Людмила Петрушевская - Санаториум (сборник)
ОНА. Да. У нас странное обстоятельство, русское – народные песни, оперы, церковная музыка – русским не интересно. Хоры исчезли, самодеятельные оперы тоже. Мы не любим петь свое. Татары да, грузины, армяне, все национальности, как соберутся, так поют. У них в деревнях многие живут.
ОН. Я далек от этих проблем. Сейчас опять приближаются выборы, уже на новой кафедре. Семь лет прошло. Я стал очень осторожен, сам себе аккомпанирую и в одиночестве пою.
ОНА. Спойте. (Поет: «Я люблю вас».) А вы никогда здесь не поете?
ОН. Я пою.
ОНА. Да, раскрытое пианино.
ОН. Не обращайте внимания.
ОНА. Я много вижу людей и знаю много случаев, когда люди скрывают свой голос.
ОН. О, это не страшно.
ОНА. А он из них рвется.
ОН. Это не так интересно.
ОНА. А что вы преподаете здесь?
ОН. Политологию Китая.
ОНА. А откуда у вас русский язык?
ОН. Бабушки-дедушки. Но мой язык не особенно хороший.
ОНА. Вы сохранили его, это важно.
ОН. Мой дедушка пел в Париже.
ОНА. Да?
ОН. В ресторане, в хоре балалаечников.
ОНА. Какие судьбы, какие судьбы…
ОН. А прабабушка, его мама, родилась в Китае.
ОНА. Китаянка?
ОН. Нет, русская тоже.
ОНА. Отсюда ваш китайский язык?
ОН. Нет, интерес к Китаю. Она не знала китайского.
ОНА. Вообще, политология Китая – это так сложно…
ОН. Ну…
ОНА. Я не спрашиваю.
ОН. Это профессия. Синология у нас процветает. Большая кафедра.
ОНА. Мне нравятся древние китайские волшебные романы. Лисы, оборотни, разрушенные храмы.
ОН. Да.
ОНА. Их музыку я не понимаю.
ОН. Современная музыка опирается на китайскую систему гармонии.
ОНА. Я не специалист.
Пауза.
Спасибо вам за вчерашний ужин в ресторане, очень милые люди.
ОН. Да, очень.
Пауза.
ОНА. Какие красивые места!
ОН. Новая Англия.
ОНА. Значит, у Ольги пропал голос?
ОН. Она здесь никогда не пела.
ОНА. Вообще никогда? И никто ее не приглашал?
ОН. Она здесь была никому не известна. Здесь совершенно другая культура.
ОНА. Что же, это правда.
ОН. Мы давно в разводе, но у нас прекрасные отношения. Пишем друг другу.
ОНА. Вот это хорошо. Я знаю, что здесь люди не делают трагедию из разводов. Разошлись, и все.
ОН. Да нет, это не очень сложно.
ОНА. А детей нет?
ОН. Слава Богу, что нет. Ой, это очень осложнило бы ситуацию.
ОНА. Да, да, я понимаю. Моя дочь уже взрослый человек, работает в штаб-квартире в Женеве, мы встречаемся с ней на Рождество.
ОН. В моем случае это было бы очень трудно.
ОНА. Я очень люблю моих внуков, но я их не ращу.
ОН. Я даже представить себе не могу.
ОНА. Я не завишу ни от кого в данном случае, и моя дочь тоже. Ее зовут, кстати, тоже Ольга.
ОН. Распространенное имя.
ОНА. Мое любимое имя, Оленька.
ОН. Посмотрите, какая каменная церковь.
ОНА. Красивая. Здесь вообще с архитектурой все обстоит хорошо: дома выглядят как новенькие, только тут, в деревнях, встречаются развалюхи, но двухэтажные, большие развалюхи.
ОН. Это самый деревенский штат. (Поет: «Я люблю вас, Ольга».)
ОНА. Я помню вашу жену молоденькой, красивой…
ОН. У моей жены был муж Василий.
ОНА. Василий, да. Он писал для нее музыку. Это была известная пара. Потом он ее покинул.
ОН. Они не были официально женаты.
ОНА. Да. Я помню. Я помню, она перестала мелькать по телевизору, два-три старых клипа, и всё.
ОН. Да, это было за три года до того, как я ее увез.
ОНА. Говорили, что она выглядела раздавленной.
ОН. Но это же просто: он был крестным отцом целой системы, это хороший композитор, но есть композиторы и много лучше. Однако именно его песни шли всегда на ти ви и по радио. На него работала целая команда. После Ольги он занялся, кстати, американкой, ему было важно плавать в наших водах.
ОНА. Понятно.
ОН. Здесь он не особенно прогремел, хотя все было сделано для этого: преследование русских властей, которые были якобы против его женитьбы на американке, хотя там простые формальности и установлены довольно длинные сроки, но он выжал из этого максимум рекламы и в результате их свадьба была показана по CBN. То есть хеппи-энд, наша звезда наконец женилась на русском Васе. Она, правда, уже не звезда, но это дало возможность ей какое-то время еще продержаться на поверхности, они объездили с концертами десять штатов, он писал ей музыку, но плохую. Она ее плохо пела.
