Валентин Бадрак - Чистилище. Книга 1. Вирус
Теперь уже Лантаров улыбнулся Шуре, впервые за последние дни. Надо же, как запомнил!
– А как Евсеевна?
– О, у нее много забот – всякий бизнес требует усилий. – В уклончивом ответе Шуры Лантаров уловил неизменное уважение. Только теперь он заметил еще одну деталь, которая ускользала раньше. Кожа лица и шеи Шуры была совсем иной, чем он видел у людей тут в больнице. Даже иной, чем у медицинского персонала. Она была светлая и загоревшая, как у людей, которые много времени проводят на свежем воздухе.
– У той же Евсеевны есть кот, ну совершенно дикий, боевой котяра – птиц запросто ловит, сородичей до полусмерти дерет, хоть и сам весь ходит латаный, в шрамах. А еще у нее есть громадный лохматый пес, смесь немецкой овчарки с сенбернаром, – так кот этого пса только до порога дома пускает. – Шура заулыбался от воспоминания, а Лантаров слушал, не понимая, зачем ему эта история про кота. – И что ты думаешь? Когда однажды Евсеевна с горя заплакала – из-за своего великовозрастного сынка-пьяницы, кот к ней пришел и так жалобно мяукал, так терся у ее ног, что у меня просто челюсть отвисла.
– Да, история…
А Шура продолжал:
– Вот пчелы – вообще совершенная организация, которая, может, и создана Богом для нас, людей, чтобы мы могли подучиться. У каждого человека – своя боль, свое страдание, которое он жует в течение многих лет, может быть, всей жизни. И вот тут-то природа нам способна оказать неоценимую помощь, ведь мы можем в ней черпать силу, энергию для преодоления своих болей.
Шура говорил почти бесстрастно, в его голосе звучала легкая досада, однако лишенная ожесточения или осуждения. Лантаров краем глаза видел, что и сосед по палате внимательно слушает Шуру с гораздо большим интересом, чем своего религиозного лидера.
– Шура, я не буду тебе обузой? – спросил Лантаров с волнением. – Я же не знаю, когда я реально встану. Доктор говорит, еще полгода на костылях.
– Все прогнозы докторов надо делить на восемь, – он подмигнул больному заговорщически, – все же от тебя зависит. Мне тоже сказали: полтора месяца переходить с костылей на палочку. Только две недели прошло с моей выписки. Конечно, иногда надо сцепить зубы.
– Слушай, почему они так поступили со мной? – В глазах у Лантарова блеснула еще одна боль, но Шура сразу смекнул, что речь о бывших партнерах.
– А ты просто отпусти ситуацию, оставь ее в прошлом, смотри в будущее. Только тогда, когда мы в состоянии принимать мир без осуждения, наступает освобождение. То, что эти люди исчезли из твоей жизни, само по себе следствие, а в причине ты должен разобраться сам. Но стоит ли? Если они исчезли из твоей жизни, значит, так надо. Отпусти их…
– Я мог бы отпустить, но не готов забыть…
– Это понятно. Наша физическая оболочка многое помнит, а память вообще полжизни может быть скована льдами ужасных воспоминаний. Знаешь, однажды на войне в Афгане у меня на плече скончался товарищ, истекая от ран. Так вот, потом плечо дергалось в судороге лет, наверное, восемь или десять.
Лантаров подумал, что Шура про Афганистан тоже никогда не рассказывал.
– Ладно, крепитесь и не сдавайтесь! А мне надо еще одного человека поздравить.
– Это кого? – недоуменно спросил Лантаров.
– А Дениску, подростка из твоей прежней палаты. Ну, которого тетка сбила на машине. На поправку идет быстро – молоденькие косточки хорошо срастаются. Скоро его родители заберут. Но поддержать надо.
Шура встал, потрепал Лантарова по плечу, и он снова ощутил тепло от ладони этого человека, к которому интуитивно тянулся. Только теперь Лантаров заметил, что пакет опустел лишь наполовину. Вначале он был удивлен тем, что Шура не забыл и его соседа, и этого мальчонку… Как это он успевает обо всех позаботиться? Лантаров вспомнил паренька с жалобным кроличьим взглядом. За все время он даже ни разу с мальчишкой не разговаривал. И Лантарову вдруг стало стыдно: он был озабочен только собственной болью. А вот Шура принял близко к сердцу судьбу чужого человека…
Приезд Шуры изменил мнение Лантарова о сложившейся вокруг него ситуации. На некоторое время он воспрянул духом и даже мысленно настроился на выздоровление. Ему было явно лучше, хотя боль не исчезла, а металл все так же сдавливал его переломанные кости. И этот обруч был такой жуткой психологической нагрузкой, словно действовал заодно и на голову. Шуре Кирилл доверял. И перед уходом по его просьбе написал на листке свой адрес – где он до аварии снимал квартиру. И все-таки в присутствии старшего товарища у него возникали непривычные ощущения. Он будто смотрел на себя со стороны и видел, как меняется, становится совершенно иным.
