Владислав Картавцев - Династия. Под сенью коммунистического древа. Книга третья. Лицо партии
Встретились как-то две птички – стремительный белый аист-самец и самка страуса эму. Аист и говорит:
– Посмотри на себя, девочка – крыльев нет, мозгов нет, одни накачанные ляжки – внимание самцов привлекать! Как не стыдно!
– А какой стыд? – страус повернулась к аисту, наклонилась, и у того в зобу дыханье сперло. – Стыд – это для тупых и необразованных! Запомни, мой недалекий друг, накачанными ляжками можно добиться в жизни многого!
– Это чего же, например? – аист усилием воли оторвался от созерцания прелестей страуса-самки и перевел взгляд на голубое-голубое манящее небо.
– Например, пылкий любовник подарит квартиру в Виннице или купит машину ЗАЗ с мотором в 50 лошадиных сил! А еще – пригласит на день рождения в Буковель!
– В Виннице? – аист был заинтригован и удивлен. – В Буковель? А где это?
– Как где? – теперь уже настал черед удивляться страусу-самке. – Там, где свобода и демократия, где хлеба растут вширь и ввысь, где парубки заспивают дивчинам тягучие мягкие песни, а те в свою очередь влекут их шаловливо на сеновал!
– А! – аист сразу все понял. – Так бы сразу и сказала, что у хохлов!
– Не у хохлов, а у украинцев – самой свободолюбивой и древней нации на земле. И знаешь ли ты, что их государству – уже, почитай, больше ста тысяч лет, и следы от их созидательной деятельности видны повсюду на Земле!
– Где видны? – страус-самка говорила с таким жаром и с такой уверенностью, что аист призадумался – может быть, в его образовании есть пробелы, и он упускает что-то важное.
– Египетские пирамиды, Черное море, золотые скифские храмы – и это только малая часть!
– Да, странно! – аист почесал в затылке и попросил самку-страуса наклониться еще. Думать и размышлять не очень-то и хотелось, зато созерцать округлую промежность собеседницы было приятно.
– Может, согласиться с ней? Уж больно хороша и покладиста! И нагибается по первой просьбе – особенно если сказать, что аист не доморощенный, а заграничный! Вдруг аисту стало стыдно. Он похлопал страуса-самку по плечу, понурился, взмахнул крыльями и взлетел. Покружил на прощание и полетел на северо-восток – вить гнездо и выращивать птенчиков со своей второй половинкой, которая спешила ему навстречу.
В голове шумело:
«Только коммунизм может дать осознание чести и достоинства малым народностям, только социальная идея и борьба за справедливость может изменить природную суть холопа!» И еще: «Что ты хочешь от них – они же сами отказались от коммунизма! Оставь их убогих!»
– Вот так-то! – Андрей Иванович отхлебнул из высокого стаканчика мамин морс из киви (смешанный руками Елении). – Сказка – ложь, да в ней намек! Вкусно!
Наследник вдруг вспомнил Кристину и сына Ванятку. Сглотнул слюну. Сказочка вызвала ненужные ассоциации – Кристина-то тоже была с Украины, хоть и порвала со своей прежней родиной уже давно и окончательно. Но гены-то, гены! Куда от них деваться – она давят и закладывают манеру поведения на всю оставшуюся жизнь!
– Нет, прав все-таки папа! Нужно готовиться к негру в семье! – Андрей Иванович погрустнел. Одно дело – рассуждать теоретически, совсем другое – оправдываться перед всеми (ведь обязательно будут тыкать чернокожим ребенком прямо в лицо)!
– И как же мне тебя назвать, нежданное дитя природы? – Андрей Иванович вдруг поймал себя на мысли, что готов прямо сейчас придумать имя для негритенка. – Эфиопия или Ангол? Ладно, пока подожду: мальчик или девочка – еще не определено! А пока что сосредоточусь на последнем рассказе – он обязательно должен вселять оптимизм! И, пожалуй, стоит заострить внимание на достижениях социалистического пути развития! В рифме и с огоньком!
1914
Чу – телега катит, ржаво скрипя,
Впряжено в телегу три скелета-коня,
На телеге – огромная навоза куча,
На телеге – в дымину пьяный кучер.
Вонь от него – на пять верст,
Навоз на поля везет – ронять компост.
1981
О чем с утра
Кричат кондуктора?
О совести, тепле,
Комфорте!
За проезд в трамвае платить пора —
Граждане, извольте!
1914
Кто ложится в кровать,
Неспособная встать?
Дочка панская —
Не рабочая, не крестьянская!
– Ох и ах! – кричит, – караул!
Опять проклятущий недельный отгул
По состоянию здоровья!
Короче, положением своим недовольна она!
1981
Встали к комбайну
Молодые девки —
С механизмом управляются
Смело, цепко!
