Мария Воронова - Клиника жертвы
– Хорошо, я расскажу, – серьезно сказала она. – Вам это и как специалисту будет интересно. Только с одним условием.
– Как вам угодно.
– Я не назову имени, а вы, в свою очередь, не станете вычислять этого человека. Дело это очень давнее, как говорится, быльем поросло. Я изменилась с тех пор, он, наверное, тоже. Не хочу бросать на него тень.
Владимир Валентинович кивнул.
– В общем, история банальная, – грустно усмехнулась Кристина. – Вы такие пачками выслушиваете в своем центре. Я собиралась замуж за прекрасного молодого человека, жизнь, так сказать, была полна радужных надежд… Мне, если пользоваться терминологией любимых вами романов, в ту пору минуло семнадцать лет, я только школу закончила и поступила в институт. Мозгов в голове, сами понимаете, сколько. Родители одобряли кандидатуру жениха и даже позволяли нам кое-что, чего добросовестные родители позволять не должны. Брак представлялся всем заинтересованным сторонам очень перспективным, и старшее поколение закрывало глаза на то, что я фактически переехала к жениху. Дата свадьбы была уже назначена, и на нее смотрели как на пустую формальность с одной стороны и повод для праздника – с другой. Уже платье было заказано в ателье, только кольца не куплены. – Она вдруг улыбнулась. – С этими кольцами вышло забавно, прямо информация к размышлению для всяких экстрасенсов. Никак я не могла себя заставить пойти в магазин! Вот все мне нравилось, и в жениха я была влюблена, и распирало меня от гордости, что я выхожу замуж первой из класса, и, очевидно, буду первой замужней дамой на курсе! До сих пор помню это ощущение безмятежного счастья… Я вообще ни о чем не тревожилась! В женихе не сомневалась ни секунды! А за кольцами не шли ноги, и все тут! Все завтра, завтра… Ну вот и наступило завтра – жених взял да и отлупил меня. Причем на ровном месте, я даже повода не давала…
– Нет такого повода, чтобы на женщину поднять руку, – буркнул Владимир Валентинович.
Ему тяжело было слушать Кристину, он сам почти физически переживал то отчаяние, которое должна была испытать она, в ту пору совсем девочка… Господи, семнадцать лет!
– Это да! Но в то время мне казалось, что если бы я, допустим, изменила, было бы не так обидно. Как бы аффект, не справился с собой. Вам, наверное, известна одна пошлая поговорка: бьет, значит, любит.
– Вот уж не знаю, психопат какого пола ее придумал!
– Во всяком случае, отсутствие состава преступления с моей стороны показалось мне особенно унизительным. Да, сразу скажу, никаких увечий не было. В вашей мужской классификации побоев это называется «навалять». Я тут же собрала вещи и вернулась домой. Смешно, но мне было стыдно признаться в том, что жених меня побил, я просто сказала, что мы поссорились. Он хотел мириться, клялся, что это было первый и последний раз… Родители тоже были недовольны моим решением и ненавязчиво продавливали его кандидатуру. Но меня будто какая-то сила заставляла противостоять этому давлению.
– И вы не вышли за него?
– Слава богу, нет. Потом была еще некрасивая история, ведь его родители были тоже не в восторге, что мы расстались, и укоряли его, что он такую девушку упустил. Ну, он и сболтнул, что я ему изменяла. Те родители сообщили моим, мои на меня наехали, а что я могла сказать в ответ? Ну, пожаловалась бы я, а все решили бы, что я в отместку пытаюсь его очернить. В таких делах, сами знаете, кто первый соврал, тот и правду сказал. В общем, как-то после этой истории у меня и с родителями отношения испортились. Что-то пропало, доверие, что ли, или я даже не знаю, как сказать… Отчуждение какое-то появилось. Может быть, оттого что я перестала быть ребенком, не знаю. Мы не ссорились, не ругались, у нас в семье это вообще было не принято, но я чувствовала, что своим несостоявшимся замужеством очень разочаровала их.
– Тяжело вам пришлось…
Она засмеялась:
– Тяжело? Мне? Вот уж нет! Вот если бы я вышла за него замуж… Не скрою, колебания были. И тогда, и потом, когда судьба неожиданно столкнула нас в этом городе. Мне даже стало как-то стыдно, что я так и не создала семьи. И когда я увидела, что на первый взгляд он со своей женой живет очень дружно, испытала такое нехорошее жгучее чувство – сожаление об упущенных возможностях. Стала думать – может быть, лучше было стерпеть. Потерпела бы и жила как за каменной стеной, а то все сама да сама…
– Да уж! За каменной стеной чужого равнодушия, – сказал Нейман.
