Наталья Симонова - Перепутаны наши следы (сборник)
– Да? – ядовито она переспрашивает. – А может, ему просто кто-то другой нравится, а не я?
– Ну… кто ж другой? – я смутилась. – Викусь, ну ты же не на меня намекаешь? Я тебе не соперница.
– А почем я знаю! Ты тут с ним живешь, видишь его чаще, возможностей больше… Откуда мне знать, может, ты его уже соблазнила в удобный момент? Совести у тебя, Алка, нет! Ведь знала, как он мне нравится, и все же отбила любимого мужчину! Вот такая она, значит, твоя дружба, да?
Я только блеяла в ответ, пытаясь прервать поток обвинений, и глаза выкатывала от ужаса. Наконец мне удалось перебить разъяренную Викуську:
– Да ты что! – закричала я шепотом, чтоб Валера не услышал. – Как подумать-то такое могла про меня!
– Вот могла, значит! – язвила злобно Викуся. – Могла вот!
– Да как такое возможно! – я прям задыхалась от возмущения. – Для меня то, что он тебе нравится – это всё! Табу! Если тебе нравится – значит, он твой! Точка! Я и смотреть в его сторону не буду, и помыслить о нем себе не позволю! Ну! Вик! Мы ж подруги! Опомнись…
Вика обиженно смотрела в сторону.
– Ладно, – сказала. – Пойду.
И входную дверь за собой закрыла. А я кинулась за ней на лестницу. Она ждала лифта, и даже спина ее выглядела ужасно оскорбленной. Я принялась в эту спину ее уговаривать. Зачастила словами, сказала, что теперь уж всякой минутой воспользуюсь, буду ее все время Валере расхваливать, потому что он же, может, и не знает толком, какая она замечательная, и потому боится ее. А как узнает, тогда уж…
Она повернулась ко мне и говорит:
– Ну давай. Только смотри, не забывай, что мы подруги, когда хвалить будешь. Лишнего не скажи… – И с тем уехала. А я вернулась домой, ругая себя за подлую бездеятельность, за неоказание помощи Викусе и клятвенно себе обещая, что теперь-то уж сил не пожалею, а так ему ее расхвалю, что обязательно сведу их вместе.
И на другой же день уже с утра начала свою атаку на Валерино сердце в интересах подружки. Держалась с ним еще отстраненнее, еще холоднее. Зато не переставая болтала о Викиных достоинствах. Он даже спросил меня удивленно:
– Что это тебя сегодня так на Вике переклинило?
Я насупилась.
– А тебе что же, подруга моя не нравится?
– Почему? – он удивился. – Нравится. Раз она твоя подруга.
– А при чем здесь – моя, не моя? – уточнила я неприветливо.
Он постоял, пожал плечами и ушел к себе.
Вечером Викуся притащилась. Виноватая такая.
– Прости, – говорит, – погорячилась вчера. Просто обидно как-то… Ну что? Хвалила меня? Что он сказал?
– Сказал, ты ему нравишься… – я промямлила.
– Ну да! – обрадовалась Вика моя. – А что он конкретно сказал, ты подробности давай!
– Да не было никаких подробностей. Я тебя хвалила. Он спросил, почему все время про тебя говорю. Я спросила: что, мол, тебе Вика не нравится? Он сказал: нравится. Вот и все.
– И все? – Вика уставилась на меня как на убийцу всех своих надежд. – А что конкретно ты говорила? – рявкнула она, вцепившись в мою кофту.
Я высвободилась из ее тисков.
– Что ты веселая, говорила, что хорошая подруга, что красивая, что всем нравишься…
– А про Сашку что? – перебила она подозрительно, опасаясь, что что-нибудь в моем рассказе о ее бывшем муже могло ее скомпрометировать.
– Про Сашку вообще ничего.
– Так, – задумалась она. – А почему же он тогда спросил, зачем ты про меня говоришь? А? Почему?
– Не знаю. Спросил.
– А потом что?
– Ничего. Я спросила. Он сказал: нравится. И ушел.
– Так, – кивнула подруга. – Пойдем его вызывать.
– Может, не будем сегодня? – заскулила я. – Может, подождем, подумаем еще, как к нему подъехать?
– Слушай, – она прищурилась, – а может, ты сама все-таки на него глаз положила?!
– Ладно, – я сдалась, – пойдем. Только ты больше помалкивай. Вот чую я, боится он твоего напора.
– Не учи мастера, детка! – небрежно отбила Викуська и первой ринулась к Валеркиной комнате.
– Вале-ера! – забарабанила в дверь. – Вале-ер! Выйди! Ты нам нужен!
Он вышел, поздоровался, смотрел как-то хмуро, на себя не похоже.
– Валерочка-а, – запела Викуся. – Посиди с нами. Скоро День всех влюбленных. Давайте отметим.
– Так День влюбленных четырнадцатого, – возразил сосед. – А сегодня шестое. Успеем еще отметить.
– Валер, – она не унималась, – а ты занят, что ли? Ну посиди. Куда мы без тебя?
