Владимир Гурвич - Баловень судьбы
Я не знал, что делать дальше. Женщины по-прежнему обнимали друг друга, и та, что потеряла мужа, но еще не знала об этом, утешала ту, что никого не потеряла и вообще осталась невредимой в ситуации, когда ей реально угрожала смерть.
Я знал, что именно я должен был бы принести эту ужасную весть вдове Таракановой, но в природе не было такой силы, которая бы разомкнула мои уста. Пусть эту тягостную миссию возьмет на себя кто-нибудь другой. Я осторожно дотронулся до плеча бухгалтерши.
– Людмила Семеновна, нам пора идти.
К моему облегчению она сразу же постигла весь кошмар ситуации и кивнула головой.
– Да, Евгений Викторович, пойдемте. Извини, Тамарочка, нам нужно срочно идти. У нас есть одно важное дело.
Тамара, ничего не понимая, изумленно смотрела на нас. Людмила Семеновна порывисто обняла ее и быстро зашагала по улице. Мне пришлось догонять ее бегом.
Мы молча добрались до моего дома. Едва я открыл дверь, как увидел Анастасию. У нее был вид человека, который только что пришел с улицы. Она удивленно посмотрела на мою спутницу.
– Что произошло, я слышала какие-то странные звуки.
– Этими звуками были выстрелы. Стреляли в Людмилу Семеновну. Мне кажется, вы только что пришли.
– Ну да, когда я услышала эти выстрелы, я выбежала из дома. Но только не могла определить, откуда они раздаются?
Я посмотрел на Анастасию. Она была одета в черную кофту и в черную юбку. На убийце была так же черная одежда, машинально отметил я. Хотя это совпадение само по себе ни о чем не говорит и ничего не доказывает, черный цвет, пожалуй, самый распространенный.
– Проходите Людмила Семеновна и располагайтесь вот там у камина, – пригласил я бухгалтершу. Затем я посмотрел на Анастасию. – Чтобы вы были бы в курсе дела, я должен вам кое что рассказать. Давайте все сядем.
Мы расселись рядом с горящим камином. Я коротко поведал Анастасии обо всем, что произошло в этот кошмарный день. Я внимательно наблюдал за ее реакцией, но на ее лице отражались поочередно лишь изумление и ужас. Единственное, о чем я ей не сказал, это о своих подозрениях в отношении главного инженера. Я и сам точно не знал, почему я решил утаить этот факт, может быть, потому, что мне казалось, что в нем еще надо до конца разобраться.
Все рассказанное мною Анастасию повергло в шок. Она схватилась за голову.
– Я ничего не понимаю, что же тут такое творится. Я никогда не доверяла Ращупкиной, но в такое мне трудно поверить. Неужели она, в самом деле, старается уничтожить компанию?
– Совсем не обязательно, что она хочет уничтожить компанию, вероятней всего она хочет уничтожить ее нынешних владельцев, а компанию взять себе. Или передать тем, кто стоит за ее спиной.
– А кто, по вашему, мнению эти люди?
Я пожал плечами.
– Да кто угодно, желающих хоть отбавляй. Но сейчас меня заботит другое, что делать с Людмилой Семеновной? Оставаться ей здесь слишком опасно. У меня есть подозрение, что на этом они не успокоятся и захотят закончить то, что не удалось сделать с первого раза.
– А если отвезти ее к моим родителям? – предположила Анастасия.
Я внимательно посмотрел на нее, но не заметил в ней никакого подвоха.
– Почему бы и нет? По крайней мере, другого места я не знаю. Только отправляться нужно прямо сейчас. Придется ехать на машине. Туда есть дорога?
– Плохая, но есть. Это двести километров.
– В таком случае выезжаем.
Я сознавал, что рискую, но я по-прежнему не понимал, кого мне следует бояться. Все настолько запуталось и переплелось между собой, что разобраться в этих хитросплетениях было крайне сложно. И все же внутренний голос мне упрямо твердил, что Анастасия не может быть моим врагом. Как бы она ко мне не относилась, но злоумышлять против меня ни при каких обстоятельствах не станет. Не возможно представить, чтобы такая красивая женщина оказалась бы злодеем, да еще таким хитрым и жестоким. Бог не настолько коварен, чтобы поместить в столь прекрасную оболочку убогую и злую душонку. Другое дело Ращупикина, у нее внешнее и внутреннее, если не совпадает, но кардинально не расходится. Но если с Людмилой Семеновной что-нибудь случится, виноват буду только я и никто другой. Но, если она останется тут, то я не сумею ее защитить, даже если не буду отходить от нее ни на шаг. Президентов убивают, а у них охрана будь здоров, а что я могу сделать один?
Мы уже собрались выходить, как внезапно в дверь позвонили. Анастасия бросилась ее открывать, но я силой схватил ее за руку и остановил. Получилось довольно грубо, и она резким движением вырвала ее из моей ладони.
