Маша Трауб - Наша девочка
– А что такое сельсовет? – спросила я.
– Такое место, где все решается – кому комбикорм давать, кому талоны на масло, кому участок выделить, кому муки лишний мешок. Отец Борькин все, что хочешь, может сделать. Даже из села выгнать. У них еды всегда много, какой захочешь. Даже масло сливочное!
– Но мне-то поверят! Я скажу, как все было!
– Им все равно. У них Боречка лучше всех, а мы так, шпана. Мать Борькина ему запрещает с нами водиться. Мы вроде как хулиганы необразованные и невоспитанные. Сами ходят, задрав нос, будто они лучше всех. Терпеть их не могу. Я даже просила у тети Тамары траву какую-нибудь ядовитую, чтобы Борька чесаться начал или чтобы у него язык отсох от вранья, но она не дала, не разрешила. Сказала, что даже отвара ядовитого для таких людей жалко. Мол, их судьба накажет. А я так думаю – живут они припеваючи, Борьке все с рук сходит, Борькин отец даже бабушке Терезе лишнего мешка сахара не выписал, и ничего им за это не было. А вот как я Борьке нос разбила, так сразу легче стало. Вот какое наказание должно быть, если по-другому не понимают. Мы же с ребятами не за себя боимся, за родителей. Борька сразу взрослых вмешивает, хотя у нас правило железное – самим разбираться. А его родители нашим начинают мстить. Или с ребятами что-нибудь сделают. Особенно с Мишкой, ему уже четырнадцать. Отец Борьки обещал всех в колонию отправить для преступников. Грозился, что у него связи там большие. А из колонии – сразу в тюрьму. Ладно, что будет, то будет. Давай клубнику, что ли, прополем.
– Давай, – согласилась я.
Увидев идеально прополотые грядки клубники, образцовый палисадник, новые наволочки и сверкающие кастрюли, тетя Соня заподозрила неладное. Но когда она увидела, как дочь яростно рвет нитку крючком, вывязывая очередной ряд салфетки, то перепугалась уже не на шутку и вызвала тетю Тамару.
– Вот, вяжет, – показала она на дочь.
– И что? – не поняла тетя Тамара.
– Я ее не заставляла, не наказывала. Сама, по доброй воле, – чуть не заплакала тетя Соня.
– Наталка, ты заболела? – уточнила знахарка.
– Да! – заорала Наталка. – Я заболела! Что я, не могу связать салфетку? Может, у меня тоже желание появилось! – она продолжала кричать.
– Точно заболела, – поставила диагноз тетя Тамара. – Что было до того, как она начала вязать?
– Ну, кто-то цветы в почтовый ящик начал подбрасывать. Целый букет набросал. Давид решил, что для меня, и целую сцену мне устроил. Наталка поклялась, что цветы – не для нее. Я думала, что у Каринки поклонник появился. Но Давид все равно не поверил. Опять так кричал, что я даже не знала – радоваться или переживать. Ведь если ревнует, значит, любит, да? А если злится, то это плохо, да? Потом все было как обычно. А три дня назад в ящике ничего не оказалось. Больше розы никто не бросал. И вдруг они начали все мыть, чистить – я даже не просила. Не ходят никуда. Сидят за воротами и не высовываются.
– А что их компания? – спросила знахарка, выслушав отчет.
– Тоже работают. Родители волноваться начали. Все делают, что ни попросишь. Может, это эпидемия какая? Или заразное?
– Так это связано с цветами в почтовом ящике или нет?
– Не знаю, Томочка, – чуть не плакала тетя Соня. – Может, связано, а может, и нет. Кто же их поймет? А вдруг еще что случилось? Что-то мне на душе неспокойно.
– Так, если это связано с цветами, то это про любовь. А если нет – то точно что-то натворили.
– Какая любовь? Что вы такое говорите? – Наталка не смогла сдержаться и выразила свое возмущение. Заподозрить ее в романтических чувствах было страшным оскорблением.
– Значит, дело в другом, – серьезно заметила тетя Тамара. – Соня, а деньги пробовала им давать?
– Конечно! – всплеснула руками тетя Соня. – И гулять отправляла, и в кино разрешала.
– А ты чего? – спросила тетя Тамара у Наталки.
Та только остервенело разматывала запутавшийся клубок.
– Так, а Каринка? – Тетя Тамара внимательно посмотрела на меня.
Я заплакала. Не знала, как поступить. Я не могла врать тете Тамаре и тете Соне, но и подругу не могла предать.
– Вот, она молчит как рыба и плачет. Наволочки шьет. Палисадник мне весь прополола так, что я даже не знаю, что соседкам сказать. Палисадник красивый, лучший на улице, она целыми днями в земле возится, как будто ее туда саму посадили. Они обе заболели. Не знаю, что и делать.
– Карина, ты ничего мне не хочешь сказать? – строго спросила тетя Тамара.
