Роберт Енгибарян - О, Мари!
– Хорошее кино рассказываешь, Давид. Можно, конечно, так и передать отцу этого осла, но совсем «соскочить» не удастся. Они на тебе особо не грузятся, знают, что ты из ментуры, но Араму придется дать задний ход – выкупить фраера из КПЗ. Какое-то бабло для этого потребуется, штук пятьдесят – шестьдесят, как говорят. В общем, так: рули как знаешь, свое слово я сказал. Если кто-то тебя тронет, будет иметь дело со мной. Это им известно. Насчет Арама – другой вопрос. Он мне не оказал уважения, не просил, чтобы я его защитил. Если обратится ко мне, возможно, я смогу скостить эту сумму и решить проблему – смотря как договорюсь с грузинами, особенно с Кахой. Если он захочет вмешаться, то свой пай возьмет. А ты лучше мотай домой со своей телезвездой, голова меньше будет болеть.
– Не могу, Артак, я на стажировке и должен остаться в Москве еще на какое-то время. Что касается Арама, то он достойный человек и мой друг. Я тебя прошу – не вмешивайся в это дело. У Арама есть опыт, он знает, как ему поступить и к кому обратиться.
– Лучше договориться с ворами, Давид. Они свой навар не упустят. Менты, конечно, тоже свое возьмут, но не уверен, что они защитят Арама. А без «донорского» поступления ни менты, ни воры от вас не отклеятся.
* * *Распрощавшись с Артаком, я отыскал Мари и Терезу и снова огляделся. В другой стороне зала Варужан говорил с каким-то франтоватым парнем, похожим на фарцовщика. Этот тип был очень распространен в Москве, его нетрудно было отличить в толпе, в первую очередь по одежде и манере поведения. Мы подошли к ним.
– Здравствуйте! – поздоровался парень по-армянски. – Я и представить не мог, что в нашем городе живут такие по-европейски красивые девушки.
– Спасибо, – ответила Мари, не глядя на него. – Пойдем, Варужан, уже поздно.
– Давид, это Генрих, – представил нас Варужан. – У него смешное прозвище – Бифштекс. Его мама работает в нашем институте лаборанткой, он живет в Москве уже много лет. Генрих, – повернулся он к парню, – если не ошибаюсь, ты окончил какой-то экономический вуз? Не хочешь вернуться в Ереван?
– Да нет, я здесь работаю экономистом в НИИ Академии наук. Держусь. Есть кой-какой свой бизнес. Между прочим, девушки, если вам нужно что-то достать, то я все могу – дубленки, шубы, меховые шапки, зимние сапоги. Запишите мой номер телефона. Лучше звонить поздней ночью или утром. Я вижу, у вас модные, красивые вещи незнакомой мне фирмы, однако сейчас холодно, а вы одеты по-демисезонному.
– У тебя склад, что ли? – удивился я.
– Покупаем у иностранцев, если нужно. Это дешевле, чем по чекам.
– Дай мне твой номер, может, я позвоню.
– У меня женские товары, мужские бывают очень редко.
– А я о женщинах и говорю. Если что, звонить буду я.
На протяжении разговора Генрих пристально вглядывался в меня, потом вдруг заявил:
– Кажется, я тебя знаю – ты с соседней улицы, не то боксом, не то борьбой занимался. Вроде бы несколько раз во дворе нашей школы в футбол играли.
– Не помню, извини. Но вряд ли мы общались. Я бы тебя запомнил.
– Это почему?
– Да ты просто такой… – замешкался я с ответом, – извини, не хочу тебя обидеть… ну, живой, шустрый очень!
– Не отрицаю, – засмеялся Генрих. – Тогда до свидания, девушки. Если что, буду рад вашему звонку. Простите, можно узнать ваше имя?
Мари отошла, оставив его вопрос без ответа.
Варужан, взглянув на часы, заторопился и собрался уходить.
– А разве в новой гостинице «Россия» буфеты и рестораны тоже закрываются в десять тридцать вечера? – спросил я.
– Гостиница «Россия» за короткий срок работы превратилась в большой бордель. Девушки легкого поведения ходят по бесконечным коридорам в поисках нужного номера, куда их послал сутенер. Все этажные дежурные, администрация гостиницы, прикрепленные сотрудники милиции имеют от этого свой процент. Там очень шумно и беспокойно, случаются разборки, кражи, поэтому я решил перебраться в скромную гостиницу Академии наук на Октябрьской площади. Кстати, там тоже все закрывается в десять. Гостиница рядом с метро, да и цена за номер не такая высокая, как в «России». По-видимому, недельки на две еще останусь в Москве.
– А почему так надолго, Варужан? – спросила Мари.
– Разве я не сказал? Меня назначили заместителем управляющего делами Академии наук республики.
– Поздравляю, высокая должность! – заметил я.
