Татьяна Булатова - Ох уж эта Люся
– Оставьте меня в покое! Отстаньте все от меня! – голосил он, переходя к нечленораздельному бормотанию. Потом речь становилась все более и более невнятной, застревала в подушке, и Володя затихал.
Эти истероидные припадки не были редкостью. Мало того, о них Зинаиду Васильевну предупреждали и знакомые наркологи, и сама Петрова, поэтому в тщательно скрываемых от сына тайниках Косоротовой всегда находилась волшебная таблеточка, например феназепама, прием которой облегчал трагические будни запертого в четырех стенах алкоголика.
Зинаида травила сына лекарствами из самых лучших побуждений – чтобы не мучился и чтобы не запил. А тот и мучился, и хотел выпить. Володя жаждал прежней свободы, рывком открывал форточку в комнате, чтобы ее почувствовать, нюхал воздух, судорожно сглатывал и тихо матерился. Казалось бы, ну что мешало? Открой дверь, шагни за порог – вот она, желанная воля, знакомый маршрут и родные лица! Мешала, оказывается, Петрова со своими сползавшими на нос очками.
Первой об этом догадалась Зинаида. И несказанно обрадовалась. Сначала. Косоротова ожила, перед ней забрезжили радужные перспективы – сложилась идиллическая картинка: за кухонным столом, накрытым скатертью, она, Володя и Люся. Петрова почему-то в белом халате. Видение преследовало Зинаиду Васильевну даже во сне. Ей снилось, что они хором стройно поют какую-то комсомольскую песню. Заводила, конечно, сама Косоротова, одетая в белую блузку и с перманентом на голове. Мелодия поднималась к потолку и красиво звучала тонкими переливами. В результате певица просыпалась от собственного свиста и долго таращилась в потолок, не понимая, куда исчезла музыка.
О своих счастливых снах Зинаида Васильевна сыну ничего не рассказывала, зато Петровой звонила на работу каждый день, словно проверяя, насколько прочно это пришедшее из снов счастье.
Беспокоиться мадам Косоротова начала гораздо позже. Когда заметила, что Володя тоже звонит Петровой на работу каждый день и с брутальной хрипотцой сообщает, что написал новое стихотворение и теперь готов отдать его на ее строгий суд.
Зинаида Васильевна призадумалась и заступила на вахту, подслушивая из кухни сыновий щебет в коридоре. Именно на своем боевом посту и услышала несчастная мать ужасное слово «Муза» и опечалилась не на шутку: «Ангел у нас уже был, Музы нам только и не хватало!»
Собирательный образ тихого семейного счастья рассыпался, как карточный домик. Постигшее Зинаиду разочарование моментально изменило зрительный ряд снов. Теперь в трио Косоротовы – Петрова наметилась явная диспропорция. Зинаида Васильевна сидела по одну сторону стола, Володя с Люсей – по другую. Между ними желтела несвежая, в пятнах, скатерть. Поменялся и музыкальный репертуар: теперь мелодия звучала трагическая и напоминала знаменитую симфонию Шостаковича. Косоротова просыпалась с испугом и лихорадочно вслушивалась в ночную тишину под громкий стук сердца.
Об этих снах встревоженная женщина тоже сыну сообщать не торопилась. Но и руки опускать было не в ее характере.
– Ты знаешь, сколько Людмиле Сергеевне лет? – как бы невзначай обращалась она к Володе.
– Сколько?
– Много.
– Много – это сколько? Сорок? Пятьдесят?
– Сорок, сынок – это немного. Тебе уже сорок.
– Какая разница, сколько ей лет?
– Никакой, – уходила от ответа наученная горьким опытом Зинаида Васильевна.
Она прекрасно помнила о своем участии в депортации Ангела из косоротовского жилища, помнила, что за этой процедурой последовало, и вообще дважды наступать на одни и те же грабли не собиралась. Она нуждалась в Петровой, с одной стороны, и жутко ревновала к ней же – с другой. Сложившаяся ситуация требовала осторожности: Косоротовой пришлось лгать и Люсе, и сыну. Петровой – о том, что Володя трезвый, а поэту-алкоголику – о том, что Муза его либо не приедет, либо приедет к тому моменту, когда время сотрет следы алкогольного опьянения на его одухотворенном лице.
Вранье множилось, жизнь усложнялась. Дело близилось к развязке, которая обещала иметь трагический характер.
– Зинаида Васильевна!
– Слушаю вас, Людмила Сергеевна, – светски отвечала Косоротова.
– Как Володя? Он трезвый?
– Абсолютно.
– Без срывов?
– Вашими стараниями, Людмила Сергеевна.
– Тогда я приеду – привезу книжки, они готовы.
– Может, это вам неудобно? Тогда в другой раз? – с надеждой переспрашивала завравшаяся интриганка.
– В другой раз мне, действительно, будет неудобно, – настаивала ни о чем не подозревавшая Люся. – Приеду сегодня.
