Юлия Зеленина - Татьянин день
– Понятно…
Карасева не торопясь убрала все упаковки лекарств обратно в сумку и, сложив руки на стол, как прилежная послушная школьница, погрузилась в раздумья. Она отчаянно старалась придумать новую тему для непринужденной беседы. Возникшая неловкая пауза заметно затянулась, и подруги смущенно переглянулись. Взвизгнул колокольчик, женщины обернулись к двери, ожидая увидеть еще кого-нибудь из Тань, но в зал вошел угрюмый посетитель и быстрыми шагами направился к барной стойке. Он говорил отрывисто, и издали казалось, что он гавкает на бармена. Дунаева и Карасева снова переглянулись и тихо рассмеялись.
– А семья? – вдруг спохватилась Дуня и, широко распахнув глаза, замерла в ожидании ответа. Она заметно оживилась, потому что разговоры о личной жизни, как правило, дают повод для бурной дискуссии. Это самый беспроигрышный вариант: спросить про детей и их успехи. Или про мужа-алкоголика. Стандартная, непринужденная беседа на все случаи жизни.
– Да, как-то не случилось, – тихо поделилась Карасева и попыталась улыбнуться, но подбородок предательски дрогнул.
– А у меня трое…
– Ну, ты мать-героиня прямо! – восхищенно и немного с завистью воскликнула женщина, одобрительно качнув огромной шляпой.
– Мужей было трое, а детей завести не удалось.
– Почему?
– Работа тяжелая, а матка слабая. Постоянно выкидыши были.
Женщины снова замолчали. Огромный ров времени разделял двух подруг. Каждая из них будто находилась за толстым стеклом, которое мешало им общаться как раньше. Они виновато улыбнулись и замолчали. Каждая грустила на своем берегу.
Глава 4
Баля
В кафе вошла Таня Баль. Она активно вертела по сторонам головой, тихо насвистывая дурацкую песню, мотив которой прилип еще с утра. Ее движения были резки и угловаты, а мальчишеская стрижка в сочетании с джинсами и кожаной курткой давала возможность предположить, что она – мужчина. «А вдруг они меня не узнают», – обеспокоенно подумала Таня, проводя по коротким волосам дрожащей от волнения рукой. Баль ответственно отнеслась к предстоящей встрече: надела новую футболку, которую получила в супермаркете за участие в какой-то акции; погладила постиранные джинсы и даже украсила их аксессуаром – черным блестящим ремнем, оставленным в ее доме каким-то ухажером много лет назад; подреставрировала штрихом белые кроссовки, чтобы они выглядели новее; сходила в парикмахерскую, где ее отросшие косматые волосы превратили в аккуратную стрижку. Таня была на взводе, словно перед первым свиданием в далекой юности. «С чего начать? Что спрашивать? Обрадуются ли они встрече?» – с невероятной скоростью кружились вопросы в ее голове.
– Мужчина, я вам могу помочь? – голос официантки заставил вновь пришедшую посетительницу кафе выплыть из водоворота мыслей.
– Сама ты… – огрызнулась было Баль, но вдруг замерла, она заметила бывших одноклассниц сидящих за столиком в центре.
– Это же Танька! – выдохнула Карасева, глядя на невысокую крепкую женщину, стоящую неподалеку и, активно замахав рукой, громко добавила: – Баля, иди к нам!
– О, привет!.. Карасик и… Дуня? Две подружки – не разлей вода! – грубоватым голосом воскликнула Таня Баль, приближаясь к столику.
– Мы самые! Садись, – смущенно произнесла Дунаева, и, покраснев, опустила глаза, под пристальным взглядом давней приятельницы.
– Ну и изменились вы! Давно?
– Чего давно? Изменились? – хихикнула Карасева.
– Сидите – давно?
– Со вчерашнего дня.
– В смысле? – недоумевала Баля.
Карасева посмотрела на часы, висящие на стене в кафе, затем повернулась к Тане Баль, и с улыбкой произнесла: – Как договорились – так и подошли. В пять же уговор был?
– Да в пять. Борковская задержится, – деловито заметила женщина, не акцентируя внимания на своем получасовом опоздании.
– Как обычно, – кивнула Дуня, вспоминая вечно опаздывающую красавицу-подружку Борковскую.
– Придумает какую-нибудь невероятную историю, – подхватила Карасева.
Три приятельницы рассмеялись, каждая из них мысленно прокручивала воспоминания, в которых жили чудесные сказания, придуманные в школьные годы одноклассницей-фантазеркой.
– Она может! – озвучила свои мысли Таня Баль. – Как тогда про инопланетян.
