Борис Штейн - Военно-эротический роман и другие истории
Лиза безмолвствовала. Когда Мартын лежал на ней, она его не обнимала, позволяя свершаться предписанному природой. Потом спокойно сказала:
– Надо сходить в ванную. Сначала я.
Сходила.
Сходил и Мартын. Вымыл свое обмякшее хозяйство, вернулся, лег рядом с женой. Что-то подсказывало, что теперь ее необходимо приласкать. Погладил по плечу, коснулся груди в вырезе комбинации, поцеловал в щечку. Она не возражала, но и не проявила ответного движения. И Мартын уснул спокойным сном. В шесть вскочил по сигналу внутреннего будильника, попил воды из графина и отправился в училище. Лиза спала. Лицо ее было спокойным и серьезным.
В Балтийске, куда попал служить Мартын, Лиза нашла работу в школе. Она была хорошей учительницей, спокойной, рассудительной и добросовестной. Времени у нее всегда было в обрез. Подготовка к урокам, проверка диктантов и сочинений, да еще курсы испанского языка, на которые она записалась, приводили к плотному графику ее вечерней жизни. Курсы были созданы при гарнизонном Доме офицеров. Некоторые офицеры поступили на них с расчетом на возможную командировку на Кубу. Лиза же – с неопределенной целью самосовершенствования. И на курсах этих, в общем, ненужных, училась, как всегда, примерно.
С Мартыном виделась редко. Мартын служил на сторожевом корабле, Сторожевые корабли выходили в район боевой подготовки в пять утра во вторник и возвращались в двадцать три часа в пятницу. Примерно. Иногда на несколько часов позже. Так что на берегу офицерам случалось бывать нечасто. Но это ее не удручало.
Посещения мужа входили в график ее жизни. Она спокойно раздевалась и лежала в постели неподвижно, пока Мартын входил в нее и разражался семенем. Сама она ни разу не испытывала что-нибудь похожее на экстаз. Как женщина образованная, где-то о чем-то, связанным с этим, читала, но стремления к этому не испытывала совсем.
Мартын, в общем, был несколько разочарован прелестями супружеской жизни. За годы затянувшегося воздержания воображение наладилось рисовать картинки какого-то неясного блаженства, улета в недосягаемые сферы. На деле все оказалось проще и неинтересней. Но жить, служить и овладевать специальностью ему это не мешало. Как обстояло с этим вопросом у его флотских товарищей, Мартын не знал: у мужчин не принято болтать на эти темы. Однако извечное стремление к женщине не покидало оторванных от дома моряков – от командира до матроса. Однажды, когда корабль нес месячное боевое дежурство, в офицерской кают-компании показывали кино. Это был чехословацкий детектив с отважной контрразведчицей, молодой красоткой в чине капитана. И вот по ходу сюжета она оказалась на пляже, где исподволь вела наблюдение за каким-то типом. Но наблюдение-то вела, валяясь на песке в таком умопомрачительном бикини, который не закрывал в сущности ничего. Тут командир, человек для остальных офицеров недосягаемый, отделенный от них стеной субординации, вдруг скомандовал:
– Стоп!
Киномеханик остановил бабину. На экране застыло изображение голой по сути дела контрразведчицы. Народ в кают-компании замер. Не было в то время в нашей стране ни «Плейбоя», ни других подобных изданий, так что народ замер в изумлении, созерцая тело прекрасной чешской актрисы. И командир повел себя тогда незабываемо. Он сказал:
– Старший лейтенант Зайцев, поднимитесь на мостик, подмените вахтенного офицера. Пусть спустится, тоже посмотрит.
Проявил заботу.
«Что-то есть в этом во всем, – думал смышленый человек Мартын Зайцев, – если даже командир проявил заботу о вахтенном офицере». Но скоро корабль огласила команда «Боевая тревога! По местам стоять, с якоря сниматься!» И бесполезные мысли выдуло из головы морским ветром.
Вскоре старательного Мартына повысили по службе, перевели со сторожевого корабля на эскадренный миноносец, и он возглавил артиллерийскую боевую часть на том самом эсминце «Озаренный», где проходил два года назад стажировку. Сменил своего наставника, ветерана нарезной артиллерии, переведенного в штаб дивизиона эскадренных миноносцев. Служба шла, и шла неплохо.
Жене, несмотря на отсутствие ярких чувств, не изменял. Если и сходил на берег в других гаванях, то шел чаще всего в читальный зал местного Дома офицеров, где читал толстые журналы и просматривал подшивки «Морского сборника». Он был не чужд литературы и интересовался историей отечественного флота.
