Руслан Бек - Мужская солидарность (сборник)
Вспомнив свое кошмарное состояние, когда Константин сообщил мне о моем увольнении, я ответил:
– Судя по всему, он появился не так давно.
– Я рад, что у меня работают такие таланты, – сказал шеф с самодовольным видом, откинувшись на спинку кресла.
– Но я уже не работаю у вас, – напомнил я ему. – Меня уволили.
– Кто посмел?! – возмутился он.
До меня стало доходить, что я немного чокнулся, а чокнутым все нипочем. Нисколько не испугавшись его грозного вида, я сказал:
– Вы.
– Я?! – невинно отреагировал он.
– А кто же принимает такие решения? – злорадствовал я.
– Вы остаетесь на работе, и с сегодняшнего дня будете получать вдвое больше.
– Спасибо. Значит, я могу получить сегодня еще триста долларов? – выдал я с наглым видом.
– Конечно, – усмехнулся шеф. – Идите и получите. Да, и позовите мне кассиршу, которая выдала вам деньги.
* * *Я шел домой с настоящими деньгами и с уверенностью в завтрашнем дне. Я в полной мере осознавал, что мой новоявленный талант на ощупь распознавать фальшивые купюры – результат моей чокнутости. Я чуть свихнулся, и сразу оказался востребованным.
Я понял одну простую вещь, что сейчас, чтобы жить и спокойно воспринимать происходящее, надо быть чокнутым или хотя бы не таким полным идиотом, каким был я до недавнего времени.
По дороге домой я несколько раз заливался смехом. Я смеялся и не мог остановиться, поскольку это было не в моей власти. Прохожие шарахались от меня, как от чумного, а мне было все равно, ведь я тронутый.
В этот знаменательный для меня день мой сын получит от своего чокнутого отца новую игрушку, а моя супруга Леночка получит от своего чокнутого мужа туфли, чтобы, наконец, иметь возможность выходить из дому.
Привет чокнутым!
Да здравствует бред!
Ура абсурду!
Браво!
На центральной площади небольшого города у доски афиш и объявлений стоял чернявый парнишка, который большую часть своей жизни провел в казенных домах: сначала в детском доме, а потом – в детской колонии, где по причине своего заикания получил прозвище Заика. Заикание было не единственным его недостатком: кроме дефекта в речи он имел дефект и в зрении – его один глаз несколько косил. Поэтому его часто называли еще и косым. Вообще, называли его по всякому, но только не родным его именем. Никогда. Если спросить у него, как его имя, он сразу и не вспомнит.
Пробегая взглядом по доске, он лузгал семечки, по одной вынимая их из засаленного кармана пиджака. Помимо пиджака на нем были рубашка в цветочек и белые брюки. Впрочем, назвать его штаны белыми язык не поворачивается, скорее, от той грязи, что была на них, темно-серыми. Обут он был в сандалии, через которые просматривались его носки с дырами.
Наконец, он остановил свой взгляд на одной из афиш. Шмыгая носом, он стал читать – вслух и по слогам: «Впер-вые в на-шем го-ро-де те-атр…»
– Дядя, ты в школе двоечником был? – сказал взъерошенный мальчишка, этакий сорванец лет девяти, который оказался невольным очевидцем его чтения. – Давай я тебе все быстро прочту, а ты мне за это рубчик дашь.
Заика бросил на малыша пренебрежительный взгляд и, оглядев его с ног до головы, произнес:
– Ты щас у меня не рубь п-получишь, а п-подзатыльник.
На его угрозу мальчишка показал ему фигу, после чего дал деру.
– П-поймаю, штаны сниму и з-задницу надеру, – крикнул ему вдогонку Заика и как ни в чем небывало продолжил читать.
К Заике подошел его приятель по прозвищу Медведь. Его взгляд был тяжел и мрачен. Этот же, получил свое прозвище из-за тучности и большого роста – тоже в колонии, но только во взрослой. На нем были штаны в ярко-выраженную полоску и красно-белая футболка, которая обтягивала его так, что были заметны все жировые складки на его большом животе; казалось, что если он сделает глубокий вздох, то футболка лопнет, как шар.
На каждом пальце его правой руки, кроме большого, была вытуированна одна буква, что все вместе они составляли слово: «Жора». Это было его имя.
Увидев на асфальте плевки и шелуху от семечек, Медведь недовольно покосился на Заику:
– Чморик, тебя не учили в детском доме порядку? Посмотри, сколько ты мусора развел вокруг себя.
– Да ладно тебе, – отмахнулся Заика. – Тебе что, больше всего надо?
– Это я говорю тебе, дуралей, что если хочешь иметь со мной дело, то учись аккуратности. Понял?
– Понял, – буркнул Заика, скривив лицо.
Медведь положил руку на плечо Заики.
– Эх, Заика, Бог, видимо, здорово хохмил в тот день, когда ты родился.
Заика оскорбился. Отдернув плечо от его руки, он сказал:
– А ты, а ты, к-когда родился, Бог в тот день п-плакал, во!
Медведь снисходительно покачал головой.