Он взглянул на меня. Я потупилась. Стояла молча рядом, как Викуськин оруженосец. Мне было очень не по себе. Наши с Викой подходцы и приставания к жильцу, по-моему, выглядели уже явным нахальством, а сами мы с ней – смешными стареющими кокетками, нелепыми в своих притязаниях.
– Ну какой разговор, девушки! – вдруг великодушно воскликнул Валера, приобнимая нас. – Мне очень лестно ваше приглашение.
И расположились мы снова втроем на кухне, и опять Вика принялась ухаживать за ним. Так вот и крутится возле, и того предложит, и этого, и давайте, говорит, танцы устроим, чтобы после ужина размяться, и давайте, говорит, в жмурки поиграем – для смеху…
А Валера – вот что ему только в голову взбрело, позлить он, что ли, ее хотел? – принялся вдруг открыто и явно ухаживать за мной. Она ему салатику – а он: Аллочка, салатик будешь? Она ему – потанцуем? А он – Аллочка, ты потанцуешь со мной? Боже мой, я просто не знала, куда деваться! В панике головой крутила – то на шутника этого, прости господи, то на подружку мою. Она сначала словно не замечала ничего, веселая такая была… Только чувствую – кураж теряет. И вдруг вскочила, крикнула:
– Спасибо за вечер, Аллочка! – и кинулась в прихожую собираться.
Я, естественно, за ней. А она кричит мне:
– Я так и знала, что ты спишь с ним! А говорила – он мой! Дрянь ты после этого!
Вика так спешила покинуть меня, что не стала ни лифта ждать, ни застегиваться, а убежала, вся расхристанная, по лестнице, да так быстро, что я, роняя тапки, чуть не разбилась на первом же пролете, пустившись за ней вдогонку и пытаясь развить ту же скорость. Мой звонок она сбросила, а потом и вовсе отключила телефон.
Я вернулась в квартиру. Валера стоял в коридоре, вид у него был растерянный.
– Слава богу! – сказал. – А то помчалась раздетая, да в шлепанцах, да бегом. Так и ногу сломать недолго. А заодно и воспаление легких подхватить.
– Ох и зануда же ты, оказывается, – набросилась я на него. – Почему Вику не пригласил? Это она хотела танцевать, а не я!
– А я хотел потанцевать с тобой, а не с Викой, – возразил он, по-видимому нисколько не раскаиваясь.
Я опустила голову и села на стульчик в кухне. Мне не хотелось ругаться с Валерой. Действительно, ничего плохого он не сделал. А то, что хотел танцевать именно со мной – на самом деле мне это было очень приятно. Но вон ведь как теперь получилось с Викусей! А она ж подруга моя! Не должно быть так, чтобы из-за вполне случайного мужчины мы с подругой рассорились, у нас же дружба с незапамятных времен!
– Ал, – он сел рядом, посмотрел на меня искоса. – Ну не сердись. Сама подумай – почему я должен делать то, что хочет Вика?
– Да ты просто не знаешь, какая она хорошая! – с жаром сообщила я.
– Не знаю. Но верю тебе. И что из этого следует?
– Следует, что она и достойна самого хорошего! – здорово нашлась я, хотя вопрос был не из легких.
– Так я не спорю! Пусть Вика достойна только хорошего, я не против. Но разве меня это к чему-то обязывает?
– Знаешь, как она мне всю жизнь помогает? Как она поддерживала меня, когда Мишка от меня ушел… – уклонилась я от ответа.
– Молодец, хорошая подруга, – согласился Валера. – А ты ее поддерживала? – спросил.
– Конечно! – воскликнула я.
– Молодец, – кивнул он, – один-один. Вот видишь, счет сравнялся. И я тебя опять спрашиваю: разве меня к чему-то обязывают заслуги Вики?
– Ну, не то чтобы обязывают… Просто ты же сам говорил, что она тебе нравится.
– Я? Когда?!
– Тогда! Когда я тебя спрашивала. Я спросила: тебе моя подруга не нравится? Ты сказал: нравится.
– Ну да. Раз она твоя подруга. Почему она должна мне не нравиться?
– Она очень, очень хорошая! – опять тупо воскликнула я, словно меня заклинило и ни одной конкретной добродетели моей любимой Вики я не могу назвать.
– Замечательно. Но, согласись, хороших много. А выбираем мы всегда одного человека, если ты об этом, конечно.
– Но она особенная! Самая лучшая! Она веселая, бойкая, красивая! Разве ты сам не видишь?
Он вздохнул.
– Ал, ну это же все очень индивидуально… На мой вкус ты гораздо красивее. А про бойкость ее я вообще отдельное мнение имею: ну не по душе мне, когда женщина так откровенно проявляет инициативу в отношениях, понимаешь?
Все это он говорил таким как бы успокаивающим тоном, а я – вот дура же! – краснела от удовольствия, вместо того чтобы возмущаться его дурацкими отзывами о моей подружке. Очень уж мне понравилось, что он меня красивой назвал. Вообще я млела от его мужского спокойствия и уверенности, которые он все время излучал во время этого разговора. Сама-то была на грани истерики. И все, что говорила и делала, было каким-то глупым, по-детски эмоциональным. А все, что он говорил, казалось взвешенным и убедительным.
