Владимир Романовский - Средневековый детектив
Ратники свернули в один из палисадников и без стука вошли в дом, втолкнув перед собой Детина. Обыкновенный дом. Гридница. Печь. Стол, на столе много всякой еды. Скаммели. На одном из скаммелей сидела, уставившись в свиток, какая-то полнотелая женщина. Оторвавшись от свитка, она кивнула ратникам. Те поклонились и вышли.
Детин стоял посередине гридницы в одной рубахе, без гашника, сапоги в руке.
– Садись, – сказала женщина дружелюбно. – Садись и ешь. Не торопись. Время кое-какое есть.
Прежний Детин повел бы себя по-другому. Нынешний Детин сел и стал есть. Сперва с опаской, боясь, что его остановят. Затем быстрее.
– Не торопись, – сказала женщина.
Вскоре Детин остановился, чтобы перевести дыхание. Рука потянулась к кувшину – свир? сбитень? вино?
– Потом, – сказала женщина. – Мне нужно, чтобы ты сохранял ясность мысли. Поговорим.
Он кивнул, с сожалением поглядел на кувшин, схватил вороватым движением с блюда раденец с бараньим мясом, откусил, и, жуя, спросил, —
– Кто ты?
– Это не важно, – сказала она. – Называй меня … ну, скажем … Дике.
Что-то шевельнулось в Детине от того, предыдущего, Детина. Имя показалось ему забавным.
– Отчего ж не Хвемис? – спросил он, жуя.
Женщина улыбнулась.
– Хвемис, мать моя, слепа, – сказала она. – А я, дочь ее, как видишь, вполне зряча. И все еще молода. Эка тебе засветили в глаз.
Детин проглотил кусок и закашлялся. Она подождала, пока он перестанет кашлять.
– Позволь тебе сказать, что положение твое очень худо. Очень, очень худо. Тебя будут судить. И не где-нибудь, а прямо на вече, возле колокола, по всем правилам.
Детин кивнул, представил себе этот суд, и похолодел.
– Я ни в чем не виноват, – сказал он просительно.
– Так не бывает. В чем-то наверняка виноват. Но, возможно, не в том, в чем тебя обвиняют. Если хочешь сохранить себе жизнь и свободу – следи не столько за тем, что ты говоришь – это не сложно – но как ты это говоришь. Это первое. А второе – я могу тебе помочь. Есть такая стародавняя традиция, когда ответчик, если ему позволяют средства, нанимает себе советника, умеющего мыслить здраво в любой момент.
– Да, – сказал Детин. – В Константинополе этих советников целая гильдия. Но у нас не принято.
– Это не важно. Запрета иметь такого советника в Новгороде нет. Ну так вот, Детин. Меня наняли, чтобы я тебе помогла.
– Кто тебя нанял? Жена моя?
Женщина хмыкнула.
– Твоя жена клялась давеча помощнику тиуна, что в ночь убийства ты вернулся домой весь в крови, с ножом в руке, и сказал несколько раз, «Я убил Рагнвальда».
Раденец вывалился у Детина из руки.
– Ети твою … – сказал он пораженно.
– Очевидно, она очень рассчитывает на получение старшим сыном твоего имения.
– Так и сказала? «Я убил Рагнвальда»? … Да … Никому нельзя верить. Сыном … Да, они хорошо спелись. Сын всегда берет ее сторону. Какие нынче дети … добродетельные…
– Не серчай на него.
– Да позволь, как же…
– Нет времени.
Детин потянулся было снова за раденецем, но вздрогнул судорожно и убрал руку.
– А когда суд? – спросил он.
– Неизвестно еще. Но скоро.
– Скоро … Так кто же тебя нанял?
– Не будем гадать. Это не важно. Итак, тебя обвиняют в убийстве Рагнвальда. Убийство произошло на Улице Толстых Прях, третьего дня, ближе к полуночи. Прямых видоков нет, есть косвенные. Многие в городе заинтересованы в том, чтобы твоя вина была доказана.
– И что тогда?
– Казнь при всем народе. А уж сварят тебя в кипятке или еще чего – не знаю.
Помолчав, Детин сказал, —
– Так оно и будет.
– Почему же?
– Те, кто хочет доказать мою вину, могут купить любых видоков. И эти видоки очень убедительно подтвердят все, что угодно. Включая несомненную достоверность баек бабки Лусинды.
– Это не так.
– Так.
– Нет, не так. У тебя много врагов, но есть и друзья. А также есть люди, заинтересованные в том, чтобы тебя оправдали.
– Это кто же?
– Купцы, связанные с тобой соглашениями. Некоторые ратники, по разным причинам. Возможно даже некоторые из властителей. И враги твои знают, что видоков купить твоя сторона тоже может. Да и ненадежны покупные видоки. Всегда они все путают, на лжи их поймать легко. А суд будет открытый. И присутствовать на нем будет весь город.
– Почему?
