Вячеслав Малежик - Герой того еще времени
Из колонок зазвучал голос Лермана – главного на момент записи солиста «Веселых».
Я к тебе не подойду.
Я к тебе не подойду.
И ты ко мне не подходи.
Мысли занозой вернулись к Аньке. Молодая, красивая, даже очень красивая, статная деваха последние полгода разрушала его. Как он мог это допустить? А ведь именно он позволил ей так беззастенчиво хозяйничать в его душе.
Все начиналось прозаично и романтично одновременно. Его партнерша по бизнесу из Нижнего Новгорода Лариса Ставрогина однажды привела с собой на корпоратив свою дочку, шестнадцатилетнюю девочку, которая обещала вырасти в красавицу. Но ведь черт не поймет, что с этими девчонками происходит в этот период. Какие-то гормональные взрывы, в общем, полный бедлам и сбоку бантик. Ну да, он там пел, чего пел, не помнил, но чтобы поразить душу девушки вот так бесповоротно… Не хотел, честно, не хотел. Но случилось… Что у нее там щелкнуло, он не знает…
Купчин еще несколько раз приезжал в Нижний и почему-то каждый раз сталкивался с Анькой. Он все же взглянул на нее мужским взглядом, но потом вспомнил, что она еще школьница и отогнал от себя наваждение. Но наваждение настигло – и уже давно – девочку Аню. А женщина, если она что-то вбила себе в голову, редко отступает от намеченной цели. Валера был уже на мушке, а нежный пальчик Ани – на спусковом крючке. Произошла сцена соблазнения и лишения невинности. Причем классические каноны соблазнения были нарушены с точностью до наоборот.
Однажды Анна пришла в номер нижегородской гостиницы, в котором остановился Валерий. Это было утро, и Валера открыл дверь на стук, решив, что пришла горничная. На пороге стояла Анька в короткой юбке и прозрачной кофте, которая демонстрировала все ее прелести. Босоножки на каблуке завершали наряд соблазнительницы. На Купчине же были надеты какие-то необязательные одежки, которые не греют, а не мешают спать. Он пригласил ее в комнату и пытался не смотреть туда, куда смотреть как раз хотелось.
Анька начала планомерно осаждать редуты Валерия. Поначалу он сопротивлялся, но она была настойчива и что-то говорила о том, что важно сделать это в первый раз именно с любимым и опытным мужчиной. И что она всю ответственность берет на себя. Валера говорил про чувство долга и про маму Ани, с которой у них совместный бизнес. Но все его аргументы убивала его легкомысленная одежда, которая, как он ни старался, не могла прикрыть его желания. И это было главным доводом девушки. И она его дожала… Пылкое объятие Аниных рук, и Валера бежал, позорно бросая на поле боя тяжелые и легкие орудия, конницу и пехоту…
– Я так об этом мечтала, – сказала Анька, когда они, отдышавшись, осмысливали произошедшее. Валера чувствовал, что над ним «надругались», но это ему понравилось.
И закрутилось… Девушка решила поступать в московский вуз, и он вызвался быть финансовым гарантом ее обучения. Анька, еще соблазняя его, говорила, что в своем будущем, она Валеру не видит. Дескать, он для нее наставник, учитель, гуру, в общем, старший товарищ. И с первого дня Валера был посвящен во все любовные переживания своей нимфетки. Они продолжали интенсивно встречаться в Москве на «Соколе», в его съемной квартире. Молодая оказалась способной ученицей и вот уже сама дирижировала процессом, удерживая Купчина от нетерпеливых телодвижений.
Однажды Анька сказала, что маменька знает об их отношениях и совсем не отговаривает дочь. У нее, похоже, тоже когда-то был опытный наставник, и в этом она, Лариска, значит, не видит ничего плохого. А папенька, тот и вовсе сказал, что, проходя «курс молодого бойца» с Валерой, она не научится ничему плохому, во всяком случае, на наркоту он ее не подсадит.
Валера все это принял к сведению, и у него выросли крылья. А самое главное, что Анька не хотела за него замуж. Он расслабился и не заметил, как влюбился. И вот уже Анька ревниво выслушивает звонки по его телефону, и он скрывает… Да чего там, всех баб из его записной книжки, Нюта, как он ее, особенно во время этого дела, величал, выжила и стала рулить им с девичьей жестокостью. Она уже не просила, а требовала и иногда уступала.
Но Анька была похотлива, и это спасало Валеру, потому что он уже не мог отказаться от сладкого. Но это же качество сводило его с ума. Он в пятьдесят три почувствовал, что такое огонь ревности. Он еще не опустился до того, чтобы влезать в ее почту, но фантазия рисовала ох какие картинки. А ей это было и надо. Нюта, Анька, девочка его, питалась энергией, выделяемой Купчиным во время сеанса очередного приступа ревности. Она не читала, к счастью, «Отелло» и потому не знала, что бывает с девочками, если они не помолились перед сном. Зато Аня посмотрела «Лолиту» по телевизору и была вооружена самыми современными знаниями. Она на голубом глазу злила его, рассказывая о женихах, якобы для того, чтобы получить квалифицированный совет. И лишь доведя его до крайней точки, вдруг меняла интонацию и, целуя, говорила:
– Мой Гумберт, как я тебя люблю, какой же ты маленький, мой старикашка.
