Лариса Райт - Идеальный вариант (сборник)
– Поступят, куда денутся, – подбодрила сестру Аринка.
– А не поступят, – обрадовалась Велуня, – так пойдут в МГУ. Я тогда с ними жить стану. А что? Может, и пробовать не надо в Лондоне-то этом далеком поступать? У нас как-то надежнее. По-русски все.
– Вот именно, что по-русски. – Дочь презрительно надула губки. Велуня растерялась:
– А что плохого? Мы бы с ними замечательно жили.
– Мамочка, ты бы с ними жила замечательно. Но они, поверь, гораздо лучше проживут и без тебя, и даже без меня.
Велуня вздохнула. «Это правда. Сама только что говорила, что молодости рядом со старостью делать нечего».
– Уезжаете, значит? – Глаза вдруг наполнились предательской влагой.
– Мамочка! Ну, что ты? Это раньше, если люди уезжали, прощались навсегда, а теперь-то что? Сел на самолет и через четыре часа в Лондоне. К Машке вон на дачу от тебя добираться дольше. Не волнуйся. Как освоимся, сразу в гости позовем.
– Так я и не летала ни разу.
– Так полетишь.
«А что? – подумала Велуня. – И полечу». Успокоилась, заулыбалась. Спросила потом нерешительно:
– А когда? Когда освоитесь-то? Может, помочь надо с переездом-то? Распаковать что, расставить?
– Я тебя в гости зову, а не на работу.
– Ладно, ладно, – сдалась та. – Когда ехать-то?
Бросила косой взгляд на Полинкиного мужа, не разозлился ли от такой назойливости. «Нет вроде. Спокойно сидит. Улыбается. А чего ж не улыбаться, если теперь у него и дом будет отдельный, и зарплата высокая, и машины, наверное, купят себе. Ездить будут. Ой! А как ездить-то? Там же вроде все по-другому, не по-нашему. Наоборот как-то машины ездят».
– Через полгода, наверное, может, через год.
– Через год? – Подбородок задрожал.
– А как раньше-то, мам? – Полинка делала усиленное ударение на последнем слове. – Раньше никак не получится. Пока устроимся, обживемся. Тебя принять тоже нормально хочется. Узнать все надо получше. И потом, ты же знаешь, мальчишкам поступать. Не до гостей будет.
– Так я ж подсобить смогу. Готовить буду. С голодным-то желудком мозг не работает.
– Мамуль, ну, не дома же они сидеть будут? В колледж пойдут. А после в библиотеку. Там столовые везде.
– Столовые! – Велуня схватилась за сердце.
– По-другому никак, – сказала Полинка железным тоном, и мать сразу сникла, подчинилась. Полинка умная. Ей видней. Она продолжала: – Ты же языка не знаешь. Ты там ни в магазин не сможешь сходить, ни поехать куда. А потеряешься если, что будет?
– А что будет? – смутилась Велуня. Раньше теряться не приходилось.
– Волноваться станем, искать.
– Ой! – меньше всего в этой жизни ей хотелось кого-либо беспокоить. Тут же успокоилась и взяла себя в руки, улыбнулась даже: – Ну, через год, так через год.
– Вот и молодец. – Дочь обняла ее и крепко поцеловала. – Приедешь, мы тебе такую программу организуем. И Тауэр, и Парламент, и на побережье съездим, и в Стоунхэндж.
Велуня хотела было спросить, что это за стоун такой, но передумала, затянула протяжно:
– Я ехала домой…
– …Душа была полна… – подхватила Полинка.
– Ой, мам! – вдруг всполошилась Аринка. – А подарок-то?
И сразу:
– Точно.
– Чуть не забыли.
– Давай скорей.
– Держи!
– Вот!
– Вручай!
– Мамулечка, – Аринка широко улыбнулась, и Велуня уже растрогалась: «Удумали тоже, подарки. На кой они?» – Мы долго думали, что тебе подарить, и решили, что за столько лет бесконечной работы ты наконец заслужила полноценный отдых. Но поскольку ты совершенно не умеешь сидеть на месте, решили подарить, – она сделала загадочную паузу и протянула белый конверт, – вот это.
– Что это? – Она повертела конверт с каким-то твердым картоном внутри. А со всех сторон ее торопили:
– Открой!
– Давай же!
– Решайся!
– Ну же, мамуль!
Велуня достала из конверта открытку с нарисованным на ней пароходом, спросила снова:
– Что это?
– Круиз по Волге! – радостно воскликнула Аринка и вскинула руки вверх. – Тадам! Послезавтра отплываешь.
– Послезавтра? Как послезавтра?
– А вот так. Хватит на нас ишачить. Едешь отдыхать, и точка. – Дочка торжествующе улыбалась, да и лица всех остальных выражали самое настоящее ликование. А Велуня расстроилась:
– Отдыхать? Ну, раз хотите.
– Конечно.
– Милая, давно пора.
– Поезжай! Поезжай, бабуля.
– Да что я там делать-то буду? – та испугалась. – Никуда отродясь не ездила, и вдруг круиз.
