Валерия Лисичко - Одинокий отец с грудным ребенком на руках снимет жилье. Чистоту и порядок гарантирую
Сгущёнкин тщательно навязал пучки со свежим редисом и прошёлся по окрестным домам – не нашлось ни одного покупателя. Тогда, на следующий день, Сгущёнкин решил сменить дислокацию и отправился к железнодорожной станции. С водителем первого автобуса Сгущёнкин расплатился двумя пучками редиски. Другой водитель махнул на безденежного безбилетника рукой. И вот Сгущёнкин в окрестностях станции. Ни одно кафе и ни один ресторан не пожелали купить редис у «физического лица» – им подавай «ответственное юридическое», чтобы с налогами и банковскими счетами.
Сгущёнкин только руками развёл. Делать было нечего, и он отправился в обратный путь. На этот раз оба водителя смилостивились, вошли в положение и снова довезли горе-коммерсанта бесплатно.
Через два дня безуспешной торговли, практически краха предприятия, появилась первая покупательница – Людмила. Её дом стоял сразу за автобусной остановкой, и, наглядевшись на маяту Сгущёнкина, она прониклась к нему сочувствием.
Людмила содержала коз и коров, а так же огромный огород, полный не то что – редиской, а вообще всем, что растёт. Она, многодетная мать, как никто сочувствовала Вольдемару. И скупила всю его партию, составляющую пять килограмм за два литра коровьего и стакан козьего молока, а также вручила новоявленному коммерсанту стакан клубники.
Так и повелось – каждые три дня Сгущёнкин подгонял ей собранный урожай, а она расплачивалась тем, чем сама была богата.
Редисовый бизнес прибыли не приносил, зато обеспечивал Толю парным молоком.
Вольдемар понимал: нужно что-то решать и упорно ждал чуда. Чудо же упорно проходило стороной. Вольдемар решил бить сигнал тревоги и обзвонить всех своих друзей.
Днём, после стирки и прополки, Вольдемар сел за стол на кухне и влез в записную книжку мобильного телефона в поиске друзей, коих там, как ни странно, не нашлось.
Тогда Вольдемар решил звонить людям близким, которых опять-таки не обнаружилось. В отчаянии Вольдемар стал названивать всем подряд. Он обрисовывал катастрофичность ситуации, просил помочь с работой или дать в долг.
Ни одна из просьб отклика не нашла. А дата платы за угол близилась. Гильотина долговой ямы нависала над хрупкой шейкой Сгущёнкина.
– Со дня на день мужа с лечения отпустят. Он всегда буйный возвращается, ещё бы столько сдерживаться! – как-то обмолвилась Кудя.
Эти её слова стали последней каплей.
Будучи человеком разумным, Сгущёнкин понимал, что ребёнку в такой ситуации лучше быть с матерью. Пусть странной, но хотя бы способной его прокормить.
Бывшую супругу по телефону вызвонить не удалось. Сгущёнкин решился на крайнюю меру – найти её «вручную». В случае успеха Сгущёнкин рассчитывал передать ей сына. О провале «операции» принципиально не задумывался.
Он собрал в чемодан все вещи Толечки, упаковал его в конверт – ноги последнего предательски выпирали наружу. Сгущёнкин водрузил конверт поверх чемодана (Нужно отдать Сгущёнкину должное: он нашёл хорошую альтернативу коляске!) и с этой «Пизанской башней» на колёсиках отправился к автобусной остановке.
Дом Норы располагался в элитном посёлке на берегу озера Белое. Ближайшая станция – Карьер, находилась на той же линии железной дороги, что и станция от которой Сгущёнкину до дома оставалось сменить какую-то пару автобусов.
Сочувствующие водители автобусов сжалились и довезли бедного Сгущёнкина «в долг». Зайцем проскочив в вагон поезда, Сгущёнкин столкнулся с трудностью посерьезней душевных водителей, готовых помочь земляку: дородная дама в форме активно требовала от пассажиров билеты.
Сгущёнкин, увлекая за собой тарантайку с ребёнком, трусцой припустил по вагонам. Тридцать минут отделявшие его от станции Карьер, Сгущёнкин провёл в двух состояниях: трясся и бегал.
Трясся он, отсиживаясь в тамбурах и трусовато поглядывая в салон, откуда надвигалась угроза в форме. Бегал, точнее спасался перебежками из вагона в вагон на коротких станциях, огибая опасный участок поезда со злосчастным контроллёром.
Толя спать упорно не хотел. Его перебежки и отсидки откровенно веселили. На резких поворотах Толя подпрыгивал и, зависая на мгновение в воздухе, икал. Плюхаясь обратно, он звонко смеялся и начинал вертеться в тесном конверте.
Сгущёнкин был неподражаем в новом амплуа беглеца-любителя.
Глава 7 Карьер для карьеристов
Мучения прекратились на станции «Карьер». Но лишь для того, чтобы освободить место новым: путешественникам предстояло чапать пешком двадцать километров.