– Про инопланетян? – над переносицей Дунаевой появились складки, она отчаянно листала архивы памяти, в которых затерялась сказка Борковской о встрече с пришельцами. Ей было радостно от того, что наконец-то нашлась достойная тема, которая согреет их от прохлады настоящего, а окунувшись в прошлое, они смогут наладить нормальную человеческую беседу. Ведь когда-то они были очень близки!
– Да, в школе, ты не помнишь? – оживилась Баль. – Наша мадам Грицацуева пришла к третьему уроку и рассказывала, что вошла в контакт с инопланетянами. Тарелка рядом с домом, гуманоиды…
– Борковская, сколько это может продолжаться?! – строго спросила классная руководительница. – Что нужно сделать из ряда вон выходящее, чтобы ты приходила в школу вовремя?
– А вы ее в школе поселите! Она будет вовремя на уроках! – пошутил кто-то из мальчиков.
Борковская стояла перед классом, покусывая напомаженную нижнюю губу, стараясь стойко перенести очередную моральную казнь.
– Что на этот раз? Всех врачей ты уже прошла не по одному кругу! – учительница повернулась к смущенной ученице, скрестив руки на огромном бюсте.
– Понимаете, Елена Власовна, я вышла из дома на самом деле вовремя, но вдруг увидела сияние, – бормотала Борковская, хлопая длинными ресницами.
– Северное? – не унимался шутник-одноклассник.
– Так вот… я вышла из подъезда, а там был как будто туман…
– Где был? – нетерпеливо уточнила преподавательница.
– Ну… во дворе… И ко мне подошел человек… т. е. не совсем человек…
– Что значит не совсем человек?
– Кентавр наверно, – хохмач снова рассмешил сидящих в классе, но под авторитарным взглядом руководителя смех стих, и Елена Власовна кивнула Тане Борковской, давая возможность продолжить устное сочинение.
– Тот человек, точнее, не совсем человек – он вышел из этого облака. Он говорил со мной, точнее, не совсем говорил… Он как бы вторгся в мои мысли! Я не сразу поняла, что это инопланетянин, – Борковская говорила очень уверенно, было ощущение, что она сама верила в эту невероятную встречу. Еще несколько минут под хихиканье и язвительные шуточки класса, она несла чушь о тарелке и пришельце с другой планеты, пока ее повествование не прервал металлический голос Елены Власовны:
– Ох, Борковская, тебе бы сказки писать! Садись на свое место! Очень хочу встретиться с твоими родителями!
Смущенная девочка побрела к своей парте, пунцовая, как вишня, но расправив плечи, словно прима-балерина.
– А на самом деле у нее порвались колготки, и наша королева красоты не могла себе позволить явиться в школу в непотребном виде! – подытожила воспоминание Таня Баль. Дунаева активно закивала в подтверждение услышанного, в этот день она тоже была в классе. Все три сидящие за столом женщины вдруг зазвенели девичьим смехом, освободившись на несколько минут от кандалов неловкости.
– Были ведь времена! Так недавно и так давно! – произнесла протяжно Карасева, поправляя шляпу, после чего добавила, кивнув на вешалку: – Баля, куртку-то сними!
– Ща, отогреюсь чуток! Заказали уже?
Дуня смущенно опустила глаза, затем украдкой взглянула на часы. Она по примеру подруги Борковской придумывала историю, которая поможет ей исчезнуть до того, как присутствующие за столиком воспользуются меню.
– Нет, мы не делали заказ, ждем всех, – отозвалась Карасева.
– А что? Водки-то надо было. Да бутербродов пару штук! – задорно предположила Таня Баль и вытянулась, ища глазами официантку.
Заметив активность подруги, Дуня заволновалась и твердо заявила:
– Я ничего не буду!
– Почему не будешь? А что же мы в кафе тогда договаривались? – разочаровано произнесла Карасева.
– Сегодня же день Танюх! Мы не виделись так давно, – с видом расстроенного ребенка, обделенного подарками на любимый праздник, отозвалась Баль.
Дуня не смотрела на подруг, она бубнила себе под нос, что сыта и не собирается транжирить деньги на тарелку плохо приготовленной еды. Карасик внимательно рассматривала не умеющую врать подругу, они слишком давно знакомы, и Дуне, естественно не удалось провести присутствующих за столом. Ее пламенная речь о сытости не произвела должного эффекта.
– Денег нет, поди? – слегка прищурившись, спросила Карасева, разглядывая пунцовые щеки подражательницы сказочнице-Борковской.
– Все у меня есть. Просто не хочу, – отмахнулась Дунаева и усилием воли подняла глаза.
– Дуня, ты же никогда не умела врать, – Карасева говорила мягко, чтобы не обидеть лучшую подругу. Конечно, она все сразу поняла, увидев заштопанное серое пальто Дуни. Уличенная во лжи женщина вспыхнула, и принялась было возмущаться, но спокойный голос Тани Баль заставил ее замолчать:
