Сергей Семипядный - маленькие и неприметные
– А, лоция! Сейчас будет. – Гена вынул из ящика стола записную книжку, взял лист бумаги и вооружился авторучкой. – Будет тебе лоция, Олежек. А ты пока иди и готовься. Можешь себе пожрать соорудить, термосочек зарядить. Оборудование подготовь, чтобы всё было тип-топ и в самом ажуре, как говорится. Давай!
– На «девятке» ехать?
– Да. На бензин тоже получишь.
– Да я не к тому, – вяло возразил Олег.
20
Прошло уже больше недели, однако в связи с исполнением или неисполнением заказа ей так никто и не позвонил. И Марина почти успокоилась. Если не звонят, то, следовательно, Диман дело сделал. Но почему он ни разу не дал о себе знать? Не позвонил, не появился лично? И телефон его не отвечает. Ни днём, ни ночью. А вдруг память вернулась к нему, и он всё вспомнил? Вспомнил все обстоятельства того дня и обиделся на неё. Такое вполне могло произойти. Припомнив всё, он обиделся и не может простить ей предательства. Ну да ладно, на обиженных воду возят. Главное, чтобы дело было сделано.
Но если он закончил работу, то, без сомнения, должен был сообщить ей. И не понимать этого он не может. Или дело в деньгах? Возможно, он решил не возвращать ей её долю и скрывается. Если так, то он просто скотина. Идя на подобные дела, она рискует не меньше его. В случае прокола ей светит немалый, надо думать, срок. Господи, и зачем ей это было нужно? Что ей, денег не хватает? Так рисковать из-за каких-то восьми тысяч, которые теперь и получит неизвестно когда! Если вообще получит. Ввязываться в столь серьёзные дела, имея таких исполнителей, как вечный неудачник Диман! Если дело поручается неудачнику, закоренелому и злостному, то как вообще можно рассчитывать на успех?!
Подобные мысли периодически лезли Бояркиной в голову, и волнение свежей волной обрушивалось на неё.
И всё-таки время упорно делало привычное дело – лишало актуальности то, что вчера ещё тревожило, а позавчера и вовсе из колеи выбивало.
И вдруг Бояркина обнаружила слежку. Это было подобно грому среди ясного дня. Она долго не могла прийти в себя. Растерянность, испуг, ужас охватили её. Кто? Почему? И куда бежать, к кому обращаться? Если бы был Диман, то… Но куда он пропал, мерзавец? И не из-за него ли эта новая напасть? Может быть, он вляпался, а через него вышли на неё? В этом случае и к бандитам своим не обратишься.
Марина металась по кабинету, не зная, что ей следует предпринять. Вошла Телешова и стала говорить о новом клиенте, который подозревает свою жену в неверности и хотел бы вывести её на чистую воду, если она и в самом деле изменяет ему.
– Какая жена? Кому изменяет? – не понимала её занятая своими мыслями Бояркина. – Ну и пускай наймёт детектива да и ловит её на месте преступления.
– Но он надеется, что мы своими средствами… И мы, Марина Григорьевна, подобное уже практиковали.
– Ах да, конечно. Давай, Лариса, раскручивай это дельце.
– Но у меня не получится, Марина Григорьевна!
– Пусть Лев Николаевич подключится, – отмахнулась Бояркина. – Но тебе уже пора самой, самой… Что ты всё надеешься на кого-то? Тебе деньги не нужны? Так ты никогда не начнёшь зарабатывать. Учись, учись самостоятельно работать с клиентом. Зацепи его одной из услуг, а потом потихоньку, потихоньку вешай и вешай, пока ножонки не подогнутся у него. Запомни, мы можем всё!
– Да-да, я пытаюсь. Я научусь, но к этому я Льва Николаевича приглашу. Хорошо, Марина Григорьевна?
– Хорошо, иди.
Позвонить Виктору? Нет, этого делать ей не хотелось. Хотя что-то всё равно делать надо. Необходимо узнать, кто и почему, с какой целью следит за ней. А вдруг кто-то собирается убить её? Вспомнился тот ужас, который она испытала – неоднократно, причём, – по вине Подлесного, организовывавшего на неё те «покушения».
Она в двадцатый, возможно, раз приблизилась к окну и выглянула на улицу. «Девятка» по-прежнему стояла напротив мебельного магазина, а здоровяк сидел за рулём. Если бы на этого парня не выступила дворничиха, то Марина, конечно же, не обратила бы на него внимания. И не запомнила бы его. Но сегодня утром дворничиха разоралась на парня, находящегося в данную минуту в «девятке», из-за брошенного пакета из-под чипсов. И Марине, взглянувшей на объект праведного гнева работницы коммунального хозяйства, запомнилась серая футболка фирмы «Рибок» с синим драконом на груди. Бояркина опознала его, когда покидала офис, направляясь пообедать в кафе. Узнать его тем более не составило труда, что парень этот шёл от киоска всё с теми же чипсами. Купил три пакетика чипсов и топал к своей машине, где и пожирал их в течение последующих трёх часов.