ОНА. У вашей Ольги был хороший репертуар.
ОН. У Ольги неплохой, но она как певица была выше своего репертуара.
ОНА. Пожалуй, да, но ее песни пели даже дети, она была очень популярна. Простая музыка нужна людям, чтобы запоминать.
ОН. Ваши песни трудно запомнить.
ОНА. Это хорошо, что вы поняли. Мои песни – старинные песни, тогда важно было именно трудное пение, оно выделяло певца среди других. Другие пели что попроще, а певец мог знать сто старинных песен, его везде приглашали именно петь то, что невозможно было запомнить, понимаете? Трудное и непонятное вечно, а простое уходит быстро.
ОН. Я никогда не слышал ваших песен у других исполнителей.
ОНА. Разумеется.
ОН. Иногда я думаю, что вы пишете их сами.
ОНА. Ой, что вы, спасибо, что вы. Давайте лучше споем вместе.
ОН. Что вы, я не хочу.
ОНА. Я вижу. Давайте.
ОН. Не искушай!
ОНА. Не искушай!
Хорошо поют.
Как смешно, едем в машине по Америке и поем «Не искушай меня без нужды».
ОН. Ольга никогда не пела здесь.
ОНА. Она и там, дома, больше не поет. И никто уже не задает вопросов: что, у нее пропал голос или она просто так хочет? Кстати, вы могли бы петь Ленского.
ОН. Ну… как-то уже другая профессия.
ОНА. Я все думаю, какое несоответствие все-таки было. Ольга с ее прекрасным голосом могла бы быть мировой знаменитостью, а молчит. А Василий с его маленькими способностями действительно зарабатывает здесь немалые деньги, написал три рок-оперы.
ОН. Кстати, он мог бы что-то сделать здесь и для Ольги, но не сделал ничего.
ОНА. Вы знаете, у нас есть одна интересная… сложившаяся традиция: выходя замуж, невеста дает жениху деньги, так называемое «приданое». На Востоке муж покупает жену, а у нас жена покупает мужа. Так было до революции, но эта психология осталась и сейчас. Самое интересное качество в женщине – это ее так называемая финансовая независимость, то есть способна ли она жить, не беря у мужа денег, а давая ему их.
Он (смеется). В Китае тоже жена платит за женитьбу.
ОНА. С этой точки зрения ваша Ольга была неинтересна Василию.
ОН. Да, да, и это понятно. Я ее привез, истратив кучу денег, сюда, работать она не хотела, да и где? Преподавателей русского хватает и среди американцев, образование у нее – музыкальная школа, учить музыке она не могла и не хотела. Мои друзья были шокированы моей женитьбой, они перестали ходить к нам, я вынужден был с ними встречаться без нее… Она все время была одна, даже позвонить в Москву матери и то стеснялась, когда после первого месяца пришел счет за телефон.
ОНА. Да, я думаю, было много проблем у вас с ней. Вы два очень красивых человека, а это не основа для семьи. У каждого из вас было множество других возможностей.
ОН. Нет, она никуда не ходила и никому не звонила. К пианино она не прикасалась. Она плакала. Я повел ее к врачу, врач дал ей лекарства. Она даже лежала в больнице, у нас маленькая больница, но там имеются палаты для психически больных…
ОНА. Я ничего не спрашиваю, я вижу, это для вас тяжелая тема, и давайте поговорим о другом.
ОН. Расскажите мне о вашей жизни.
ОНА. Ну что, Ольгу я воспитывала одна, мама мне помогала… Я родила ее в шестнадцать лет, а мама умерла через два года. Мама умирала, а я оставляла дочку с ней маленькую и бежала сдавать экзамены. Спасибо маме, что она ни разу не сказала мне ни слова упрека и даже запретила делать аборт. Отец Оленьки жил в нашем же дворе и советовал делать аборт, даже его мать приходила, но моя мама очень вежливо сказала «нет». Мы с ним учились в одном классе. Моя мама работала где только могла, возвращалась поздно, и после школы мы приходили к нам… У нас было много друзей, была гитара, пели песни. Мы были семья, потом он шел домой, а мама приходила с работы. Потом мама заболела и вообще легла в больницу. Я осталась одна… И он переселился ко мне. У нас каждый вечер были гости, кто-то оставался ночевать… Я была маленькая и глупенькая. И он был дурачок. Зато Оленька выросла крепкой, здравомыслящей женщиной, она ничего не боится. В детстве навидалась всякого. Когда он понял, что я не сделала аборта, он больше не пришел. Его мать встречала меня из роддома, принесла приданое, моя мама опять была в больнице. Его мать хорошая женщина, но быть бабушкой в тридцать восемь лет, когда еще самая жизнь… Он очень рано женился, в восемнадцать лет, и уехал жить к жене, потом ушел в армию и так далее. Жена у него, кстати, хромая. Вот. Вы мне все рассказывали, теперь я вам. Мы как пассажиры в поезде. Может, больше никогда и не встретимся.
