Вера Заведеева - Быть может…
Они склонились над кроваткой, разглядывая результат своего совместного труда.
– Как ты думаешь, каким он вырастет? – спросила она мужа.
– Ну конечно, способным. Технарем, как я. И таким же красивым, как ты, – реверанс в ее сторону.
– Я не об этом. Будет ли он нас любить… совсем стареньких? Не станет ли… поколачивать? С нетерпением ждать, когда мы того… уйдем в мир иной?.. Чтобы освободить… жилплощадь?
– Да ты что?! Посмотри, какие у него пухлые губки! Прямо как у моей матушки. Люди с такими губками не бывают злыми, не бойся, – сказал он, прижимая ее к себе.
* * *Малыш действительно вырос и способным, и человечным.
А Кире еще не раз довелось в своей жизни испытать что-то вроде «Перехода через Альпы», когда в трудный момент никого рядом или одни любопытные – и нужно действовать быстро:
Внезапно потерявшая сознание пожилая женщина, которая шла за ней по темной улице в двенадцатом часу ночи. Диабет. И всего-то понадобился кусочек сахара, припасенный у нее в сумке.
Мальчишка-подросток, ровесник ее сына, выскочивший из-за автобуса прямо под колеса встречной машины около ее работы. Она села с ним рядом прямо на асфальт и держала его голову на коленях, стараясь успокоить и выяснить номер телефона родителей, пока он был в сознании. Хорошо, что успел прибежать старший брат до приезда «Скорой», которая явно не торопилась, хотя до ЦИТО – рукой подать.
Молодой нетрезвый парень, решивший замерзнуть в сугробе назло жене на том же бульваре; возвращавшаяся с работы Кира случайно заметила в темноте одиноко торчавшую из снега руку в черной перчатке. Подействовал только один довод: «А как же твоя мать это переживет?»
Сосед, повесившийся в собственной квартире, – и барабанный стук в Кирину дверь. Тогда Кире с трудом удалось его кое-как откачать (пригодились занятия в сандружине на ее предприятии), но жена парня отказалась от «Скорой»: «Выпимши он, еще заберут…» Спустя полмесяца, в день своего тридцатилетия, совпавшего с Днем защиты детей, сосед, отец двухмесячной дочки, повторил свой «подвиг». И опять в Кирину дверь барабанили среди ночи. На этот раз они вместе с мужем пытались вернуть его с того света до приезда «Скорой», которую Кире пришлось вызывать самой вопреки протестам жены, отсиживавшейся, как и в первый раз, все это время на кухне.
Здоровый дядька, упавший ей прямо под ноги около ее собственного дома; найти исправный телефон на улице и вызвать «Скорую» в то время – проблема, дождаться ее и объяснить, почему ты не знаешь его имени-фамилии и прочее – еще большая проблема.
И тот искалеченный парнишка, которого врачи выхаживали полгода: Кира случайно увидела ранним утром из окна своей квартиры на двенадцатом этаже в скверике напротив лежащего в неестественной позе человека; начало 90-х – избитого до полусмерти десятиклассника, пришедшего в гости к приятелю, выбросили умирать в тени деревьев на обледеневшей земле…
И много еще чего было.
За что ей все это? Может, судьба напоминает ей таким образом о неоплаченных долгах?
Привычно спрашивая на улице растерянных стариков и детей, не нужно ли им чем помочь, Кира, теперь уже и сама пожилая женщина, невольно думает: «Может, и мне кто протянет руку, когда упаду?».
Москва, октябрь 2014 г.По долинам и по взгорьям…
Ну кто придумал устраивать собрания после работы? Да еще для прослушивания «политинформации», которую заместитель начальника их главка будет читать по бумажке битый час, бубня себе под нос. Есть же газеты! Кто хочет – читает, кто не хочет, довольствуется вполне достоверным «сарафанным радио» или «вражьими голосами». 1984 год. Все придерживаются принятых правил игры: в «речах» – одно, на языках – другое, а в головах – совсем противоположное.
Никто вслух вопросов докладчику не задает, только мысленно: «Когда ты, наконец, заткнешься, рожа гебешная?!» Особенно смешно слушать его «покаянные» призывы: «Да, права наша Партия, распустились мы все в последние годы, дисциплины – никакой, да и работаем спустя рукава». Вот гад блатной! Он-то когда работал? Из-за границы не вылезал, проходимец, и в главке толку от него – экстерьер один, а внутри пусто. Вот из-за таких, которые «спустя рукава» руководят сельским хозяйством огромной страны, она, эта самая страна, скоро зубы положит на полку за ненадобностью.