Но вот Шура ушел, и Кирилл снова нехотя, медленно возвращался в былого себя. Зачем этот Шура решил возиться с ним? Из жалости? Из своей корысти, вследствие неясных Лантарову целей? Но, как бы там ни было, Шура сумел вселить в его душу спокойствие.
Откинувшись головой на подушку, как выползшая из заплечного домика, обрадованная солнцу улитка, Кирилл зачарованно смотрел в окно. Там, на подоконнике, все такой же прекрасный и непостижимый в своей грации стоял объятый солнечным светом цветок.
2Как ни старался Лантаров, он не мог преодолеть притяжение Вероники. Так ядро притягивает электрон, магически повелевая ему двигаться по заданной орбите. Он любил и ненавидел ее в своих мыслях, но готов был тут же переменить все планы, едва заслышав из телефона бархатный голос, мягко вопрошающий: «Что ты делаешь завтра?» Это означало, что Вероника свободна. «Почему я не отверг ее хотя бы раз?» – вопрошал себя молодой человек и не находил ответа.
Иногда он пытался убежать в виртуальный мир, закутаться в кокон завораживающей музыки, любым способом спрятаться от гнетущей реальности. Его давно перестали интересовать книги о приключениях, он потерял вкус к романтике. Весь мир как бы сузился, сфокусировался в одной точке. Душа его стала такой же пустой, как и у его богини, а сам он постепенно превращался в циника и уже относился к окружающему миру столь же пренебрежительно, как и его повелительница. Хотя внешне он как будто набирал силы. Бледный малообщительный студент Лантаров стал успешным торговцем дорогой автомобильной техникой. Новоявленный укротитель Фортуны обзавелся твердым взглядом, под которым далеко не каждый сумел бы разглядеть тщательно камуфлируемые слабости. Многие, кто имел с ним дело, сказали бы, что этот Лантаров обладает гибким умом, – он умел бойко торговаться, демонстрируя цепкость и защищенную логикой аргументацию, выдавая порой такие заключения, что клиенты не могли устоять перед напором молодого дельца. Вместе с толщиной кошелька окрепли его убеждения – с некоторых пор он мог авторитетно рассуждать на очень многие темы. Под влиянием своего нового патрона Кирилл Лантаров привык одеваться в дорогие костюмы не из магазина, а от знаменитого портного, придирчиво следя за модой. Он приобрел машину, дорогой портативный компьютер новейшего поколения, статусные часы, модный телефон с такими замысловатыми функциями, которые вряд ли понадобились бы ему до конца жизни. Все сильнее менялось его отношение к миру и мира к нему – он стал чужим даже для редких знакомых, с которыми мог поговорить более или менее откровенно. Он уже присматривал на перспективу дорогую квартиру в престижном районе столицы. Впрочем, квартира пока беспокоила его меньше. Ведь Вероника так ни разу не осталась с ним на ночь, даже когда муж ее был в продолжительных разъездах. Это ужасно злило его, но он не мог не признавать ее аргументов. Осторожная до мнительности, она предпочитала постоянно меняющиеся съемные квартиры в разных районах города. Поначалу Лантаров морщился от вида застиранного белья, его выворачивало, когда глаза натыкались на сушилки с простынями для следующих залетных птичек. «Место для нуворишей», – думал он язвительно, глядя на зачем-то выставленную в спальне гладильную доску. Но то было чувство не физического отвращения, а растущая душевная боль от осознания невозможности построить другие, настоящие отношения. Чем больше он узнавал Веронику, тем больше понимал тупиковость их отношений. И чем больше он злился на свою партнершу, тем больше росла его решимость убедиться, что она – не единственная женщина на планете.
Конечно, он возмужал подле нее. Вопреки его мрачному неверию в собственную мужскую силу, Вероника легко вспахала гигантское поле его комплексов, очистила его сознание от плевел, открыла необъятные возможности для тех ростков, которые радостно вызревали в новых условиях мировосприятия. Это ей он был обязан непоколебимому спокойствию светского льва, с которым он с некоторых пор взирал на окружающий мир. Как змей, сменивший старую кожу, Лантаров лишился былой робости. Дамам он теперь словно посылал глазами послание: «Ну, что ж, вы бываете соблазнительными. Но я знаю лучшую из вашего племени и, значит, знаю всякую». И это оказывалось лучшей визитной карточкой.