То есть автомобиль уже полдня – это как минимум – стоял поблизости. Скорее же всего – весь день, с самого утра. Он, очевидно, приехал следом за нею от её дома и теперь продолжает пасти её. У Бояркиной, может быть, ещё и были бы какие-то сомнения относительно целей атлета с чипсами, если бы она не припомнила, что в момент возвращения её из кафе парня в машине не было, а спустя несколько минут, когда она выглянула в окно, поднявшись в свой кабинет, он уже был за рулём.
Однако Бояркина далеко не сразу придала всей этой истории какое-либо значение. Отметила, зафиксировала и почти забыла. А потом словно что-то щёлкнуло вдруг в голове, и всё ей стало предельно ясно и понятно. Парень следит за ней. И Бояркина готова была руку дать на отсечение, что когда она отправится домой, он поедет следом.
Если не расстреляет у выхода из офиса.
***
Все эти дни Дмитрий Подлесный много думал о Марине Бояркиной, о их отношениях. Думал как-то не конкретно, а как бы вокруг, вокруг да около. Какие-то мысли по поводу, обрывки воспоминаний, душевные всплески некогда пережитых ощущений, яркие или вдруг приобретшие яркость слова, которые извлекали из прошлого забытые фразы, а также фразы, высказывания – её, его, других людей, – высвечивающие неожиданно какие-то давние эпизоды их совместной жизни. Были, понятно, и более или менее отчётливо нарисованные воображением картинки не бывшего, не случившегося с ними.
А тут приснился ему сон. Хотя, по большому счёту, это не был сон. Если, правда, основным признаком сна считать невозможность единственного зрителя вмешиваться в происходящее, то да, это, естественно, был сон. Однако если в определяющие зачислить иные критерии, тогда получится, что имело место быть нечто в высшей степени непонятное и даже загадочное.
Сны, как всем известно, снятся спящим людям, то есть пребывающим в состоянии сна. Дмитрий же не спал, а всего лишь лежал, закинув руки под голову и закрыв глаза. Он лежал и о чём-то думал, даже не думал, а просто шарил в голове мысленным взором в поисках мысли, за которую можно было бы ухватиться да и поразмышлять. Однако неожиданно пошло исключительно неизвестное кино, без всяких предварительных титров. Дмитрий был поражён. Если бы не крайняя степень удивления, на некоторое время парализовавшая его, то он вскочил бы на ноги. Но Дмитрий остался в прежнем положении пассивного наблюдателя. Удивляться было чему. Он увидел самого себя за рулём шикарного автомобиля. Но автомобиль – это ладно. Дмитрий не узнавал себя. То есть он почти моментально в лице человека, покручивающего руль, признал ряд черт, свойственных его собственному лицу, но в целом это был не он. По крайней мере, не Дмитрий Подлесный дня сегодняшнего. Возможно, в будущем он будет таким сытым и самоуверенным.
Когда мужчина вышел из «Линкольна» цвета перламутровый сапфир, то оказалось, что это рослый и крупный мужчина, не лишённый подкожных приобретений, и во всех его движениях ощущается выразительность монументального плана. Мужчина не стал оглядываться на свой автомобиль, а прямиком прошествовал к подъезду дома, похожего на дом, где проживает Марина Бояркина.
В следующем кадре он уже не один, а с Мариной. Марина взволнована и женственна. Причёска её на треть состоит из локонов, а восхитительный халат украшен воланами, которые, не тереби их Марина гибкими пальчиками, создали бы очаровательное, кокетливое настроение.
Мэн знает о присутствии женщины. Он надевает поданные ею тапочки и целует ее в щёчку, и что-то говорит в пространство, ею прослушиваемое.
А вот они, монументально иллюстративные, ужинают в огромной столовой, поедая какие-то невообразимые деликатесы и источая в атмосферу деликатность, изысканность, учтивость, нежность. Камерного, лирического звучания фразы вьются чудной мелодией, однако ритмический звукоряд таков, что единственному зрителю ясно: впереди – волнующая спонтанность, вулканические всплески темперамента и раскованный диалог тел.
***
– Вы к кому? – остановил Толяна мужчина в чёрной форменной одежде.
– Я к Дмитрию Подлесному иду, – ответил Толян сдержанно.