Попадая правдами и неправдами «с мест» в центральный аппарат министерства, начальники, даже самые никчемные, начинали не с преодоления застойной мертвечины на новом участке работы, о которой верещали с высоких трибун, а с благоустройства своих кабинетов, где еще не выветрился дух прежнего хозяина. Все кардинально перестраивалось под вкус очередного местоблюстителя, менялись мебель, оснащение «комнаты отдыха» и секретариат (каждый прибывал на новое место службы со своим «самоваром»). Параллельно шел подбор квартиры в зависимости от кругозора: народ из глухомани требовал жилье только в доме на улице Горького, более цивилизованная публика предпочитала Кутузовский (ведь там жил сам Брежнев!) или, на худой конец, ближний Юго-Запад. Не забывали и о госдачах, которые вскоре чудесным образом становились их собственными.
Отдельная песня – семья: испокон веку на Руси водится: «Ну как не порадеть родному человечку!» Для жен и родни – «теплые местечки», для детей – места в престижных вузах. И пайки – из сотой секции ГУМа и других малоприметных подъездов. А остальной народ (даже министерские рабочие лошадки) – пусть живет, как хочет!
Эти злобные мысли разбередили ей душу. А молока сегодня из-за этого чертова собрания уже не купить. И масло дома тоже, кажется, кончилось… Ой, что-то народ зашевелился, зашуршал, зашаркал по паркету, незаметно подползая к выходу. И – с низкого старта в гардероб.
На улице уже стемнело. Конечно, зимой в половине восьмого – уже ночь. Но Садовое Кольцо грохотало не меньше, чем днем. В их огромном кабинете, где полтора десятка сотрудников без конца названивали на разные голоса во все концы страны, невозможно было открыть окно: люди не слышали сами себя. Хорошо, что от министерства до «Лермонтовской» не больше семи минут ходу. В сапогах на высоких каблуках и шубе много не походишь.
Каких-то лишних полтора часа – и нарушается давно установленный порядок: в это время уже пора «метать на стол» и кормить семью, а она только входит в метро. Муж в командировке, ребенок один, похватает куски из холодильника и будет ждать маму с работы. Хоть бы вчерашние котлеты разогреть догадался!
В вагоне малолюдно. Основная масса министерского народа (на этом пятачке целых четыре министерства) уже схлынула. Вот и пересадка на фиолетовую линию. Ехать почти полчаса, можно и почитать. В «Новом мире», до которого руки доходили только в дороге, интересная новинка Ильи Штемлера «Универмаг». Что-то совсем свежее, хотя и про нашу «застойно-застольную» жизнь. Хорошо, что освободилось местечко и можно погрузиться в перипетии романа, пристроив журнал на сумке с продуктами. Сидевший напротив пожилой, но еще вполне молодцеватый мужчина улыбнулся ей и игриво подмигнул. «Вот старый дает, – подумалось ей. – Хотя… не такой уж старый, и глаз горит…»
Внезапно вагон сильно дернулся. Что-то заскрипело и завизжало. Стоявшие пассажиры попадали. Тишина. Поезд остановился в туннеле. Никаких объявлений. Такое происходило впервые.
Конечно, не сталинские времена, машиниста не расстреляют. Но все же что это? Погас свет. И вскоре стало как-то совсем не по себе: то ли душно, то ли чем-то пахнет, непонятно. Люди завозились, завздыхали. Кто-то стал усаживаться на пол, подстелив газету. Оказалось, внизу легче дышать. Прислонившийся к двери пассажир вдруг отскочил: они стали разъезжаться, обнажая зев черного туннеля с протянутыми вдоль него толстыми кабелями и тусклыми лампами. Ни начала, ни конца туннеля не было видно. Вероятно, они застряли где-то в середине перегона. Прошло уже больше получаса. Через вагон пробежал озабоченный машинист, отмахиваясь от недоумевающих пассажиров.
Наконец кое-где включилось слабое аварийное освещение, и тотчас раздался надтреснутый голос: «Граждане, не волнуйтесь, состав сошел с рельсов, но все хорошо. По радио вызвали ремонтников, они скоро прибудут, и мы поедем дальше». Уже почти час, как люди томятся в душных вагонах глубоко под землей. Хорошо хоть детей немного, время-то позднее для них – почти девять часов вечера.
Вдруг показалось, что под ногами вроде как качается и откуда-то доносится нарастающий гул. Это в соседних вагонах началась паника: люди стремились выбраться на волю (идиоты! там же контактный рельс!), раздирали двери и пытались высадить стекла. Через двери между вагонами было видно, как в них метались пассажиры. Жутко завыли женщины.
– Та-ак! – раздалось вдруг со стороны противоположных сидений. – Скоро кончится программа «Время», и пустят очередную серию детектива. А ну-ка, отгадайте, кто из тех двоих шпион?
