Алексей Синицын - Искусство скуки
«Moet» безнадежно ускользал за поворот. На поворотах всегда приходилось догонять её бегом до следующего относительно ровного участка, но ты же знаешь, что в принципе, вся Сена – это сплошной поворот. Я попрощалась с исчезающей из вида бутылкой, как с утопленницей, ещё живой, но неумолимо уносимой в открытое море, и с нескрываемой досадой развернулась к «голосу». Передо мной стоял Серж.
Моё настроение внезапно переменилось, Сержу я была поначалу искренне рада. Ты его не знаешь. Он муж Агнетты, давней подруги Марты, ещё с юности. И, кстати, писатель. Я хотела сказать «тоже» писатель, имея в виду тебя, то есть то, что ты написал и прислал мне. Но я не знаю твоего мнения на этот счёт. Мне кажется, что писатель – это не тот, кто что-то написал, а тот, кто что-то пишет. Тот, кто через письмо мыслит, исповедуется, очищается, кому оно необходимо, чтобы регулярно советоваться, пусть даже с самим собой. Можно ведь создать мировой бестселлер, как, допустим, «Над пропастью во ржи», или «Пролетая над гнездом кукушки», но больше почти ничего не написать. Поэтому, я не считаю Сэлинджера или Кена Кизи писателями, да простят они меня, если смогут. Они, скорее, мыслители и отшельники, если верить тому, что о них пишут газетчики и говорит молва. Любой мелкий графоман или человек регулярно пишущий письма своей матери (извини, я бываю такой бестактной – затронула больную для тебя тему) для меня в гораздо большей степени писатель, чем любой автор одного шедевра. Но, я опять отвлеклась…
Серж смотрел на меня, улыбался, и был похож на весёлого рождественского пингвина в колпаке Санта-Клауса с рекламы мороженого. С тех пор, как я видела его в последний раз, несколько лет назад, он, надо сказать, заметно располнел, и его жёлто-коричневое пальто было какого-то поистине пингвинского кроя.
– Занимаешься поиском затонувших кораблей? – Весело спросил он, кивнув на Сену.
Когда, я ему рассказала, чем я занимаюсь на набережной, вот уже в течение многих дней, он чуть не лопнул от смеха. Мне даже стало за себя немного обидно. А потом я поняла, что обиделась не за себя, а за нас с тобой, и тогда моя обида стала принимать угрожающие размеры, но Серж пока не заметил во мне этой тонкой и опасной для него перемены.
– Не проще ли, в таком случае просто съездить в Гавр, и бросить бутылку прямо в Ла-Манш?
«Тоже мне, умник». – Подумала я уже почти с нескрываемой злостью.
– А ещё проще написать по почте, указав точный адрес! – Я безжалостно рассекала его пингвинью тушу своим сарказмом, как скальпелем, за нас обоих. – И кто это вообще доказал, – молодой человек, – сжигая все мосты к отступлению, сказала я, – что проще, значит правильнее? Богема! Вам ещё нужно поучиться быть богемой! Вы теперь думаете, что для того, чтобы слыть небожителями, достаточно простого снобизма…
Короче, зашла я в своих сентенциях довольно далеко.
– Жоли, ну, прости. Ну, что ты. Я и в самом деле сглупил, Ради Бога, не сердись на меня. – Жалко оправдывался «пингвин», он и сам понимал, что его мороженое заметно потекло.
– То-то же! – Зло и весело, сказала я. – Где Агнетта?
Всё получилось как-то само собой, без перехода, как у Эдит Пиаф.
– В туалете. – Виновато развёл руками Серж.
– Как? В каком туалете? Почему в туалете? – Удивилась я.
И Серж рассказал мне, что они с Агнеттой снова стали жить вместе. Они, в обыденном порядке периодически расходились, а потом так же запросто сходились вновь. И вот, решив уже сойтись окончательно и навсегда, они вздумали закрепить это дело обновлением в квартире Сержа решительно всех дверей и замков. Символично, не правда ли? В этом что-то есть, особенно учитывая то, что произошло дальше. А дальше произошло вот что…
Агнетта торжественно заперлась в туалете, но когда настало время выбираться оттуда, она вдруг обнаружила, что новый замок заклинило. Тогда Агнетта из-за запертой двери стала звать на помощь Сержа. Серж, подойдя к двери, попытался кухонным ножом открыть её снаружи. Однако то ли его слесарских способностей для этого не хватило, то ли инструмент оказался хлипким. В общем, нож сломался, а его кончик самым дурацким образом застрял в замочной скважине.