– Вот именно, что не ездила. А теперь поедешь. Увидишь столько всего нового, интересного!
– А на кой оно мне? – Первый испуг прошел, но растерянность осталась.
– Приедешь – нам расскажешь, – нашелся кто-то из внуков.
– Вам? – Велуня пристально оглядела молодежь.
И снова недружный хор:
– Конечно!
– Естесьно!
– Само собой!
– Соглашайся, мамуль!
– Не дрейфь, бабуля!
Велуня махнула рукой:
– Ладно, уговорили. Круиз так круиз. Надеюсь, на этом сюрпризы закончились.
– Вообще-то нет. – Улыбка на лице Аринки стала еще шире.
– Что еще? – схватилась за сердце Велуня.
– Когда вернешься, – таинственно начала она и сделала театральную паузу. Затем продолжила: – Вот эти апартаменты, – дочь сделала выразительный круговой жест правой рукой, – окажутся в полном твоем распоряжении.
Велуня ничего не поняла. В каком таком распоряжении? О чем это она?
– Доченька, – та жалобно всхлипнула, – я не понимаю.
– Мы все – Поля, Ира и я – отказались от своей доли папиного наследства в твою пользу. Так что ты теперь полноправная владелица этой жилплощади. Так что живи, мамуля, и радуйся.
– Как это живи? – заволновалась Велуня. – Как это радуйся? Это что вы такое удумали? Как это мы тут вчетвером живем, а владеть только я буду? И слышать ничего не желаю! – Она даже ножкой притопнула, чего за ней никогда не водилось. – Не пойдет так!
– Ну, – засмеялась Аринка, – хочешь – не хочешь, а дело сделано. Хорошо, что сюрприз устроили, а то ты бы не согласилась.
– Но это же нечестно! Нечестно! – горячилась Велуня. – А ты? А Алешенька?
– Да не беспокойся, мамочка. Мы и не будем здесь жить.
– Как? – Земля ушла из-под ног. – Как это не будете? – Она хватала ртом воздух. – А где? Где будете?
– В Москве. Отсюда на работу нет больше мочи добираться. – Дочь словно не замечала волнения матери – сама была слишком взволнована грядущими изменениями. – Мы уже и квартиру сняли, и школу Лешке подобрали.
– Школу? Лешке? Его-то зачем дергать? Я за ним присмотрю.
– Как зачем? Ребенок должен с родителями жить.
Этот аргумент был убийственным. Дальше спорить не могла, проскулила только:
– Я бы о нем заботилась.
– Мам, да ты сама сегодня говорила, что он – здоровый лоб и в бабке уже не нуждается.
«Говорила. Но ведь не думала же».
– Ариша, – Велуня теребила край фартука. – А может, ну ее – квартиру-то эту. Продадим, и я с вами поеду. А там поднакопите и в Москве что-нибудь осилите.
– Нет. Ты заслужила свой угол. – Дочь мгновение помолчала и вышла из спора победителем, сказав: – Мы все так считаем.
– Ну, раз все, – Велуня попыталась вытереть так и не пролившиеся по щекам слезы, – раз все, то и хорошо. Давайте-ка чай пить.
Она суетилась: расставляла чашки, подкладывала пирожки, наливала варенье. Дети были счастливы, хвалили угощенье и называли Велуню кудесницей. Потом снова начали петь. Исполнили «Калитку», «Отцвели, ах, уж давно…» и засобирались домой.
– Я уберу, – сказала Аринка.
– Я провожу. – Велуня накинула на плечи шаль и вышла во двор. На станцию теперь идти незачем. Все на колесах. Иринка к Полине поедет ночевать, а назавтра уж назад в свой Саратов. Там, наверное, Дружок скучает без хозяйки.
Уехали. Мать долго стояла у подъезда и смотрела вслед удаляющимся огням.
– Отчалили? – окликнула из окна соседка.
– Улетели, – вздохнула Велуня.
– Чего подарили-то?
– Круиз по Волге и квартиру.
– Чего?
– Того. Квартиру оставляют, а сами съезжают.
– Быть не может!
– Может.
– Ох, и повезло тебе! – Соседка от зависти чуть не выпадала из окна. – Золотые дети! Бывает же такое. Значит, теперь не готовить, не стирать, не гладить? Ох, и счастливая же ты!
– Счастливая, – согласилась Велуня и побрела домой. «А то еще выпадет из окошка-то от избытка чувств».
Дома сняла с Аринки фартук, подтолкнула дочь к выходу из кухни:
– Иди давай. Помогла уже. Сама справлюсь.
Та спорить не стала. От выпитого ее разморило, хотелось забраться под одеяло и уткнуться в подмышку любимому мужу.
А мать терла, скребла, мыла и драила. На рассвете, наконец, угомонилась, прилегла на кушетку. Глаза были сухие, а душа выла. Сердце стучало непривычно медленно и равнодушно. В голове упрямо крутились одни и те же слова: «Не готовить, не стирать, не гладить. Не готовить, не стирать, не гладить». Глаза Велуни закрылись, руки вытянулись вдоль тела. Через десять минут она умерла.
