Маша Трауб - Плюс один стул
Другого ответа Петя, говоря откровенно, и не ожидал.
По утрам на него находило состояние, которое можно было сравнить с легкой формой опьянения. Именно ранним утром он сделал предложение Ксюше, ранним же утром согласился переехать к ней. По утрам ему особенно легко было говорить, подвирая, приукрашивая действительность. И вот сейчас он сообщил ей, еще сонной, что отец не сможет приехать знакомиться, поскольку будет в длительной командировке. И на свадьбе тоже не сможет быть. Но обязательно передаст деньги в подарок.
– Сколько? – спросила Ксюша, спокойно выслушав новость.
– Что – сколько? – не понял Петя. – Минус два стула.
– Я про деньги.
– Не знаю, а что?
– Как что? Мы же должны рассчитывать! – Ксюша проснулась окончательно и не в самом хорошем расположении духа.
– Что рассчитывать?
– Ну почему ты всегда из себя строишь идиота, когда нужно, чтобы ты вел себя как мужчина? – вспыхнула Ксюша. – Если мы будем знать, сколько твой отец даст на свадьбу, то можем решить, куда ехать в свадебное путешествие и какой ресторан заказывать. Неужели это не понятно?
– И что ты хочешь, чтобы я вот так, в лоб, у него спросил?
– А что в этом такого? Он же тебе отец, а не посторонний человек. Так и спроси.
– Но это же странно и неудобно как-то.
– Неудобно общаться с твоими родственниками! Вот что неудобно! А спросить про деньги – очень даже удобно. Ты же не каждый день женишься!
– Ты же не общаешься с моими родственниками. – Петя вдруг решил, что слова отца о скоропалительной свадьбе, возможно, и имели смысл.
Ксюша хмыкнула.
– Даже тетя Люба дарит нам деньги. И мама снимает с книжки. И я точно знаю, на сколько могу рассчитывать.
– И на сколько?
– На много! Не твое дело! – Ксюша обиделась уже окончательно. – Мама, между прочим, несколько лет копила и откладывала! Хотела балкон поменять и новые окна поставить!
– Ну и поставила бы.
– Ты хоть знаешь, сколько все стоит? Ресторан, платье, цветы, тамада, музыка? Тебе ведь все равно! Ты на меня все скинул и радуешься! А я с ума схожу.
– Так давай не будем тратить, пусть Елена Ивановна ставит окна. Какие проблемы?
– Да никаких проблем! У тебя никогда нет никаких проблем! Не хочешь жениться, так и скажи! А я хочу нормальную свадьбу! Понимаешь? Нормальную! Если у тебя родственники прибабахнутые, так пусть хоть что-то будет нормальным!
Петя замолчал. Это была не первая их размолвка с Ксюшей и наверняка не последняя.
Утро, начавшееся так неудачно, продолжилось не лучше. Выйдя на кухню, где его ждала полезная овсянка от Елены Ивановны, он увидел, что женщины сидят за столом, сложив руки на коленях. Он пожелал всем доброго утра и принялся есть.
– Ну что, не приедет? – задала вопрос тетя Люба. Наверняка она подслушала весь разговор Пети с Ксюшей. – Жена запретила? – Тетя Люба жаждала подробностей.
Петя пожал плечами. Мол, не знаю.
– А сколько даст? – не отступала тетка. Петя опять был вынужден пожать плечами.
– А матушка твоя что?
Вообще-то это был запрещенный вопрос, о чем Ксюша должна была сообщить и Елене Ивановне, и тете Любе. Петя никогда ни с кем не говорил о маме. Запретная тема. Раз и навсегда. Даже с Сашкой, который все знал, Петя никогда не обсуждал маму.
Он ничего не сказал, хотя даже Ксюша выскользнула из ванной, чтобы услышать ответ на вопрос. А Елена Ивановна старалась поставить чашку на блюдце так, чтобы не звякнуть.
Никакого острого болезненного конфликта с матерью у Пети не было. Никакой особой связи и пуповины тоже. Мама для него всегда была Светой. Он даже в детстве ее так называл, поскольку так называли ее бабушки.
Петя с детства зарубил себе на носу – у мамы все хорошо, у нее просто много дел. У него есть две бабушки, так зачем беспокоить и расстраивать маму?
И Петя даже не замечал, что если отец давал о себе знать хотя бы ежемесячными конвертами и обязательными посещениями бабы Дуси, то маму он видел все реже и реже.
С ней все хорошо. Она жива и здорова, так что можно не беспокоиться. Просто она такая, другая. Подробности жизни мамы Петя узнал из тех же писем бабы Розы, адресованных сватье. Для них баба Дуся завела отдельную коробку. Даже если в письме было хоть одно упоминание о Светочке, баба Дуся откладывала письмо в отдельную стопку. В этой же коробке хранились письма Евдокии Степановны, которые та писала в ответ. Значит, баба Роза их тоже хранила, складывая в коробку. И после смерти сватьи баба Дуся не смогла их уничтожить, а сложила рядышком. Так что Петя мог читать и вопросы, и ответы.