Я мотнула головой и продолжила плакать.
– Ну, и что с ними? – Тетя Соня уже хваталась за сердце.
– Так, надо подумать…
Подумать тетя Тамара не успела. В калитку без стука ворвалась пионервожатая Лариса Арнольдовна, как будто за ней гнались.
– Срочно в дом культуры. Всех! – прохрипела она.
– Зачем? – ахнула тетя Соня.
– Не знаю, – Лариса Арнольдовна тяжело дышала. – Сказали, всех. Срочно. Из города приехали. Собраться в зале.
– Ну вот, сейчас все и выясним, – сказала тетя Тамара. – Наталка, ты опять что-то натворила? Лучше сейчас, заранее скажи. Чтобы мы были готовы.
– За что мне такое наказание? Как я согрешила в прошлой жизни, что мне такая девочка досталась? И где опять твой отец? Почему, когда он нужен, его никогда нет? Наталка, чего мне ждать? Ты опять опозорила семью?
Наталка тоже перепугалась. Она отбросила ненавистное вязанье и сидела как статуя, готовая к самой страшной каре.
– Наталка… – прошептала я.
– Молчи. Я на себя вину возьму. Поняла? – прошептала мне она.
– Нет, мы вместе виноваты.
– Если ты моя сестра, то молчи. Я так решила. Тебе хуже будет, чем мне.
– Ребята подтвердят, что ты не виновата, – заплакала я. – Ты за меня заступилась. Все по-честному. Я буду за тебя бороться, как ты за меня!
– Поклянись на слюне, что будешь молчать. Ты мне сестра? Тогда клянись, что ничего не скажешь. Ни про меня, ни про ребят. Они тоже будут молчать.
Мне ничего не оставалось – я плюнула на ладонь и растерла о другую.
– Наталка, ты же меня знаешь, я всегда на твоей стороне, – тетя Тамара тоже испугалась, но держалась. – Просто скажи, что случилось.
Наталка мотнула головой.
– Да что ж за девчонка такая упрямая! – Тетя Тамара посмотрела на Наталку и вдруг прижала ее к груди. Крепко. Стиснула. И меня заодно.
– Не бойтесь, я с вами, – заявила она, распрямила плечи и будто стала выше ростом. – Я вас в обиду не дам. Они еще пожалеют, что со мной связались. – Тетя Тамара погрозила кулаком неведомому врагу.
– Лариса, а как надо? В парадной форме? – всхлипывая, уточнила тетя Соня у Ларисы Арнольдовны.
– Не знаю! – Пионервожатая тоже была в панике, поскольку никогда раньше никто не требовал срочного сбора в Доме культуры. – Может, на всякий случай галстуки повязать?
На нас с Наталкой быстро натянули белые платья, и пионервожатая повязала галстуки. Тетя Соня заплела нам тугие косы, чтобы ни один волосок не торчал. Тетя Тамара на всякий случай сбегала домой и вернулась в парадном костюме с орденами. Мы опять все застыли от восторга и даже немного успокоились. Знахарка шагала по улице, размахивая одной рукой. Другой она еле заметно потирала под грудью – я уже знала, это сердце ноет. Мы с Наталкой шли в Дом культуры, как на плаху. Тетя Соня с Тамиком на руках причитала, что позор она переживет, не раз переживала – не привыкать, лишь бы детям ничего плохого не сделали. Лариса Арнольдовна сказала, что в Дом культуры вызвали всю нашу компанию. И машину – черную «Волгу» – видела своими глазами. Значит, из центра приехали.
– Карина, Наталка, запомните и передайте ребятам, – наставляла нас тетя Тамара, – что бы вы ни натворили, молчите, я сама буду говорить.
– Я тоже буду на вашей стороне, – всхлипнула Лариса Арнольдовна и отдала тете Тамаре салют, а потом бросилась ей на шею и крепко обняла. Ведь благодаря знахарке у пионервожатой появился жених. Очень хороший жених. И тетя Тамара обещала ускорить свадьбу, потому что Ларисе Арнольдовне уже страсть как хотелось замуж.
Наталка молча, как партизанка, шла впереди всех, гордо вскинув голову. Я плелась в конце процессии, мучаясь моральной дилеммой – вступиться за Наталку или держать клятву, данную на слюне? Я решила вступиться – не молчать, а защищать свою подружку, которая столько раз рисковала жизнью ради меня.
В зале Дома культуры на креслах уже сидела вся наша компания. Ребята, одетые в белые рубашки и черные брюки, причесанные, умытые, разглядывали паркет у себя под ногами. Родители всплескивали руками и готовились к худшему. Никто не знал, зачем всех собрали, поскольку ребята дружно проглотили языки и устроили «молчанку», как и предсказывала Наталка. Лариса Арнольдовна суетилась на сцене, то ставя вазу с цветами на стол, покрытый красным полотнищем, то убирая.