Естественно было выбрать одно из двух: позвонить в специальную ремонтную службу, или в компанию, которая устанавливала им замки и двери, с требованием извлечения Агнетты из туалетной комнаты и бесплатной переустановки. И что ты думаешь? Вместо того чтобы сделать это, на Сержа нисходит «озарение»! Он, такой подлец, злорадно через туалетную дверь объявляет Агнетте, что наконец-то его любимая птичка попалась в клетку, и он просто не может себе отказать в удовольствии в полной мере насладиться этим моментом! (Цитирую с его слов, ничего не меняя). Далее, не внимая никаким её уговорам, просьбам, мольбам и угрозам, он преспокойно идёт в ближайший бар, чтобы с неторопливым наслаждением попить пива! Средневековое мракобесие, ей богу! И там дуя за столиком своё любимое пиво, пока его женщина томиться в туалете, он через витрину замечает меня, что-то высматривающую в серых водах Сены. Каково? Вернан, и этот человек учил меня отправлять тебе послания в бутылках!
Скажу тебе откровенно, если бы не моё заступничество, сопровождавшееся магическими заклинаниями на всех известных мне языках, то вновь образовавшийся союз двух сердец мог бы вновь распасться, едва обретя свою законную силу (они накануне, наконец-то официально зарегистрировали свой брак). Но к счастью, обошлось. Ну, и досталось же «пингвину» за его внезапное сумасбродство!
А вообще, знаешь, мы – женщины на самом деле любим, когда из-за нас мужчины теряют голову, даже таким нелепым образом. Пропыхтевшись как паровоз и сбросив пар, Агнетта с удовольствием заедала стресс яблочным пирогом, который мы с Сержем, по моему настоянию, купили на обратном пути, и внутренне, – я это прекрасно видела по её лицу, – ещё раз хвалила себя за то, что наконец-таки вышла замуж за Сержа.
Всё, заканчиваю. Береги себя, если можешь… Сейчас запечатаю письмо в бутылку из под «Veuve Clicquot», она, на мой взгляд, зарекомендовала себя одной из лучших пловчих. А второй экземпляр отнесу на почту месье Бежару точно в такой же бутылке. Я тебе говорила, он в курсе дела, и правильно меня поймёт. Милейший человек, желающий нам только добра, это так трогательно и так мило с его стороны. Надо будет сделать ему какой-нибудь маленький подарок. Я ещё не придумала какой, но пока дойду до почты, обязательно придумаю. Пусть ему тоже будет приятно. Интересно, какая бутылка дойдёт быстрее…
Contrapunkt № 12
«Проснувшись поутру, Лунь-ю первым делом чихнула, и сразу вспомнила, что, на самом деле, у неё сильно засвербело в носу ещё накануне, когда она, лёжа в постели уже готовилась отойти ко сну. Она уже, было, открыла рот, судорожно втянула воздух и закрыла глаза, чтобы с наслаждением освободить носоглотку от некоторых, пребывающих там мельчайших частиц. Всё это случилось ещё вчера вечером. Но, по всей видимости, она не заметила, как внезапно заснула, а сам чих, таким образом, отложился до утра, чтобы встретить новый день, как встречают торжественным фейерверком какой-нибудь большой религиозный праздник или союзнический флот.
«Апчхи!». Новый день, который не мог ответить на её приветствие подобным образом, со своей стороны ограничился весёлым чириканьем в распахнутое маленькое окошко воробья. Что ж, воробей – это тоже хорошо. – Подумала Лунь-ю. Воробей, так воробей. Кто, как умеет, тот так и приветствует друг друга. Честно сказать, она даже и не планировала, всё получилось само собой. Но всё вышло наилучшим образом, ты чихаешь, а тебе – в ответ чирикает воробей. Или, можно сказать по-другому, тебя чихнуло, а его чирикнуло. Какая разница? Главное – это взаимное благорасположение и благовоспитанность, тысячу раз прав великий Конфуций!
Не одеваясь, прямо в ночной рубашке Лунь-ю проследовала в комнату, для приготовления пищи. Там она, сидя на корточках, порылась в каких-то старых холщёвых мешочках, потом вышла, как была, непричёсанная, ещё заспанная на маленькое крылечко и высыпала на мягкие и уже тёплые от утреннего солнца, прогибающиеся даже под её миниатюрными стопами досточки, горстку прошлогодних конопляных семян, для воробья. Но, вместо воробья на крыльцо прилетел наглый, жирный, размером с доброго кота, голубь (с таким, не каждый кот справится), и стал жадно клевать семена, переступая с лапки на лапку. От этих его перетаптываний всё крылечко стало мерно, как качели, раскачиваться. Сначала понемногу, а потом и весь дом заходил ходуном, так что с деревянных полок на пол посыпались глиняные горшки и фарфоровые тарелки, и стены стало перекашивать в разные стороны. Ещё немного, и весь маленький домик Лунь-ю рассыплется, и ей негде будет жить. А может быть даже, сама она так нелепо погибнет под его обломками! «Ну, голубь, так голубь, – подумала Лунь-ю, глядя через дверной проём (дверь уже сорвало с петель) на ужасную птицу, стоя посреди своего скромного сотрясаемого, будто всеми силами ада жилища – жизнь, так жизнь, смерть, так смерть. Пусть будет, всё как будет». Оказывается, простой чих может научить смирению…».