– Мы вас жде-е-е-ем, – выпевала Косоротова.
– Ну, раз ждете – буду, – бравурно пообещала Петрова и повесила трубку.
Зинаида замерла над телефоном, лихорадочно соображая, что дальше. Володю час назад в дом втащили друзья, и он просто громко дышал в своей комнате, проваливаясь из яви в сон и выныривая обратно. Периодически поминал Петрову, но в каком контексте, Косоротовой было уже неважно. У Зинаиды Васильевны были дела и позначительнее. С одной стороны, факт запоя хотелось скрыть, чтобы Люся не утратила интерес к ее мальчику, потому что оказывала на него влияние (чем Зинаида неоднократно пользовалась, шантажируя Володю, что обязательно все расскажет Людмиле Сергеевне). С другой стороны – обнародовать, чтобы она, эта Людмила Сергеевна, провалилась в тартарары, навсегда исчезла из их жизни и отдала осиротевшей матери сына обратно: трезвого ли, пьяного ли, но обратно!
Не умея правильно определить приоритеты желаний, Косоротова решила положиться на случай: «Будь, что будет!»
Так и произошло: было то, что должно было быть.
– А где Володя? – разочарованно спросила Люся, встреченная Зинаидой Васильевной. – Привезла книжки, а автора-то и нет, – попыталась она шутить.
– А автор спит, – попыталась поддержать предложенный тон Косоротова.
– Сейчас?
– Сейчас. В такое неурочное время? Но будить не буду.
– Он что, пьяный? – добиралась до цели Петрова.
– Что вы, Людмила Сергеевна, просто ужасно болела голова, даже пришлось пить таблетку.
– А голова отчего болела? – дожимала сестра милосердия.
– Погода. Или усталость: ночами не спит, все время пишет, – не сдавался бывший член партии.
– Очень жаль – книжки передайте.
Петрова явно была разочарована. Еще пять минут назад она представляла себе Володино счастье и радовалась причастности к нему. Ожидания не оправдались.
– Так неловко, – демонстрировала дипломатические уловки Косоротова. – Может, чаю выпьете?
Не в Люсиной привычке было отказываться от жизненных благ, и она согласилась. Это был просчет Зинаиды Васильевны – не сумела отойти от традиционного сценария. Теперь все зависело от того, насколько крепок сон младенца.
Пользуясь моментом («Руки не хотите ли помыть, Людмила Сергеевна?»), Косоротова попыталась замести следы на случай, если Володя проснется: мол, с соседкой на кухне чай пили. Зинаида просто взяла Люсины туфли и заперла их в шкаф.
С чаепитиями в многострадальном доме всегда было неблагополучно – так и на этот раз. Невзирая на плотно закрытую дверь, Петрова почувствовала, что в квартире небезопасно. Это она определяла безошибочно, по-детски точно и чутко.
– Володя проснулся?
– Это вам показалось.
– Зинаида Васильевна, вы мне врете! Я чувствую. Он пьян?
– Что вы, Людмила Сергеевна, – не успела договорить Косоротова, как в кухню ввалилось то, что заочно было причислено к поэтическим гениям и чьи книги стопкой стояли в прихожей.
Петрова побледнела. Косоротова вскочила, но тут же уселась под властным сыновним взглядом:
– Чай пьете? – рыгнув, с пристрастием спросил Володя.
– Уже не пьем, – ответила бедная Люся.
– Чего так? Не с чем, что ли?
– Ну почему же не с чем? Просто пора, – тихо проговорила Петрова. – Пропусти меня, пожалуйста.
– А обмыть? – рвался в бой бывший спортсмен.
Люся с укоризной посмотрела в глаза дурно пахнувшему двухметровому поэту:
– Это без меня…
– Ну, проходи, – посторонился Косоротов, но, как только Петрова приблизилась к двери, резко качнулся и загородил собой весь проем.
– Пропусти меня…
– А я и не держу…
– Тогда пропусти…
Тихий голос, прямой взгляд, сползающие по влажной переносице очки – все то, что Володя воспевал в своих бесталанных стихах, вдруг стало причиной необузданного гнева.
– Сынок, – затрепетала Зинаида Васильевна. – Пропусти Людмилу Сергеевну.
– Я сказал: не держу! – зарычал Косоротов и качнулся уже в сторону матери.
Оценив ситуацию, как когда-то в детстве, Люся юркнула в проем и бросилась к выходу. Судорожно пытаясь нащупать ногами туфли, в темноте стянула с вешалки куртку.
Туфель не было. В прихожей обуви не было вообще. Сообразив, что Зинаида туфли убрала специально, пытаясь скрыть от Володи, что она в доме, Петрова с легкостью подбежала к двери прямо босиком, но выскочить не успела. Косоротов схватил ее за рукав и стал тянуть обратно в квартиру. Сражение в дверях обещало быть недолгим: перевес явно находился на стороне пьяного спортсмена.
