Наталья Нестерова - Любовь без слов (сборник)
– Вам плохо? – пробормотала секретарша, стараясь не показывать, какое впечатление произвели на нее метаморфозы с лицом начальницы. – Воды?
– Уйди! – с трудом проговорила Полина Геннадьевна. – Пошла вон!
Она набрала полные легкие воздуха и задержала дыхание, чтобы остановить приступ смеха. Досчитала до пятнадцати и шумно выдохнула. Никакому юмористу не удавалось так рассмешить ее. Любую мимику Полина Геннадьевна давно исключила из своей жизни. Смех – это гримасы, морщины. А морщины были врагом номер один в борьбе Полины Геннадьевны со старением. Она достала из стола зеркало, посмотрела на себя и крякнула от досады. Смеха и след простыл.
– Кретин! – сказала она своему отражению. – Абсолютный идиот.
Характеристики относились к Антону Белугину.
Полина Геннадьевна набрала номер телефона журналиста.
– Вы в кафе? – спросила она и, не дожидаясь ответа, велела: – Ждите! Я сейчас подъеду.
Звонок застал Антона на Красной площади, куда он, размечтавшись, дошагал по Тверской. В его фантазиях Полина Геннадьевна, возглавлявшая секту сатанистов, как раз плясала дьявольский танец во время обряда жертвоприношения, он же разнузданный коллективный секс. Антон тряхнул головой и помчался обратно, расталкивая прохожих. Он боялся опоздать и поверить в то, что удача вернулась к нему. В московской толпе, вечно спешащей, все-таки редко встречаются люди, которые несутся во весь опор. Перед Антоном расступались, на него оглядывались: не воришка ли это, которого преследует полиция? Антона подгонял иррациональный страх упустить свой шанс. Хотя повода для отчаянной спешки не было, Куститской ведь можно позвонить в любой момент. Но Антону казалось, что, потеряв время, он лишится удачи. Человек устроен так, что ему легче бежать – от врагов или за добычей, чем терзаться – от страха или в ожидании выигрыша. Бегущего Антона волновали сущие глупости. Вдруг у входа в кафе уже стоит очередь? От этой мысли он споткнулся и упал, проехав животом по асфальту, испачкавшись и поранив щеку. Вскочил и снова помчался.
Очереди не было. Добрый знак. И столик, за которым он сидел полчаса назад, был не занят. Еще один добрый знак. Антон пронесся через зал и плюхнулся на свой стул – все, успел!
– Я тут был, – сказал он официантке, которая подошла к столику и уставилась на него с подозрением.
– Я помню, – ответила девушка. – Что-нибудь забыли?
– Да, то есть нет.
– У вас кровь на щеке.
– Я упал.
– Туалет в конце зала.
Но Антону было страшно покидать место, словно его кто-то мог захватить.
– Принесите мне кофе и воды с газом, – попросил он официантку.
Пот тек с Антона градом. Он вытирался бумажными салфетками, на которых оставались следы пыли и крови, а к небритым щекам прилипали белые ворсинки. Таким его и застала Куститская – еще не отдышавшимся, с грудой грязных салфеток на столе. Хуже того, газ из воды, которую Антон выпил залпом, с некультурным рыгательным звуком вырвался наружу сразу после того, как Антон произнес «Здравствуйте!». Полина Геннадьевна села напротив Антона и уставилась на него с немым вопросом.
– Извините! – покраснел Антон. – Нелепая ситуация. Выскочил на улицу, там была потасовка, к девушке приставали…
Чем больше он говорил, тем отчетливее понимал беспомощность своего вранья. Антон разозлился слегка, не на себя, конечно, а на Куститскую, которая вынудила его носиться по улице и пузом пахать столичный тротуар. Маленький внутренний бунт помог Антону справиться с волнением.
Полина Геннадьевна пожала плечами: мол, мне плевать на ваши подвиги.
– Я прочитала ваш опус, – сказала она.
«Опус» Антона обидел.
– Да, я постарался на основе сухих фактов создать художественное произведение. Думаю, это станет достойной памятью вашему безвременно погибшему супругу. Вам понравилось?
– Понравилось, – ответила Куститская после паузы. – Продолжим наше сотрудничество. Женщина, последняя любовница Игната Владимировича, ни в коем случае не должна знать о его смерти. Ей двадцать лет, у нее маленький ребенок, не ровен час молоко пропадет.
В последней фразе Куститской Антону послышалась насмешка или ненависть – он толком не разобрал. Поскольку мимика у вдовы отсутствовала, догадываться о ее настроении можно было лишь по мимолетным изменениям интонации.
– Вам нужно взять интервью у Светланы Бондаревой, – продолжала Куститская, – но мадемуазелька не должна догадываться, откуда дует ветер.