А гигиену блюдут —
Не в пример прошлой истории,
Там, где нужно – комфорт и уют,
На зависть неприспособленной изнеженной панско-женской категории!
1914
Зашел в магазин купить сукно
Кругом – тараканы, мыши, крысиное говно.
Приказчик суетится, дышит неровно, бегает,
Пытается втюхать лежалый товар аккурат к обеду,
За счастье ему покупателя обмануть —
Капитализм – вот его настоящая суть!
1981
Открывает народу двери
Магазин-красавец ГУМ,
За прилавком – не барыги, не звери,
Честные продавцы – поэтому покупательский бум!
Хочешь – кроссовки югославские,
Хочешь – чешский хрусталь,
Хочешь – отечественная вкуснейшая творожная масса,
А хочешь – гобелен со смотрящим Кутузовым вдаль!
1914
– Мама, мама! В доме беда!
Забривают Остапа в солдаты – навечно, навсегда!
Будет бить супостата до самого страшного суда —
Поэтому не увидим Остапа мы больше никогда!
Все в рёв – и правильно,
Горе в семье реальное!
1981
Сгрузились с поезда веселые молодые ребята,
Два года предстоит им носить шинель солдата,
Первые пол – в казарме моешь пол!
Вторые пол – сержантом младшим
На побегушках у дембеля – уже не страшно,
Третьи пол – черпак, и уважение почти пришло,
Четвертые пол – дедушка, на душе уютно и светло!
Надел китель дембеля – и домой!
Обветренный, суровый, с непокрытой головой,
Пришел – пьешь месяц, с девками пляшешь,
Потом на работу – вспоминать иногда десантную тельняшку!
1914
На заводе – кругом чад,
Как в аду!
Бригадир – дед четырех внучат,
Чистый вепрь – реплика куклы Вуду!
– Давай, – говорит, – железо куй!
Ковать повелел хозяин-буржуй!
Нагнулся ты, схватил болванку
И потащил к станку ни шатко, ни валко!
На производство тебе плевать:
«Хозяин, сдохни —
Проклятый буржуйский тать!»
1981
Бодрый голос фабричного гудка
Заслышав издалека,
Поспешаю на фабрику —
Добиваться трудового рывка
Ударного!
Рядом – бригада, парни и девушки,
Пилят, слесарят, делают дело!
В обед читают Ленина книги,
Образовательный ценз повышают —
Сбросили с плеч капиталистические вериги!
– Ну вот, кажется, и всё! – Андрей Иванович почувствовал неимоверное облегчение – как будто сбросил с плеч сорокакилограммовую железобетонную балку в виде перекрученной спирали. – И пусть только папа посмеет забраковать сей грандиозный труд – маме нажалуюсь!
Андрей Иванович схватил трубку телефона:
– Слушаю! – размашистый грассирующий бас Ивана Ивановича свидетельствовал – у отца отличное настроение, и печень сегодня почти не шалит.
– Пап, привет! – Андрей Иванович улыбнулся, предвкушая похвалу. – У меня все готово! И получилось просто сказочно! Да! Гарантирую!
– Молодец! – Иван Иванович зажал одной рукой телефонную трубку, а другой ласково осадил Алину, которая как будто невзначай уже нацеливалась ему на коленки (по крайней мере, решимость читалась на ее лице). – Не сомневался в тебе ни разу! Давай ко мне – введу в курс дела, познакомишься с составом и активом, обмозгуем план действий, генеральную линию мероприятий и диспозицию перед заключительной частью избирательной кампании!
– Да, папа! – Андрей Иванович побледнел. События развивались так быстро, что он не успевал внутренне подготовиться!
Часть третья
Глава 1. В вихрях сдобудем счастье свое!
«Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут!
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут!»
Впереди многочисленного строя, украшенного красными знаменами и портретами Ильича, сцепившись за руки, шли Бобыри – Трифон, Аввакум и Холмогор. Они выполняли роль застрельщиков и певцов народного гнева, заодно демонстрируя обнищание народных масс под тяжкой пятой эксплуататоров.
Дизайнеры коммунистической партии постарались на совесть – костюмы, изготовленные под художников, магнитом притягивали взгляды встречных прохожих. Трифона, как самого древнего, обрядили в замызганные лохмотья, специально стертые абразивными материалами до состояния идеальной ветхости. Было непонятно, каким образом они держатся и не рассыпаются на ходу под ударами ветра и от движений самого Трифона.
На отбеленные зубы художника нанесли маскирующий слой краски, используемой в киноиндустрии – вследствие чего со стороны казалось, что зубов нет вообще, а изо рта торчит только один гнилой клык. На ноги надели стоптанные сандалии времен римской империи – в общем, при виде Трифона слезы текли даже у имиджмейкеров, которые его и сделали.