А еще Валера «учился» с ней в институте, осваивая высоты бухучета. Иногда она капризничала и говорила, что эта наука ей не дается никак.
– Реши вопросы, милый, – ворковала она.
– Ты меня отправляешь в свой институт, как на заказное убийство.
– На заказное, на заказное, – шептала она, змеей проникая в его брюки.
И он шел в институт и решал пресловутые вопросы. Это было нетрудно, так как существовали жесткие расценки, и если к делу относиться с юмором, то особых моральных потерь можно избежать.
Валера не был скуп и тратил приличную сумму из своего бюджета на капризы и подарки для милой. Но это была цена любви, его любви, как он считал, может быть, последней в жизни.
Он ей часто пел, и Нюте откровенно нравились песни, которые он придумывал. Она его торопила с записью, повторяя, что ей хочется быть девушкой поп-идола. Несколько песен он написал для нее, и она твердила, что этот альбом будет только ее.
– Я сфотографируюсь для обложки обнаженной, и ты назовешь альбом «Ню-та».
– Конечно, конечно, дорогая. Та еще Нюта, – отбивался Валера.
А в этот раз Анька уехала отдыхать со своей подружкой в Турцию. Он проплатил ей пятизвездочный отель в режиме «все включено» и дал еще денег на карман. И вот она десять дней не отвечает на его звонки, он весь извелся, мучаясь в безинформационном пространстве.
И вдруг приходит смска с текстом: «У меня все отлично. Нюта».
– У нее все отлично… А у меня? А у меня так, что гоню время ее прилета и ругаю себя последними словами, что отпустил одну в этот вертеп с аниматорами и рукоблудами. А еще говорят, что женщины помнят своего первого. Короче, первый пошел… Куда пошел? Да, пошел, куда пошлют.
Незаметно пролетела дорога… «Веселых ребят» сменила «Синяя птица», и снова битлы… В автомобиле зазвучал «A hard day’s night»[14]. «Ауди-6», которой рулил Валерий Купчин, подъехала к аэропорту «Домодедово». Вдруг, будто кем-то нашептанная, всплыла фраза: «За все приходится платить». Валера съехал на обочину, поставил телефон на режим «диктофон» и с места наговорил целую строфу будущей песни:
За все приходится платить,
За газировку и за водку,
За милой легкую походку.
За все приходится платить…
Ему понравились придуманные строки, и он тронулся в аэропорт, где вот-вот должен был приземлиться самолет из Антальи. Валера ткнул проигрыватель, и битл Пол закричал:
Can’t buy me love,
No, no, no, no.
А это означало – мне не купить любовь…
Стихи, когда есть чуть-чуть времени
Не заходит ко мне в гости…
Не заходит ко мне в гости музыка,
Не поют под пальцами струны.
И компьютер почему-то не грузится,
И портрет твой я куда-то засунул.
Вроде все вокруг – как надо, как водится.
Тушку солнцу подставлял, море радовал.
По привычке взгляд бросал в девок-модниц я.
Но не пенилась душа, как заказывал.
И вина испил с тоски, только без толку.
Не поет струна, что же делать с ней?
И крутился я весь день рыжей белкою.
По стаканам, дождь, ты тоску разлей.
И чегой-то всем я тоски налью?
Ишь, добряк-мужик, ничего не жаль.
Да таких, как ты, не жалеют – бьют.
А в суровых буднях закалялась сталь.
Подожду чуток, соблазню гитар,
И споет душа с ней на пару блюз.
Наконец реши – стар ты или суперстар.
Ну, а если заболел, выпей терафлю.
Поздравление Д. Гордона[15] с днём рождения
К великой радости хохляцких президентов
Гордон взорвал демографически страну.
Как здорово, что в сладкие моменты
Саперы зачитались твоей книгой… Ну и ну.
Я пытался не фальшивить.
Иногда и получалось.
Ну, а если было пиво,
Часто пел я как попало.
Иногда писал стихи я:
Рифма, ритм и смысл – что надо.
Но порою не с руки мне,
Получалась дрянь-шарада.
Я ругать свою жизнь не буду,
Желчи много: пей – не жалей.
И обиды сваливать в груду
Что за смысл? По стаканам разлей
Эту жизнь, кое-что там осталось,
Хватит мне, чтоб еще захмелеть.
Всем налить? Всем, пожалуй, что мало.
Если мало, могу еще спеть.
Моя песня на жизни настояна.
Забирает, а как ты хотел?
Ведь тропинок, дорог столько пройдено,
Что устанешь листать, всего-то и дел.
И сгоняет кто-то пусть за добавкой,
Молодым-то у нас дорога.
Ну а мы соберем к завтра справки,
Что на пенсию, я шучу, ради Бога.
Что ж теперь, от чужого пира
Захмелеть? Вот вопросик.
Или пойти с котомкой по миру.
Я когда-то был чемпионом по кроссу.
А ругаться на мир от злости
Я не буду, это для слабых.
Жизнь течет чередом, это просто
«200 лет» распевает табор.
Услышь меня