– Что вы себе позволяете? – с вызовом спросила она.
– Ничего такого, за что можно меня упрекнуть. Вам известно, кто к нам рвется? А вдруг вы откроете дверь, и сразу же прозвучит выстрел. Или раздастся взрыв. Отойдите в сторонку.
Женщины выполнили мой приказ, причем, Анастасия повиновалась мне без всякого сопротивления. Я достал пистолет и направился к двери.
Подойдя к ней, я прислушался. Кто-то стоял и тяжело сопел с той стороны. По крайней мере, раз там находится человек, значит взрыв бомбы нам не грозит.
Я резко открыл дверь и направил пистолет в живот стоящему на пороге человеку. Он побледнел от страха, я же облегченно перевел дыхание.
– Проходите, Генрих Оскорович. Извините, что напугал. Но, вы, наверное, знаете, что сегодня в поселке стреляли. Будете чай, мы как раз хотели накрывать на стол.
– Нет, спасибо, я не за этим пришел, – сухо отказался Гессен, проходя в комнату, однако сделав несколько шагов, он остановился в нерешительности. – Происходят просто непостижимые вещи. Вы говорите, сегодня вечером стреляли. Я действительно что-то слышал. А в кого стреляли?
– Вот в Людмилу Семеновну.
Гессен изумленно уставился на бухгалтершу. Мне показалось, что его изумление было совершенно искренним. Или он просто замечательный актер?
– В вас стреляли? – переспросил он. – Но зачем?
– Обычно стреляют для того, чтобы избавиться от человека, – заметил я.
– Но зачем избавляться от Людмилы Семеновны?
– Наверное, она знала то, что некоторые люди не хотели, чтобы она знала. Или вы думаете иначе, Генрих Оскарович?
– Да нет, я не думаю. Я вообще, не знаю, что думать. Исчез мой сотрудник Тараканов. После обеда он ушел – и нигде его нет. Дома тоже не знают, где он находится. А мне он срочно нужен.
– Вы пришли меня спросить, где Тараканов?
– В том числе. Кто-то же должен знать, где он?
– Кто-то должен, – согласился я, – но почему вы считаете, что этим человеком обязан быть я?
– Но вы же пытались выяснить про убийство Александра Михайловича. Вот я и подумал, может, вы знаете и про то, где Сергей Иванович?
Он действительно ничего не знает или пытается запудрить мне мозги? Если это так, то надо признать, что действует он ловко. Я даже не в состоянии понять его намерений, так как со стороны все его действия выглядит как одна сплошная нелепица.
– Я не знаю, где Тараканов, – как можно более спокойным тоном постарался сказать я. – Вас кажется еще что-то беспокоит?
– Да, – кивнул головой Гессен. – Я сегодня узнал, что у нас на расчетном счете нет денег. И Марины Владимировны тоже нет, куда она запропастилась?
– Она улетела на вертолете в краевой центр, по ее словам, улаживать какой-то финансовый вопрос.
– Тогда понятно, – задумчиво произнес Гессен, однако весь его вид свидетельствовал об обратном, – И все же куда подевались деньги, ведь недавно их было вполне достаточно для текущих расчетов? А сейчас как раз надо срочно сделать несколько таких платежей.
– Это в самом деле странно, меня тоже интересует вопрос: куда делись деньги? Вот Людмила Семеновна рассказала, что по приказу Ращупкиной были переведены крупные суммы каким-то фирмам. Это так? – обратился я к бухгалтерше.
– Так, – чуть поколебавшись, подтвердила она.
– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотал Гессен. – Какие фирмы? Насколько я знаю, в ближайшее время никаким фирмам мы не должны были перечислять деньги. Мы же так можем прогореть! – вдруг возмущенно воскликнул он.
– Вам еще что, а каково мне, я же полностью лишусь своего наследства. Получу акции по цене туалетной бумаги.
– Мне кажется, что необходимо создать комиссию по расследованию всего того, что происходит в компании после смерти Александра Михайловича, – вдруг впервые за разговор подала голос Анастасия.
Гессен бросил на нее чуть ли не испуганный взгляд, но ничего не ответил. Он вдруг как-то сник; если сюда он пришел с прямой спиной, то теперь походил на сгорбленного старика.
– Мне следует подумать обо всем, – вдруг сказал он и последовательно одарил каждого из нас своим взглядом. Что-то затравленное почудилось мне в его глазах. Я даже ощутил нечто вроде жалости к нему.
– Конечно, подумайте Генрих Оскарович, только недолго. Не мне вам говорить, как в такой ситуации дорого время. Надо принимать срочные меры. А на счет идеи Анастасии Мефодьевны, мне кажется, она весьма здравая. В компании происходят какие-то нездоровые процессы. Пока они окончательно не погубили ее, надо во всем разобраться.