– Похоже на то. Снабжение всей Академии, закупка нового оборудования, техники и стройматериалов – все возложено на меня. Боюсь, правда, не выйдет из меня снабженец – я как-никак ученый, хотя и имею представление о технике. Особенно сложно налаживать отношения с союзными структурами… Ладно, до свидания, запишите мой номер. Между прочим, гостиница, где я остановился, входит в нашу систему, и если возникнут сложности с жильем, можете обратиться ко мне. Заявки из нашей республики для бронирования номеров в этой гостинице дает моя служба, то есть фактически я.
– Спасибо, Варужан. Мы пока вполне сносно устроились. Дом в центре, есть горячая вода. Правда, мебель старая, кровати скрипучие, запахи неприятные, но постепенно привыкаем… Спокойной ночи!
* * *Выйдя из лифта под тусклым светом подъездной лампочки, я заметил на двери нашей квартиры бумажную ленту с приклеенной сургучной печатью.
– Вот тебе на! Похоже, здесь была милиция и, не найдя нас, опечатала квартиру. Не пугайтесь, девушки, дайте минуту подумать. Если мы сейчас войдем и останемся дома, соседка-ведьма вызовет наряд и в этот раз нас точно заберут в отделение. Сволочи, что ж за идиотские правила установили: паспортный режим, прописка, регистрация, – просто крепостное право! Того нельзя, этого нельзя, ничего нельзя! Страна запретов, большая колония… И ведь соседка сама прошла годы террора, войну, голод, чего только не видела, но так и не стала добрее или человечнее. А может, поэтому она и ненавидит молодых, которым выпала иная, более счастливая судьба? Может, у нее нарушена психика и она всем желает зла, не может видеть счастливых лиц вокруг? Представляю, с каким удовольствием она в свое время доносила и отправляла невинных людей в тюрьму, в ссылку… Прав отец, именно подобные люди и создали нынешнюю бесчеловечную, жестокую власть. Впрочем, это российская специфика – вряд ли в другой европейской, христианской стране возможно было установление и существование такой власти. Такие вещи случайными не бывают, эта женщина одна из миллионов. Жестокость и бессердечие здесь норма, особенно в России – ведь с каким упоением простой русский мужик убивал свою интеллигенцию, аристократию и священников! Жаль, что великая русская культура оказалась бессильна, и ужасное кровопролитие перекинулось на самые окраины, хоть и в значительно смягченной форме…
– Давид, не время для рассуждений! – прервала меня Мари. – Давай соберем вещи, поедем в аэропорт и первым же рейсом улетим домой. Не хочу оставаться в этом чужом, негостеприимном и холодном городе со всеми его недостатками, ограниченностью интересов и провинциальностью… В нашем городе жить свободнее.
– Постой, Варужан же сказал, что может устроить нас в гостинице. Скорее всего, он уже добрался до номера… Зайдем домой, нужно позвонить. Не искать же мне ночью двухкопеечные монеты для телефона-автомата. Будь что будет! – я сорвал наклеенную ленту, и мы вошли в квартиру.
– Не торопитесь, спокойно соберите вещи, пока я дозвонюсь до Варужана. Черт, куда он подевался? Поехать за ним, что ли?
Через какое-то время Варужан снял трубку:
– Что случилось, Давид? Почему так поздно звонишь?
– Пожалуйста, сделай нам номер! Объясню на месте.
– А нельзя ли завтра? К чему такая спешка?
– Варужан, нужно срочно. Мы сейчас приедем.
Не дожидаясь его ответа, я бросил трубку и начал собирать свои вещи.
– Давид, – крикнула из кухни Тереза, – что делать с едой и фруктами в холодильнике?
– Фрукты возьмем с собой, а еду положи в пакет, поставлю перед дверью ведьмы. Подумает, что отравленная, направит на экспертизу, пусть ее примут за сумасшедшую.
– Это ты сумасшедший, раз в такую минуту думаешь об идиотских шутках!
Спустились вниз, остановили такси.
– Я в парк, – буркнул таксист, – если по пути, возьму.
– Друг, срочно нужно в ближайшую гостиницу, это недалеко. Двойной тариф. Пойдет?
– Ну ладно, садитесь.
– С вещами не поможешь?
Водитель нехотя вышел, вдвоем мы загрузили многочисленные чемоданы и пакеты в багажник. Отъехали метров на тридцать, и тут я заметил, что к нашему подъезду мчится милицейская машина. «Не успели, твари, добыча от вас ускользнула. Вот так всегда: если убийство, грабеж или поножовщина, приедут с таким опозданием, чтобы все уже закончилось – еще бы, это же может быть опасно. А из-за такого пустяка, как нарушение паспортного режима, четверо бойцов мчатся во весь опор, – с горечью и злорадством подумал я. – С другой стороны, эти малограмотные крестьянские ребята не видят для себя смысла служить как положено. У них семьи, дети, неустроенный быт, они живут в коммунальных квартирах и милицейских общежитиях, ютятся в одной комнате, получают такую мизерную зарплату, что даже зарплатой не назовешь. С чего бы им тогда любить других людей, бороться за их безопасность? Нет, все здесь устроено как-то криво и нелогично».