– В городе три тысячи варангов. Люди военные в свободное от непосредственных занятий время имеют склонность к легкомыслию, а легкомыслие нынче дорого стоит. А поскольку платить им перестали, они решили, что возьмут свое сами – едой и товаром. Новгородцы в связи с этим стали проявлять к ним враждебность. Есть две силы в городе – одна хочет поссорить варангов с новгородцами окончательно, другая помирить. Обе силы решили, что им представился удобный случай. Осудит тебя новгородская власть – варангам будет приятно, а новгородцы ворчать не будут – не любят они тебя. А оправдают – варанги обидятся и драки между ними и новгородцами не миновать. Впрочем, это я упрощаю.
– Но ведь несправедливо это, – сказал Детин. – Я с варангами в хороших отношениях. А с чего ты взяла, что новгородцы меня не любят?
– Не любят.
– Откуда ты знаешь?
– Большинство новгородцев люди бедные, – сказала Дике.
– Нну… – Детин подумал, куда это она клонит. – Не такие уж бедные.
– Но ведь беднее тебя?
– Да.
– Чему ж удивляться?
Детин судорожно вздохнул.
– А те, кто хочет … чтобы меня казнили, и чтобы варанги с бедными новгородцами помирились … Они кто?
– Это мы попробуем выяснить.
– Может, Житник?
– Может быть.
– Тогда дело худо. Если Житник себе чего-то в голову вбил, тогда все.
– Нет, не все. Суд должен быть открытый.
– Ну и что?
– Без некой, возможно высокой, степени честности не обойтись. Поэтому нам с тобой нужно придумать … вернее, мне нужно придумать, что ты должен говорить на суде.
– А на что это повлияет?
– На многое. История эта с убийством – она странная очень.
– Странная?
– Именно. Стражники, нанятые частным образом, нашли тело Рагнвальда у дома на Улице Толстых Прях. Но никто не утверждает, что именно там он был убит. Тебя обвиняют в убийстве из ревности. Зачем ревнивцу убивать соперника под окнами, если гораздо безопаснее – сделать это дома, а тело зарыть в саду? Поговаривают, что Рагнвальд нес любовнице своей какие-то свитки. Свитки нигде не нашли. Любовница исчезла. Ее все ищут. Убить ты ее не мог – тебя схватили, когда она была жива-здорова. Куда она делась? Неизвестно. Либо ее похитили, либо она скрывается. Первое вероятнее, потому что женщина, если одна, так хорошо скрыться в Новгороде не может, а если нашелся помощник – так ведь объявлена награда за поимку, и немалая – помощник давно бы ее сдал охране. Жена твоя говорит, что ты сам признался в убийстве Рагнвальда, но она также говорит всей округе, что домовые украли у нее в прошлом году семейный амулет.
– Амулет? Какой амулет? – спросил Детин.
– Семейный.
Детин заплакал.
Глава восемнадцатая. Оракул
На торге все шло своим торговым чередом. Кривлялись, подражая киевским и ненужно утрируя, скоморохи, зубоскалили юные дети боляр, убытки, как верно подметил восемь веков спустя насмешливый поэт, вымещались на ближнем. Огуречник Бова, ворча и кряхтя, снова чинил лавицу. Проще и дешевле было бы просто купить новую или позвать плотника – на торге их было четверо – но у Бовы был твердый принцип – не расставаться с деньгами, которые уже есть, какие бы явные выгоды не сулило капиталовложение. Молочница усмехалась, выпятив большую мягкую грудь и глядя на Бову, и томно вздыхала.
Неожиданно увидела она того самого – странного человека, которому давеча Бова повредил руку. И шел он опять к Бове. Молочница испугалась, и за него, и за Бову, и стала подавать Бове знаки, но Бова, как все неумехи, с головой ушел в нехитрое дело починки лавицы и поднял голову только тогда, когда Годрик встал перед ним вплотную. Бова быстро оглянулся по сторонам. Двух громил, вступившихся давеча за негодяя, нигде не было. Бова потянулся за ножом и обнаружил, что нож находится в руке Годрика.
– Не потерял ли ты чего, добрый человек? – спросил Годрик участливо.
– Совсем ничего не потерял, – уверил его Бова.
– А хочешь я тебе нос отрежу? – спросил Годрик.
– Нет, – сказал Бова.
– Вежливость прежде всего, – сказал Годрик наставническим тоном. – Нужно сказать, нет, спасибо. Говори.
– Нет, спасибо, – сказал Бова.
– Вот видишь? Все сразу встало на свои места. Вежливость – в ней сила! И ведь не составляет труда быть вежливым, а сколько плохого в мире происходит из-за того, что кто-то поленился и не выказал должного почтения в нужный момент. Не так ли, бедный друг мой?
– Так, – сказал Бова. – Именно.
– Ну вот видишь. А лавицу ты эту выброси. Новую купи или построй. Не продашь ли ты мне огурцов, добрый человек? Три дюжины.
