Лариса Райт - Всегда бывает первый раз (сборник)
– Мы не проспим? Ты будильник поставила? А можно я возьму с собой жирафа?
Жираф был куплен и торжественно вручен Аленке на следующий же после первого похода в детский сад вечер. Но никакого интереса к игрушке дочь не проявила. Бросила в угол и залилась слезами: «Не нужен жираф. Не хочу в садик!» А тут вдруг решила с собой нести.
– Он же новый. Вдруг потеряешь? Испачкаешь?
– Ну пожалуйста.
И жираф был вынесен из дома. Теперь понятно зачем. Диночке показать. В общем, наш план с треском провалился, и сделать с этим мы ничего не могли. Теперь в доме только и слышалось: «Диночка то, Диночка се».
– Мне воспитательница предлагает Снегурочку играть, но я не буду. Дина говорит: у меня Лисичка лучше выйдет, я ведь рыжая.
– Ясно. А Снегурку кто сыграет?
– Дина.
– Я не буду читать стихи на Восьмое марта.
– Почему?
– Дина такое же выучила. Спросила, какое у меня, и выучила.
– Так пусть она и не читает.
– Нет. Ей стихи тяжело даются, а я уже на Новый год выступала.
На одном из утренников вместо привычной бабушки с поджатыми губами и нахмуренными бровями я увидела Динину маму. Женщина как женщина. Не будь у нее такой наглой дочери, я бы даже назвала ее приятной. Во всяком случае, мне она радушно улыбнулась и искренне призналась, что очень рада наконец познакомиться с человеком, чей ребенок подружился с «ее егозой».
– В прежнем-то дворе никто с Диной не общался.
Я испустила вздох понимания. Мне на секунду показалось, что женщина правильно оценивает своего ребенка и ищет сочувствия, но…
– Только мы на площадку – все в рассыпную. – И женщина весело рассмеялась, очевидно намекая на то, что они-то с Диночкой вполне нормальные люди, а те, кто от них бегает, – полные идиоты. – Алла, – представилась она и принялась громко хлопать, глядя на сцену, где ее чадо выделывало весьма посредственные па. – Гениально, правда? – В глазах Аллы сквозило неподдельное восхищение. – Какая пластика! Какие линии! Я всегда знала, что моя девочка – кладезь талантов.
Я не выдержала:
– Вообще-то там должна была быть моя дочь. – Аленка в очередной раз уступила подруге. («Дине очень хочется выступить, а я ведь и так в ансамбле танцую». – Мы водили дочку в танцевальную студию.)
– Ваша? – Брови задраны в таком недоумении, словно ничего более удивительного Алла в жизни не слышала.
– Да, моя. – Меня уже было не остановить. – Ей постоянно предлагают роли, но она отказывается в пользу Дины.
– А зачем? – Алла задала резонный вопрос, и я замялась, но быстро нашлась:
– Это уже другой вопрос. Важно, что Дина умело заставляет ее делать такие вещи.
– Верховодит, значит? – Мне показалось или Алла действительно мне подмигнула?
– Выходит, так.
– Вот поганка! – Честное слово, в этом возгласе было гораздо больше гордости, чем возмущения.
– Наверное, можно что-то сделать? – робко предложила я. – Как-то поговорить с ней?
– А что тут сделаешь? – Алла один в один повторила интонации своей матери. – Переходный возраст.
– Разве? – усомнилась я.
– Ну да. Освоение своего «эго» в коллективе и окружающем мире. Психологи считают, не стоит этому препятствовать.
С психологами я спорить не решилась, но очередную попытку разлучить свою дочь с закадычной подругой все же предприняла. На семейном совете было решено отправить Аленку в «дальнюю» школу. Двадцать минут дороги, три светофора – это, конечно, минус. Но, с другой стороны, языки, кружки и уверенность в том, что о ребенка наконец перестанут вытирать ноги.
Алла, к моему великому счастью, по ее собственным словам, «вставать ни свет ни заря и водить Динку за тридевять земель не собиралась», а потому отдала дочь в обычную школу в двух минутах ходьбы от дома. Моя душа ликовала. В будни мой ребенок был совершенно свободен. Вернее, занят: школа, дополнительный английский, музыка, танцы, плавание. Но выходные… Они полностью принадлежали Дине. Мы собирались в кино, но раздавался звонок, и Аленка спешила помогать подруге с математикой, что означало решать за Дину задачки, пока та будет пялиться в телевизор. Готовились ехать на дачу, и дочка канючила, упрашивая взять Дину с собой. Мы соглашались, чтобы не портить Аленке настроение. Билеты в театр и путевки в пионерский лагерь покупались теперь только на двоих. Ходить или ехать куда-либо без Дины Аленка отказывалась наотрез. Мне приходилось звонить Алле, втайне надеясь, что она отговорится собственными планами и мой ребенок наконец будет свободен, но та, в отличие от меня, дружбу детей приветствовала и с удовольствием поддерживала любую их инициативу.