– Вот я тоже так подумала, – согласилась Кристина. – За стеной-то неизвестно что делается, со стороны не разглядеть. И сама не докричишься, если что. Я так рассудила: он молодец, что отучил себя руки распускать. Исправился, хороший муж. Но что меня оболгал – этого не исправить, это гниль природная. И если с психопатом еще можно жить, то с подлецом – ни за что! Лев Толстой был прав, когда говорил, что в семейной жизни главное – терпение, и все нужно терпеть, только не унижение. Это нельзя никогда и нигде, ни при каких обстоятельствах.
Нейман улыбнулся:
– Кому-кому, а вам стойкости духа не занимать… И вы из-за этого печального опыта больше не вышли замуж?
Так хотелось обнять ее, целовать… Хотя бы взять за руку, чтобы она почувствовала – больше не надо сражаться в одиночку. Есть верный друг. Но он боялся испугать Кристину, вдруг она примет его искренний порыв за обычное мужское желание?
– Только не домысливайте всяких ужасов! А то вы смотрите на меня такими глазами, что мне становится себя очень жалко, – хмыкнула Кристина. – Нет, Владимир Валентинович, я даже в юности не была нежной фиалкой. Можно было бы поинтересничать и заявить, что неудачная попытка породила во мне страх перед семейной жизнью, но это неправда. К своим нынешним взглядам я пришла не сразу. А тогда я еще верила в любовь, полагая, что моя неудача – всего лишь частный случай и нисколько не характеризует мужской популяции в целом. Были у меня романы, как у всех женщин, мечтающих о счастье. Жаловаться не на что, никто меня больше не бил, не бросал, не обманывал… Я вас еще не сильно утомила своими откровениями?
– Нисколько!
– Тогда потерпите еще немного, капраз, хорошо? Уж начала исповедь, надо закончить. Видите ли, я воспитана так, чтобы «и в горе и в радости». Так жили мои родители, и бабушка с дедушкой, и я мечтала так прожить. С детства знала, что муж с женой одно целое. И дается тебе навсегда, как родители, например. Не скажешь же маме – я тебя больше не люблю, пойду найду себе новую. А то, что мне предлагала судьба, было совершенно из другой оперы. Посмотришь, он как бы и любит, но это такая любовь, как к новой машине. Выбирает меня, как некий аппарат для комфортной жизни. Впрочем, что я вам рассказываю, сейчас мужики что машину покупают, что жену выбирают, принцип один! – Кристина фыркнула. – Да еще и тест-драйв норовят устроить. Давай, мол, так поживем, посмотрим, подходим мы друг другу или нет. Спасибо, не надо!
Вздохнув, Нейман осушил свой бокал и налил еще.
– Я понимаю, о чем вы говорите. Любовь становится предметом потребления, вы это имеете в виду?
– Не знаю, – отрезала она. – Я не обобщаю, просто рассказываю вам свою историю. Про своих ухажеров я чувствовала, что от них в любую минуту можно ждать предательства, а для меня семья и предательство две вещи несовместные, вот и все. Самый смешной парадокс моей жизни заключается в том, что, не приемля предательства, я сама его и совершила.
Нейман посмотрел на нее с удивлением.
– Да-да. Ведь мой жених не отказывался от меня. Мы дали друг другу обещание быть вместе всегда, а раз начали жить как муж и жена, то уже связали свои судьбы. А раз я хочу, чтобы меня не оставляли ни при каких обстоятельствах, то и сама не должна была убегать. Получается, я дезертирша. Или дезертирка, не знаю, как правильно.
– Нет, Кристина, вы ошибаетесь. Дезертир – это тот, кто струсил перед лицом врага. А он не был вашим врагом. Это был чужой человек, притворившийся влюбленным, вот и все.
– Вы так думаете?
Лицо Кристины словно просветлело, и сердце Неймана сжалось. Боже мой, неужели она в самом деле чувствует себя виноватой? Что же делать, если самостоятельная, даже самодостаточная женщина с высшим образованием переживает из-за таких дремучих предрассудков? Слава богу, она в свое время сделала правильный выбор, но до сих пор терзается, считая, что спасти семью было важнее, чем спасти себя. Бедные женщины… Пока они так думают, вся его борьба против семейного насилия – все равно что попытка вычерпать Тихий океан с помощью детского ведерка для песочницы.
– Это вы потому так рьяно агитировали меня за разводы и предлагали уничтожение некачественных мужей? – усмехнулся он. – Не только меня, но и себя убеждали? И совершенно правильно делали! Я вот что вам скажу, Кристина: у любого человека есть неотъемлемое достояние – чувство собственного достоинства. Если кто-то покушается на это ваше чувство – он вас предает. А кто вас предал, тот вам никто: ни друг, ни враг, ни любимый. Пустое место. Вот и вся механика.