– Например, сказать, что друзья Игната Владимировича готовят ему сюрприз – книгу воспоминаний ко дню рождения?
– Его друзья о существовании Светика-Цветика вряд ли знают. Он держал в тайне эту связь.
– Однако ребенок может стать прямым наследником Игната Владимировича? – забросил удочку Антон.
– Конечно, всенепременно.
Теперь у Антона не было сомнений в чувствах Полины Геннадьевны. Ее «конечно» означало – «разбежались, нашли дурочку».
– Ситуация достаточно щекотливая, – с мнимым сомнением изрек Антон. – Расспрашивать женщину, которая не ведает, что потеряла отца своего ребенка…
– С каких пор вас стали волновать вопросы этики? И я вас не в качестве киллера нанимаю, хотя плачу немалые деньги.
– Кстати, об оплате. Поскольку мы не договаривались даже о минимальной литературной обработке, а я подготовил настоящее произведение…
– Сколько? – перебила Куститская.
Антон нервно сглотнул. Он почему-то заранее не продумал, какую сумму запросить.
– Десять тысяч, – брякнул он и замер, поразившись своему нахальству.
– Чего десять тысяч?
– Долларов, – испуганно пробормотал Антон.
– Не смешите меня, юноша! Пять тысяч, или забирайте свое произведение на подтирки.
– Хорошо! – быстро согласился Антон.
– Что «хорошо»?
– Пять тысяч хорошо, то есть мало, конечно, но ведь и остаток после первого аванса не отменяется, поскольку это две самостоятельные работы. И еще за гостиницу вы обещали. Мне хотелось бы получить вперед, – тараторил Антон.
– Вперед только за гостиницу, – торговалась Куститская.
– Четыреста пятьдесят долларов в сутки.
– Да? Вчера, мне кажется, было триста пятьдесят.
– Цены в Интернете не совпали с реальными. Можете проверить, если хотите.
– У вас в распоряжении одна неделя, и ни днем больше, – Куститская отсчитала деньги и протянула Антону листок с адресом и телефоном последней дамы сердца Игната Владимировича.
– Полина Геннадьевна, у меня к вам просьба!
Она подняла голову и посмотрела на Антона то ли с брезгливым недоумением, то ли с презрительным ожиданием. Антон по-прежнему не разбирался в выражениях ее лица, но ничего хорошего или доброго в ее глазах не было.
– Произведение будет неполным, если выпадет большой кусок – ваша жизнь с Игнатом…
– И не мечтайте! – перебила Куститская. – Надеюсь, в вашей гостинице будет душ и пользоваться дезодорантами вы умеете. От вас несет как от ишака.
Не прощаясь, встала и направилась к выходу. Антон показал ей вслед язык, но тут же испугался, вдруг Полина Геннадьевна оглянется, и сделал вид, что облизывает губы. Он наблюдал в окно, как Куститская вышла из кафе, тут же из автомобиля выскочил шофер, распахнул перед ней заднюю дверь.
– Твой родной брат, – тихо сказал Антон. – Много ты ишаков нюхала, сразу видно.
Он откинулся на стуле, сладко потянулся и поискал глазами официантку. Надо отметить сделку, шикарно поужинать, кутнуть. Выпить хорошего вина, заказать самое дорогое блюдо. Имеет право! Ах, какой он молодец! Гигант! Может, снять номер в центральной гостинице?
Но, когда официантка подошла, Антон выбрал из меню экономичные овощной салат и бифштекс с картофельным пюре. Вместо вина заказал еще воды, в горле все еще стояла сушь. Не время сейчас кутить и надираться. Сначала дело надо сделать, а потом уж расслабляться на полную катушку. Оттого, что не поддался соблазну, Антон зауважал себя еще больше. Хотя куда больше? Он чуть не лопался от гордости.
«Не пузырек я тебе, голубушка! – мысленно красовался Антон перед Алиной. – Я о-го-го пузырище!» Он не замечал двусмысленности своего бахвальства. Покончив с ужином, Антон слегка нахмурился: он забыл потребовать деньги за билеты, и диктофон остался у Куститской. За проезд слупит с нее при следующей встрече, а мелочиться просить диктофон неудобно. Купит новый, и расходы опять-таки пусть Куститская возмещает. Антон вспомнил, как читал про миллиардеров: они, с одной стороны, швыряют миллионы на свои прихоти, но, с другой стороны, удавятся за копейку текущих расходов. Это про него, Антона. Уже про него. Хотя справедливости соответствовала только вторая часть правила. Швыряться миллионами Антон не собирался. В нем проклюнулось стяжательство – нередкое человеческое качество, дремлющее у нищих и расцветающее у богачей. По аналогии с литературными героями, Антон вряд ли бы стал Паратовым, а Гобсеком – легко.