– Ладно, что у тебя?
– Вот, – указывая на афишу, произнес Заика. – К нам п-приехал театр.
– Ну и что? На голых телок меня приглашаешь посмотреть?
Заика скорчил недовольную гримасу.
– К-какие голые телки в театре?! Это т-театр! А не сри… – Он задумался, обратив взор к небу. – Сриптиз, во!
– Ты громче говори.
– Я говорю, что это т-театр, а не сри… – Он вновь взглянул на небо.
– А не сри… Короче, т-там нет голых баб.
– Ну и? Ты о деле давай, о деле. Балаболка.
– А это и есть дело. Вот ч-читай здесь. – Он ткнул пальцем в афишу и стал читать: – Про-дю-сер Его-ров Н. Н.
– И что?
– А то, что этот п-продюсер и есть наш клиент.
– Он что тоже танцует?
– К-какие танцы?! – возмутился Заика. – Тебя заело, что ли? С-совсем в тюряге отупел.
Медведь показал ему кулак.
– Это видишь? Говори о деле, недоумок.
Опасливо косясь по сторонам, Заика сказал:
– Есть план. С-сегодня ночью его надо п-проведать.
С видом делового человека Медведь произнес:
– Давай по порядку. Но для начала уйдем отсюда. А то стоим у всех на виду, как два идиота. Пошли в сквер.
– Так, это далеко!
– Сто метров пройти, это далеко? Давай-давай, трогай, – сказал Медведь и дал ему пинка.
– Ты чего?! – обиделся Заика, и пока они шли до места, он не выронил ни слова.
В сквере они присели на лавочку. Продолжая держать обиду на Медведя, Заика говорить о деле не торопился.
Медведь вопросительно посмотрел на него:
– В рот воды набрал? Я слушаю тебя.
– К-какой ты грубый, Жорик, – произнес в печали Заика. – Постоянно обижаешь сироту.
– Да тебя убить вообще-то надо! – вспылил Медведь.
– За что? – встрепенулся Заика.
– За то, что из-за твоего прошлого дела я два года на нарах провел. Другой бы на моем месте не имел бы с тобой ничего общего.
– П-причем тут я? Кто виноват, что ты в окне застрял? Сам и виноват. К-кстати, я тебя не бросил тогда, а хотел вытащить. Да разве такую тушу вытащишь.
– Ладно, хватит вякать.
– Какой ты грубиян, Жорик. Ну, н-натуральный.
– Ладно, я сказал.
– Л-легко на слабого наезжать, конечно, – пробурчал Заика, придав своему лицу жалкий вид.
– Говори о деле, – буркнул Медведь, теряя терпение.
Заика насупился и, тем не менее, стал выкладывать свой план:
– Тут у этого продюсера есть у нашего леса дом. Он построил его совсем недавно. Сам он с этих мест и поэтому на старости лет решил здесь окапаться. Я с-следил за этим домом долго. Брал корзину для грибов и ходил вокруг дома. В общем, законсервировался. – Он задумался, подняв глаза к небу. – То есть, законспирировался, во! Короче, лоха строил. Гляжу, как-то, он приехал. Ну, я к забору и в щелочку. А глаз у меня зоркий…
– Это у кого глаз зоркий? Я не ослышался? Это, случайно, не твой косой глаз зоркий?
– Ничего не буду говорить, – вновь обиделся Заика.
– Что ты, как красная девица, в натуре. – Медведь по-дружески толкнул его плечом. – Продолжай.
Доброжелательный жест приятеля понравился Заике, и он про свою обиду тут же забыл. Он продолжил:
– Так вот, вижу я, как он открыл багажник машины и вынул оттуда чемоданчик. Этот как его… Дипломат, во! Он нам и нужен.
– А что там?
– Я думаю, б-бабки.
– Ты думаешь. Мало ли, что там может быть.
– Э-э-э, нет. Все дело в том, что как он брал этот дипломат и заносил его в дом.
– Как?
– Он осмотрелся несколько раз, опасливо так, и только потом достал дипломат и быстро занес его в дом. Будто там самое дорогое, что у него есть.
– А если там все же туфта, какая-нибудь?
– К-кроме чемоданчика там есть еще, чем можно поживиться. Этот наш п-продюсер уже успел завезти в дом всякой всячины. И это надо делать сегодня ночью, потому что уже завтра в доме будут ставить сигнализацию, во. А п-пока его хоромы охраняет один алкаш. А он и не сторожит т-толком. Как тот уезжает, он идет к себе и пьянствует. Т-только иногда подходит к воротам, проверяет замок и уходит. У меня уже инструмент готов всякий и корзины.
– А корзины зачем?
– Для конспирации, во. Ну, типа, мы за грибами ходили, если что.
Брови Медведя поползли вверх, отчего он стал похож на горячего горца.
– Ночью с корзинами? Какой ты дурень. Свобода тебе во вред.
– Зачем к-каркаешь перед делом? – расстроился Заика. – Ничего хорошего от тебя не услышишь. Обязательно все должен обкакать.