Был у Мартына пример для подражания. Всеми уважаемый минер – командир БЧ-3 капитан-лейтенант Юрий Петрович Обозов. Жена Обозова жила в Ленинграде, и Юрий Петрович на берег вообще не сходил. Месяцами. И даже, за исключением отпусков, годами. Серьезный и правильный человек, он без жены не признавал никаких развлечений. Будь то кино, театр или, тем более, кафе-ресторан.
За свою серьезность и старательность по службе Обозов пользовался всеобщим уважением. Командир называл его по имени-отчеству, а товарищи-сверстники – фамильярно-почтительно Петровичем. Ко всему прочему Петрович готовился к вступительным экзаменам в академии, чтобы, поступив, по крайней мере, три года не разлучаться с любимой женой. Академия находилась в Ленинграде.
– Правильно, Петрович, – шутили друзья. – Береги боезапас.
В Питере отстреляешься по полной программе. Обозов смущенно отмахивался и с новой силой погружался в учебники.
В академию Обозов поступил. А вот «отстреляться по полной программе» – сорвалось. Обожаемая жена, как выяснилось, давно ему капитально изменила и, не поднимая шума, потихоньку зажила с новым мужем, далеким от морских скитаний. Новоиспеченный слушатель академии ей нужен был только для того, чтобы оформить развод. Обидно, конечно за Петровича, но и такое каютное затворничество – это тоже перебор.
Мартын Зайцев сидел в комнате начальника караула и нерешительно поглядывал на телефон. Он сомневался: прямо сейчас позвонить Дзинтре или отложить удовольствие на двадцать минут, за которые он проверит караул и сделает соответствующую запись в журнале. Решил отложить. Сначала служба, а потом уж безмятежный разговор, которому не будут мешать мысли о невыполненных обязанностях. И Мартын отправился проверять караул.
Слово «ало» произносится на всех языках одинаково. Это удобно. Особенно в том городе, в котором имеют равное хождение два языка, Скажем, латышский и русский. И если тот, кому звонят, обоими языками владеет. И, услышав отзыв на свое «ало», подключает нужный язык. Например, услышав «Здравствуй, Дзинтра, это Мартын», подключает не только нужный язык, но и нужную интонацию и говорит:
– Здравствуй, Мартын, когда мы увидимся? Я уже соскучилась!
Тепло и доверительно.
Мартын представил себе девушку в домашней обстановке, почему-то в зеленом халате, желанную и доступную.
«Что я тут делаю в тусклых стенах с «героикой в рамке», когда в получасе ходьбы отсюда…» – мелькнула шальная мысль. Мелькнула, не больше.
– Я тоже соскучился по тебе, Дзинтра, но сегодня я не приду: Я в карауле. Здесь есть городской телефон, я тебе позвоню еще несколько раз… Когда ты ляжешь спать?
– Я бы лучше легла спать с тобой, – сказала Дзинтра. Мартына кинуло в жар.
– Не издевайся надо мной, милая Дзинтра. Я же на службе.
– Мартын, – помолчав, спросила Дзинтра, – а если бы мы встретились, ты бы меня поцеловал?
– Поцеловал бы, Дзинтра.
– Крепко? Мартын тихо сказал:
– Нежно.
– Очень мило, – послышалось в ответ. – А я бы тебя – крепко.
– И я бы – крепко.
– А еще что бы ты сделал?
– С тобой?
– А с кем же? – рассмеялась Дзинтра. Мартын дышал в трубку и молча волновался.
– Ты покраснел? – поинтересовалась Дзинтра.
– С чего ты взяла?
– Так, подумала. Рыжие вообще чуть что – краснеют.
– Не дразнись! – бухнул Мартын.
– Так что бы ты сделал? – не унималась коварная латышка.
– Я бы развязал пояс твоего халата.
– Халата? Какого халата?
– Зеленого.
– Почему зеленого?
– Под цвет твоих глаз.
– Ты очень милый. Но у меня нет зеленого халата.
– Жаль.
– А что другой халат ты бы развязывать не стал?
Какое-то озорство овладело Мартыном. И он вместо прямого ответа вдруг спросил:
– Честно сказать или соврать?
На другом конце провода раздался смех.
– Скажи честно.
– Я бы снял с тебя любую тряпку, какого бы цвета она ни была.
– Мартын, ты такой хороший, но зачем ты пошел сегодня в этот дурацкий караул?
– Потому что я военный человек, Дзинтра, – грустно, но с достоинством сказал Мартын.
– Я это заметила еще в кафе, – парировала остроумная девушка. Помолчав, продолжала: – Ну ладно, с халатом справились. А что бы ты потом стал делать?
– В каком смысле? – задал Мартын довольно глупый вопрос.
– В простом. Что бы ты стал снимать с меня после халата?
Мартыну стало больно. Он просунул руку в штаны и заправил то, что рвалось вон из брюк, за пояс, схваченный тонким ремешком.
