Виктор Дьяков - Взорванная тишина (сборник)
– Да как вам… – больной словно собирался с силами. – Не то чтобы… Я просто не могу больше держать это в себе, оно как жжёт изнутри… Здесь меня вряд ли кто поймёт… Мне просто нужно чтобы меня выслушали, кто-нибудь с воли… но не простой человек. Вот я и решил, что лучше всего если это будет поп… извините, священник. Ведь все имеют право на исповедь, тем более умирающий.
– Да это так… Но почему вы считаете, что непременно умрёте. Всё в руках Божьих. Проникнетесь этой мыслью и не терзайте себя, – священник говорил так, что больной не мог не смотреть в его глаза… смотреть пристально, как бы пытаясь распознать – его просто успокаивают, или исповедник действительно является носителем какой-то высшей истины.
После паузы больной вздохнул и, словно уступая некоей воле извне произнёс:
– Да, пожалуй… всё… в руках… Я, наверное, начну… Можно?…
2
В Армию Николай ушёл в девяносто первом. Служил в ЗАБВО… Жуткий округ, особенно для таких как он «курортных» мальчиков. И там, в «диких степях Забайкалья», и по пути, пересекая Сибирь на поезде, в разношёрстной компании призывников… Он воочию убедился насколько неприглядна, бедна и не устроена Россия… к востоку от Волги. Призывники украинцы смеялись:
– Россия всегда голодала и будет голодать!
Призывники грузины смеялись:
– У нас сараи лучше чем здесь дома!
Мог бы посмеяться и Николай… Он родился и вырос на российском черноморском побережье, в маленьком курортном городишке. Пальмы, магнолии… виноград, мандарины, грецкие орехи, фундук, инжир… всё растёт, всё плодоносит, всё дёшево. Ну и конечно тёплое море. Всё это окружало его с рождения и казалось обычным, естественным. Он не мог знать, что почти вся остальная Россия живёт совсем в другом климате, и совсем по иному.
В Сибири Николай всё это ощутил в полной мере, осознал что такое дефицит продуктов питания, витаминов, понял почему летом в отпуска народ со всей страны стремится попасть к ним и в другие столь же тёплые места – они ехали греться, к солнцу, намёрзшись в одной седьмой части суши, самой холодной, где обитал человек. Его служба неофициально именовалась «через день на ремень»… Отслужив, и он ехал домой отогреться, отлежаться на пляже, наесться вволю фруктов, после двухлетнего концентратного питания. Служба заставила его искренне полюбить родные места. После сибирской «прививки», Николай уже не сомневался, что больше никогда их не покинет.
Однако шёл уже 1993 год. Пока Николай служил развалился, казавшийся великим и могучим Советский Союз. И когда он приехал… не узнал родного города. За это время на побережье хлынула и осела тьма разноплеменных беженцев и переселенцев. Впрочем, первые появились ещё после бакинских и сумгаитских погромов, спитакского землятресения. Армяне селились семьями у своих родственников, покупали дома, землю… Они были очень богаты, гораздо богаче местных русских. Та первая волна беженцев прошла относительно безболезненно, незаметно растворившись в массе куда более многочисленного местного славянского населения. Но с девяносто второго потоком пошли беженцы из-за пограничной реки Псоу, сначала абхазы, потом грузины… и опять армяне. Потом вообще началось не пойми что. Пользуясь ослаблением центральной власти на благодатные земли российского Причерноморья и Кубани устремились все кого сгоняли с насиженных мест: турки, курды, азербайджанцы… и опять армяне. Бежали и русские, бежали отовсюду из Закавказья, Средней Азии, Казахстана… Но купить дома на побережье им, как правило нищим, было не по карману. Следующие переселенческие волны уже не растворились в местном населении – переселенцев и беженцев стало слишком много, а многодетность их семейств привела к тому, что в школах и местах молодёжного досуга они стали преобладать, ощущать себя хозяевами положения.
Тем временем государственная курортная инфраструктура совсем развалилась. Отец и мать Николая, работавшие в санатории, остались без работы и жили огородом. Никуда не мог устроиться и он сам. Беженцы, в первую очередь армянские, благодаря родовой взаимовыручке и тому, что ещё в советские времена вкладывали деньги в не обесценивающееся золотые вещи, оказались самыми богатыми на побережье. Но в отличие от евреев они своё материальное превосходство не скрывали, а несдержанная молодёжь наоборот всячески выпячивала, нервируя обнищавших, не способных быстро приспособиться к переменам местных. Нагло, вызывающе вели себя и подростки, и дети, быстро сплачиваясь по этническому признаку.