В этих письмах бабушки были совсем другими. В переписке не поднимались вопросы о шампиньонах, Петиных болячках и огороде. Сватьи не выражали недовольство и не упрекали друг друга. Они писали, как старые подруги, которые могут быть откровенными, искренними, у которых одна общая боль и каждая старается разделить эту боль с другой. Света была для них не матерью их внука, а еще одним ребенком. Старшим, вылетевшим из гнезда, не очень удачным, но что поделаешь.
«Светочка звонила и просила приехать. Ездила. Нашла ее в плохом состоянии, – писала баба Роза сватье (Роза Герасимовна, которая жила в городе, чаще видела невестку, чем Евдокия Степановна), – сварила ей рис и бульон. Она сказала, что отравилась, но мне кажется, что здесь другое». «Светочка не смогла заехать навестить Петю, хотя и обещала, – писала Роза Герасимовна в следующем письме, – объяснила работой, но мне кажется, что причина иная». «Светочка два дня не отвечала на телефонные звонки. На третий день, когда я уже не находила себе места, позвонила как ни в чем не бывало. Голос был бодрый и хороший. Но все равно странно и очень волнительно». «Звонил Сергей и сообщил, что Света звонила ему ночью и спрашивала, на какой полке стоит книжка, которую она хотела почитать. Я волнуюсь. Приезжала сегодня. Но Петя спал днем. Я не стала его будить. Она не дождалась и уехала. Сослалась на дела. Мальчик так и не повидался с матерью. Мне ее глаза совсем не понравились. Дуся, как ты считаешь, может, стоит вмешаться? Тебе или мне?»
«Роза. Прекрати панику. Она уже взрослая баба, – отвечала ей Евдокия Степановна, – наследственность у нее ужасная, но нам нужно думать о Пете. Будет звонить, скажи, пусть возьмет себя в руки и прекратит истерики. И привезет мне наконец пальто, которое обещала еще в прошлом сезоне. Мне она не звонит…» «Приезжала сегодня. Толком не поговорили – Петя был у Сашки, она пошла за ним, там и осталась. Потом уехала на последней электричке прямо оттуда. Ко мне больше не зашла. Петю привел домой Сашкин отец». «Приехала сегодня, свалилась как снег на голову. Даже не предупредила. Петя же у тебя. Оказалось, что нужны деньги. Просила из Петиных алиментов. Я не дала. Даже не спросила, зачем ей нужно. Ребенкины деньги! Как совести хватило? Обиделась. Ну да бог с ней. Пусть живет как знает».
Насколько мог понять Петя, его мать никогда не отличалась психическим здоровьем, а жила в собственном, придуманном мире, где отчаяние сменялось истерикой, депрессии – короткими периодами стабильности. Жила она на копейки, которыми поддерживали ее Роза Герасимовна и Евдокия Степановна, чудом выгадывая из пенсий еще и на ее содержание. Редко, но все же помогал Сергей.
Отчего-то Света именно на бывшего мужа перекинула все свои невыплеснутые эмоции, считая его виновным в крушении собственной жизни. Она донимала его звонками и упреками, предлагая то восстановить отношения, то требовала алиментов и на свое содержание, то просила прощения, то обвиняла и проклинала. Постепенно Света окончательно потеряла связь с реальностью, погрузившись в прогрессирующую день ото дня болезнь.
«Все-таки я не могу бездействовать, – писала Роза Герасимовна сватье, – нельзя не вмешаться. Уже поговорила с врачом – рекомендовал хорошего психиатра. Настоятельно советовал подумать о клинике неврозов. Она ведь Петина мать!»
«Делай как знаешь… сердце болит…» – коротко отозвалась в ответ Евдокия Степановна.
«Она может наложить на себя руки!» – писала Роза Герасимовна.
«Пусть. Всем легче будет. И ей в первую очередь», – отвечала Евдокия Степановна.
«Дуся, что ты такое говоришь?!!»
Петя прекрасно помнил, как вместе с бабой Розой приходил проведывать маму. Даже так – Петя не знал, куда они идут. Роза Герасимовна сказала – «по делам». Сначала они очень долго стояли на лестнице и звонили в дверь. Баба Роза то и дело прикладывала ухо к двери, прислушиваясь. Пете стало скучно, притулиться было некуда, и тут случилось чудо – бабушка разрешила ему посидеть на подоконнике! Никогда раньше она ему это не разрешала и гоняла старших мальчишек, которые устраивались на подоконнике в подъезде перекинуться в карты. Но тут она даже помогла ему взобраться, не обратив внимания на то, что подоконник не отличался чистотой. Потом начались и вовсе странные вещи – баба Роза изображала шаги, которые якобы удалялись, и прижималась к косяку, чтобы ее не было видно в дверной глазок. И снова звонила, стучала и прислушивалась. Потом они ушли.