Посёлки раскинувшиеся вблизи станции Карьер, однозначно были рассчитаны на людей с хорошими доходами, способных обеспечить себя машиной, или вызвать такси. Зачем таким общественный транспорт?
В начале пути, сделав этот ненавязчивый вывод, Сгущёнкин беззлобно охарактеризовал жителей этих посёлков «карьеристами». Спустя полчаса Сгущёнкин уже шипел ненавистное «карьеристы, выскочки, тоже мне, без транспорта они обходятся!»
Спустя два часа Сгущёнкин-старший шагал по трассе, он уже ничего не говорил, не шипел и не думал. Сгущёнкин-младший с любопытством озирался по сторонам, наблюдал за проезжающими мимо машинами. Сгущёнкин-старший скрежетал зубами и пёр вперёд на чисто ослином упорстве. Младший созерцал и радовался, радовался и созерцал. Старший поднял голову – поворот на Тутаевку.
– Как бы не заблудиться, – подумал он.
Из-за поворота, тарахтя и пуская в небо облака ядовитых газов, выскочил старенький «Жигуль». Он пропыхтел мимо Сгущёнкиных и было поколесил дальше, но передумал, притормозил, сдал назад. На заднем стекле машины Сгущёнкин явственно различил надпись «Дуся», сделанную от руки белой краской. Дверь, кляцнув, отворилась и из неё выглянул водитель – мужчина с лицом в крупных порах.
– Ребятушки, здрасьте. Беда с машиной – окошко не отворяется. А у вас что за беда?
Запыхавшийся Сгущёнкин нервно откашлялся.
– Идём, – выдавил он.
– А я, не поверите, – еду! – сказал новый знакомый. Запрыгивайте, подвезу! Вот бедовые, – он захлопнул водительскую дверцу, ловко перегнулся назад через спинку сидения и открыл Сгущёнкиным заднюю дверцу.
– Не стесняйтесь, – подбодрил он Сгущёнкина-старшего, в нерешительности топтавшегося у открытой двери.
С одной стороны, соблазнительно, с другой – опасно.
Ноги Сгущёнкина ныли и активно голосовали за авто: какая разница, попасться в руки маньяка, или загнуться на обочине?
– Неизвестно, что лучше, – поддакивало ногам сердце и добавляло жару легким, отчего одышка не прекращалась.
Разум же подсказывал, что они прошли никак не больше 5 километров, а это даже не половина пути. Всю дорогу им (то бишь целостному организму модели Сгущёнкин Вольдемар) явно не осилить. Вольдемар Сгущёнкин сдался и покорно погрузил своё тело и багаж в машину. Его одолевало плохое предчувствие, которое традиционно без зазрения совести врало.
Глава 8 Путь-дорога с Шалтай-Болтаем за рулём
– Куда путь держим? – спросил водитель.
Сгущёнкин буркнул адрес, который в своё время благоразумно подслушал во время телефонного разговора между женой и её пассией.
– Погнали, – отозвался водитель и вдавил педаль в пол. Машина затрещала и дёрнулась.
Сгущёнкин, уверенный, что такого рывка эта развалюха не выдержит, покрепче обнял ребёнка и зачем-то поджал ноги.
Машина, как ни странно, рывок выдержала и, равномерно покачиваясь, затарахтела по дороге, подлетая на каждой кочке и звучно громыхая всеми составными частями.
– Слава, – водитель выгнул руку назад, над спинкой сидения.
Сгущёнкин осторожно её пожал.
– Вольдемар, – представился он.
– А меня можно Шалтай, меня все друзья так зовут. Фамилия у меня Шалтаев, вот и болтаюсь… А вы в гости?
– Какой там, – вяло отмахнулся Сгущёнкин.
– Понятно, понятно.
– Ребёнка жене завезти хочу, – сказал Сгущёнкин и кивнул на Толика, запоздало сообразив, что забыл вставить перед словом «жена», слово «бывшая».
– Беда, беда, – покачал головой Шалтай, по кислому Сгущёнковскому виду догадываясь, что жена его совсем не подарок. – А что так? – для поддержания разговора спросил Шалтай не имея в виду ничего конкретного.
– Развод прикончил жильё и работу, – вздохнул Сгущёнкин в ответ.
– Беда, беда… – качал головой Шалтай.
Слово за слово, Вольдемар рассказал Шалтаю о всех бедах и несчастьях. Шалтай ему искренне сочувствовал. От этого Вольдемар ещё сильнеё проникался состраданием к себе самому.
А Шалтай бурчал под нос:
– Беда… беда…
Сгущёнкин, выложив историю своих бедствий, умолк и окончательно скис.
Единственное, что его радовало – перспектива вручения Толика бывшей супруге, открывающая возможность для обустройства своей жизни.
Машина остановилась около новенького коттеджа с застеклённой крышей. Картина нового места жительства жены наградила Сгущёнкина чувством ущербности.