– Спасибо, – этим она ограничивала свою благодарность за билеты и путевки, не считая нужным принимать материальное участие в тратах.
– Мамаша еще ничего, – говорил мой умный муж. – От дочери-то и «спасибо» не дождешься.
– А что поделаешь-то? – спрашивала я. – Переходный возраст. – И мы прыскали, отдавая себе отчет в том, что это тот самый смех во время чумы, которым заливаются от безысходности.
К пятому классу девочки уже учились в одном классе.
– Уговорила я мать, – так объяснила Дина, которая к тому времени дневала и ночевала в нашем доме, свое появление в Аленкином классе. – Я уже взрослая, смогу добраться. Вы вот Аленку до сих пор водите, разве меня не захватите?
– Взрослеет, наверное, – поделилась я с мужем. – Учиться решила, к знаниям потянулась. – Я уже была готова признать все свои ошибки и полюбить Дину искренней крепкой любовью, но тут…
– Динка? К знаниям? – Аленка смеялась и крутила пальцем у виска, намекая на то, что ее чудаковатая мамаша явно не в себе.
– А разве нет?
– Нет. Ей Алешка Пичугин нравится. Она с ним на моем дне рождения познакомилась. У Алешки папа дипломат, да и сам Лешка весь такой из себя начитанный и образованный.
– Ну и? – мы с мужем чувствовали себя старыми дураками.
– Ну и не станет Алешка общаться с простушкой из обычной школы.
– Это ему чести не делает, – благоразумно заметил муж, и, к счастью, Аленка кивнула, соглашаясь. Но тут же добавила:
– Короче, чтобы его охмурить, надо у нас в классе закрепиться.
– Ясно, – кивнули мы, не совсем понимая суть плана.
– Так что Дина пока к нам домой приходить не будет.
– Нет? – Я еле сдерживала ликование. – А почему?
– Она теперь с Олесей Алексеевой дружит. Та с Лешей в одном подъезде живет, и папа у нее тоже какая-то большая шишка. Они и путевку Дине на лето в элитный лагерь возьмут, а там она уже с Лешкой задружится. – Ребенок сделал многозначительную паузу, чем вынудил нас полюбопытствовать:
– И-и-и?
– И вернется ко мне, – торжественно провозгласила Аленка.
Дина не вернулась. Ни следующей осенью, ни через год, ни через два – никогда. Переживания Аленки иссякли вместе с появлением новых настоящих друзей, но Динина тень еще не один раз возникала на пороге нашего дома в разговорах, воспоминаниях и душеспасительных беседах на тему: «Так жить нельзя».
Нельзя ходить в школу в драных джинсах с килограммом косметики на лице. Нельзя хамить учителю и выдувать ему в лицо жвачный пузырь. Нельзя подсовывать мышей в портфель к девочке из параллельного класса, даже если она увела у тебя того самого замечательного Лешку.
Классный руководитель на родительских собраниях склоняла имя Дины во всех возможных падежах и ждала от ее мамы если не конкретных действий, то хотя бы вразумительных извинений. Но вместо них, естественно, всегда звучали разговоры о переходном возрасте. Классная краснела, бледнела, хмурилась и, конечно же, указывала на то, что у остальных учеников класса переходный возраст в таких масштабах не проявляется. Динкина мамаша пожимала плечами и смотрела на нас сочувствующим взглядом, словно хотела сказать: «Что ж, не повезло вам». В общем, когда Дина выразила желание продолжить образование в медучилище, и взрослые, и дети вздохнули с облегчением. Дома я не удержалась от того, чтобы не съязвить:
– Пошла изучать состав ядов.
Аленка спустила меня с небес на землю:
– Устроится к какой-нибудь бабульке уколы делать, вотрется в доверие – та ей квартиру и отпишет.
План с треском провалился. Из училища Дину выставили за неуспеваемость, и какое-то время она убивала время, лузгая семечки на все той же детской площадке. Увидев это, я попеняла:
– Нашла место шелуху разбрасывать! Отойди в сторонку и грызи там. – Тираду я произнесла просто для очистки совести. Я и не ждала, что Дина послушается, но ответ меня озадачил.
– А я здесь работаю, – заявила девчонка, смачно плюнув себе под ноги очередную порцию шелухи.
– Работаешь?
– За Валеркой слежу, – Дина вытянула палец в сторону двухлетнего малыша, карабкающегося на горку.
– Плохо следишь, – буркнула я.
– Вам-то что? – Дина дернула плечиком и не спеша направилась в сторону мальчика, сдернула его с горки и довольно грубо сказала: