Наталья Нестерова - Манекен (сборник)
– Изольду отобрал у мальчишек Володька, сломал и выбросил на помойку, – сообщила я родителям. – Боялся, что они напугают Люсю, которая беременная.
Всякий раз, когда заходила речь о беременности, зачатии детей, мама и папа смущались и старались переключиться на другую тему. Это наводило меня на мысль, что родители плохо разбираются в данных вопросах.
– Помнишь, – спросила я папу, – ты мне рассказывал про закон сохранения массы?
– Помню, – улыбнулся папа и рано расслабился.
– Если в одном месте уменьшается, то в другом прибавляется? – уточнила я.
– Примерно так.
Мама по-прежнему смотрела на меня подозрительно, ее так просто не проведешь.
– Если у Люси растет живот, – продолжила я, – то что уменьшается у Володьки? Его и так соплей перешибешь.
Мама возмущенно ахнула.
– Это тетя Поля сказала, – поспешила уточнить я.
– Сколько раз тебе повторять? Не все, что говорят взрослые, следует произносить детям! – нахмурилась мама.
– А почему? – вредно спросила я. – И вообще! У нас учебник и предмет называются «Родная речь», а в старших классах «Русский язык». Какая между ними разница?
– Давайте вернемся к закону сохранения массы, – предложил папа. – Этот закон – частный случай закона сохранения энергии…
– Электричества? – удивилась я. – Мне подружки рассказывали, как детей делают. Такие глупости! Но никто не заикался, что для этого надо к розетке подключаться.
– Забудь про электричество и розетки, – начал терять терпение папа и заговорил непонятно: – Энергия – это физическая величина, единая мера различных форм движения материи и перехода движения материи из одних форм в другие…
Пряча улыбку, мама встала и ушла на кухню готовить ужин. Папа всегда хотел, чтобы я была умной девочкой. С точки зрения взрослых, умность ребенка почему-то определяется суммой недетских знаний.
За стеклом
Многие женщины делят свою жизнь на «до» и «после»: до замужества и после, до рождения ребенка и после, до развода и после. А наши бабушки привычно и упорно рубили эпоху на до и после войны.
Сейчас речь не о бабушках, а о Марине. Точнее – Марине Петровне Абрамовой, сорока пяти лет, незамужней, лицом невыдающейся, но приятной, нрава в меру бойкого и в оставшуюся меру покладистого.
Ее жизнь делится на периоды «с» и «после»: с мужчинами, то есть любовью, и после мужчин, без любовей. Какой из периодов наиболее счастливый, сомнений у нее нет.
Марина с детства росла и развивалась правильно, поэтому в шестнадцать лет страстно влюбилась. Объектом ее первой разделенной любви был не тихий спокойный парень, а местный плейбой и сердцеед. Романтический угар длился три месяца, потом милый пропал, не приходил, не звонил. Подружки донесли – с другой на танцах обнимается. Марина бросилась выяснять отношения. Он прямо сказал: «Ты, Маришка, не обижайся, но мне с одной девушкой долго не интересно. Я хочу с разными попробовать: с блондинками и брюнетками, с худышками и толстушками. Такой я, понимаешь, человек, мне количество подавай».
Итак, он отправился ставить количественные рекорды, а Марина домой – травиться. До сих пор ее прошибает холодный пот от мысли, что затея могла осуществиться частично или полностью. Не увидеть последующую жизнь или, глотнув кислоты, превратиться в инвалида? Жуть! Судьба ее уберегла.
Бутылки в кладовке она перепутала и вместо кислоты хлебнула медицинского спирта. Тоже неприятно, но не смертельно. Родители обнаружили дочь пьяную и безумную, сотрясаемую спазмами рвоты, отвезли в больницу.
Пищевод Маринка все-таки сожгла, долго питалась исключительно жидкими кашками и протертыми супами. Экзамены в институт завалила. Во дворе соседки показывали на нее пальцем и шептались за спиной. Таков был итог ее первой романтической любви.
Через год, вспоминая о попытке самоубийства, иначе как дурой Марина себя не называла. А объект пламенной страсти казался ей уже не идолом, а предметом многоразового пользования, вроде велосипеда в прокате.
Но Марина стала панически бояться дамских угодников и жуиров. Неверность считала самым страшным мужским грехом. В двадцать пять вышла замуж за Юру, по страстной любви. Ловеласом он не был, только кровопийцей. В молодости его вампирские наклонности были не очень заметны – так, семечки, побеги. Однако постепенно они пошли в рост, одеревенели, зацвели пышным цветом. А деваться было некуда – маленькие дочь, сын, безденежье.
Пятнадцать лет ее брака – это сплошной мрак и саморазрушение. Подруги и родные Марину не понимали, с жиру бесится, считали. Подумаешь, муж – зануда, но ведь не изменяет, каждую копейку тащит в дом. Все правильно! И невыносимо! Назвать Юру пессимистом – значит похвалить. Нет, он был настоящим кровопийцей, день за днем высасывающим из тебя радость, душевные силы и уверенность. Он видел мир в черном цвете. Прочие оттенки отсутствовали, только варианты траурного колера, о чем супруг считал нужным постоянно заявлять. Смотрит телевизор и комментирует: дикторша уродина, политик идиот, артисты бездарные. Статьи в газетах пишут недоумки, на работе сплошь карьеристы и проходимцы. Начальство тупое, друзья все неудачники, родственники попрошайки.
Марина и дети из общей картины мира не выпадали. Все они делали плохо и неправильно. С утра до вечера на Марину сыпались упреки, произносимые с усталой интонацией. В котлетах лук порезан крупно, сувенирные доски на кухне развешаны аляповато, новое платье некрасивое, а прическа нелепая. Если она забывала ватный тампон, которым смывала косметику, то муж брал его двумя пальцами и приносил на показ – вот, ты оставила! С детьми постоянно вспыхивали скандалы по причине их «страшных» преступлений – не скручивают с конца тюбик зубной пасты, за собой не выключают свет, утром, а не вечером собирают школьные ранцы.
Когда случались у Марины маленькие трагедии на работе или она подхватывала простуду, то получала не сочувствие и утешение, а подробный анализ ее предыдущих опрометчивых поступков, которые привели к печальным последствиям.
Марина пыталась бороться, то есть втолковать, объяснить мужу: нельзя только ругать и упрекать, надо хоть иногда похвалить. Однажды составила список его замечаний за день. Юра упрек – она тайком записывает. Два листа исписала, вечером ему показала. «А что здесь неправильно, несправедливо?» – удивился Юра.
Это были мелочи. Но когда их десятки, сотни, тысячи, начинаешь сходить с ума, что с Мариной едва не случилось. Она отчаялась угодить, подстроиться, доказать. Ее психика совершенно разболталась. На каждое замечание уже реагировала истерическим плачем, в руках появилась дрожь, а в голове поселилась аварийная сирена. Словом, прямая дорога ей была в клинику неврозов, где Марина и оказалась.
Запущенную и застарелую депрессию, переходящую в психоз, врачевали больше месяца. Вышла из больницы Марина с твердым решением разводиться. Юра, когда узнал о ее намерении, страшно оскорбился. И озвучил триста двадцать пять Маринкиных недостатков. Она понимала – если хоть один примет всерьез, начнет переживать, снова окажется в пропасти безумия.
Поэтому Марина блефовала, весело огорошив мужа:
– Это все мелочи! Главные мои пороки для тебя остались тайной.
Юра онемел от такой «откровенности». А Марина пошла на запрещенный прием, сына и дочь привлекла:
– Вы хотите, чтобы папа с нами жил? Или отдельно лучше?
– Как ты, мама, скажешь, – потупили взор дети.
– Все понял? – спросила Марина мужа.
Потом дети помирились с отцом. Приходящий воскресный папа нравился им куда больше, чем постоянно проживающий и занудствующий. Не раз Марине признавались: «Мама, а ведь хорошо, весело мы сейчас живем!»
Юра женился на какой-то тридцатисемилетней девушке. Марина ее жалела. Общим знакомым говорила: «Когда девушке станет лихо, пусть не печалится, у меня есть телефон хорошего психиатра». Друзья решили, что Марина бешено ревнует.
После развода Маринка дважды слегка влюблялась. Первый роман был служебным и платоническим, поклоннику за семьдесят перевалило. Второй роман курортный, страстный и короткий, – со жгучим молодым брюнетом. На память от первого романа у Марины остались трогательные неумелые стихи. После второго романа она лечилась от грибкового заболевания, передающегося половым путем.
На очередном дне рождения, получая поздравления и слушая традиционные пожелания про счастье в личной жизни, Маринка вдруг поняла, что «личной жизни» (читай: найти мужчину) ей не особо хочется. Конечно, от идеального спутника она бы не отказалась. Чтобы не пил, хорошо зарабатывал, не злобствовал и не зудел, был добрым и остоумным. Но всех идеальных давно разобрали, для надежности посадили в крепость и охрану выставили. Полуидеальные и идеальные на четверть тоже на дороге не валяются. Все, что осталось, – третий сорт, а то и вовсе пересортица бракованная. Спасибо, не надо!