Однажды мать Николая вместе с давнишней подружкой шла по улице, которую перегородила играющая компания армянских мальчишек среднего школьного возраста. Они шумели так, будто кроме них никого на свете не существует. Подруга сделала им замечание… Словно искра попала в сухую солому, мальчишки «вспыхнули» мгновенно. Под присказку: «Русская блядь, не ходи гулять», они забросали женщин камнями, а потом разбежались. Домой мать пришла, держась за разбитую голову. Взбешённый Николай хотел бежать искать тех мальчишек, ведь они наверняка жили неподалёку. Но деморализованные мать с отцом, буквально повиснув на нём, не пустили:
– Не ходи сынок… хуже будет… у них же братьев, родственников куча и денег мешки… Лучше уж потерпеть… а может и уехать куда-нибудь…
– Куда уехать?… Ведь мы здесь всю жизнь… ведь лучше наших в России мест нет, потому они и тут селятся! – кричал в ответ Николай.
Всё, что он наблюдал вокруг, вызывало бессильную злобу бывшего солдата. Агрессивные, деятельные пришельцы «делали погоду» едва ли не во всех сферах жизнедеятельности. На рынках доминировали азербайджанцы, за исключением мясного ряда, но и там не было ни одного славянина, мясом торговали только армяне. То что предлагали родители, продать дом и уехать, делали многие, покупателей-пришельцев оказалось более чем достаточно. Детско-подростковое хулиганство, острием направленное в первую очередь против женщин и молодёжи, уже давно опробовали на Кавказе и оно давало наилучшие результаты – русские продавали дома и бежали. Тут и ещё одни претенденты на черноморское побережье объявились. Эти, правда, предъявляли права не беспочвенно. Активисты адыгейского националистического движения требовали возвращения как раз того участка побережья, где располагался родной город Николая. Он, якобы принадлежал адыгам до кавказской войны 19 века, когда царские войска вытеснили их в горы…
От всего этого голова Николая шла кругом, нервы были на пределе. Его бесила трусливая пассивность соседей, по старой советской привычке надеющихся на власть. А власть… местные начальники сохраняли «олимпийское» спокойствие – пришельцы, как правило, строго настрого запрещали своей молодой поросли трогать родню и детей крупных гражданских и милицейских чиновников. Губернатор края, правда, с высокой трибуны заявил, что происходит тихое вытеснение русского населения с черноморского побережья… Но дальше слов дело не шло. Выходцы из Закавказья продолжали без лишней суеты скупать дома, землю, заселяться со своими многочисленными чадами и домочадцами. Там, откуда они бежали, где сараи были лучше, чем дома в России, жить после развала Союза стало очень тяжело… голодно, холодно, темно. Из России больше не шли потоком дешёвые газ, электричество, хлеб… взамен поставляемых втридорога цитрусовых. Железная дорога на Сухуми и дальше, по которой шёл основной поток этого «товарообмена», позволяющий «захребетным» республикам сытно и безбедно существовать в советское время… Эта дорога заросла травой и по ней уже не ходили поезда.
В такой «критический» момент Николай встретил своего бывшего одноклассника. Фёдор в школьные годы слыл первым хулиганом. Из школы его «вытурили» в восьмом. Потом он «загудел» на «малолетку» за какую-то кражу. Через два года вышел и снова сел уже во взрослую колонию. Пока Николай служил в Армии, Фёдор, что называется, служил в «других войсках». Бывшие одноклассники зашли в кафе заказали вина, разговорились. Вернее говорил в основном Николай. Он возмущался, стучал кулаком по столу, чуть не плача от негодования и бессилия… Федор не поддался его эмоциональному настрою. Он лишь посмеивался, а когда пришла пора расплачиваться остановил руку Николая, полезшим за последними рублями:
– Не надо… я угощаю.
Когда вышли из кафе, Фёдор уверенным голосом пожившего человека заявил:
– Вот что Коля, не хочешь бедным и больным жить, как все лохи, надо либо начальником, либо вором становиться, иначе бабки не сделать. Начальниками нам никак не стать, остаётся…
Фёдор предложил организовать кодлу и «трясти» богатых. Тогда в хмельной голове Николая сама собой возникла ассоциация – богатые, это в основном нерусские. И он рвался их бить, грабить, этих пришельцев, что обустраивались на его Родине «всерьёз и надолго». Николай с радостью принял предложение…
