляет…
– Витину память трогать не дам! – Она грохнула кулаком по столу. – Витя хоть и пил, и бил меня, а работящим был и нос от земли не воротил. И из деревни не уехал. А лошади мои как родные ему были. Да как можно Витьку сравнивать с этой…
– Успокойся! Ты аж трясешься вся, Сима! Возьми же ты себя в руки!
– А от того трясусь, что каждый миг подвоха ожидаю. Я могу и правду сплеча рубануть и наорать, а только подлости во мне нет! Нет! И дна двойного нет, как в этой… Я, Мария Ивановна, не удивлюсь, если они против меня и интриги плести станут!
– Да ты что говоришь, Сима? – изумилась Мария Ивановна. – Да как же так думать-то можно про сына?
А ведь не ошибалась Серафима! И плели они интриги, вернее, плела Ирочка, а сынок и его жена довольно кивали ей в ответ.
Лариса, Ваня и Ира сидели за столиком в красивом городском кафе. Шампанское пили. Поднимали бокалы.
– Ну, за наше знакомство! Ларочка, как я рада за тебя. У тебя чудесный муж и такой понятливый, – ласковым ручейком лилась Ирочкина речь. – Главное ведь в мужчине – это умение понимать. За тебя, Ваня.
– Спасибо! – благодарно кивнул Иван.
Все трое чокнулись большими, полными напитка бокалами.
– Жаль, что мне в моей пестрой, долгой и непростой жизни так и не встретился такой человек, – искренне вздохнула Долгова.
– Ирина Александровна! Вы такая красивая, такая умная и замечательная женщина, поверьте, ваше счастье еще впереди! – воскликнул Ваня. – Вот мамина учительница, она вообще вышла замуж, когда ей было за пятьдесят. И они чудесно с мужем живут. А вы…
– Да что обо мне! Я за вас радуюсь, точно вы мои дети. И вот что я скажу вам: не сидите долго под материнским крылом, вам нужна самостоятельность, – заявила сразу Ира. – Самим надо обретать себя, вставать на ноги без всякой помощи и поддержки!
– Да! Да! Я только об этом и думаю! – поддержала ее Лариса.
– Так-то оно, конечно, так. Но я еще даже образование не получил! – почесал затылок Ваня.
– Конечно, учиться надо обязательно. Но можно ведь все делать одновременно, – улыбнулась Ирочка. – Я бы сказала, даже нужно. За твои успехи, Иван! Я в тебя верю! И обязательно тебе помогу!
Они снова чокнулись.
– А потом, посмотри на Ларисочку, – снова заверещала Долгова. – Разве она создана для деревенской жизни? Ну? Разве вот этими ручками надо навоз убирать? Фу-у.
– Но ее никто не заставляет работать – ни я, ни мама, – робко сказал Иван.
– Да, заставлять-то она впрямую и не заставляет, а убить готова, по глазам вижу! – обиделась Лариса.
– Лар, да что ты такое говоришь?
– То, что есть. Это ты ничего не замечаешь. А я, Ирина Александровна, человек тонкий, деликатный. Я после каждого такого косого взгляда неделю в себя прийти не могу! – Молодая жена чуть не заплакала.
– Вот-вот, я и говорю: разным поколениям нельзя жить под одной крышей, – убедительно твердила Ира. – Это для всех губительно! Это, в конце концов, просто несовременно. В Европе, где я прожила шесть лет, этого себе просто невозможно представить!
