Татьяна Толстая - Легкие миры (сборник)
После бабушкиной смерти маме стали приходить робкие письма из далеких ссылок, из-за Полярного круга. Вот Татьяна Борисовна посылала нам ежемесячно столько-то рублей, мы выживали. Дочь без ног, работы нет, муж погиб. Что нам делать? И мама – семеро детей, няня Груша, кухарка Марфа, Софья Исааковна – музыка, Маляка – гуляние, Елизавета Соломоновна – французский, Галина Валерьяновна – английский, это для каждого, плюс Цецилия Альбертовна – математика для тупых (это я, привет!), собака Ясса – гав-гав, два раза в неделю табунок папиных аспирантов – суп, второе, – мама спокойно и стойко взяла еще и этот крест на себя, и понесла, и продолжила выплаты и посылки, никому не сказав, никому не пожаловавшись, все такая же спокойная, приветливая и загадочная, какой мы ее знали.
И я никогда бы ни о чем этом не узнала, если бы кто-то из несчастных, уже в семидесятые годы, не добрался до Москвы и не оказался в свойстве с ближайшей маминой подругой, а та приступила к маме с расспросами и все выведала и рассказала мне – под большим секретом, потрясенная, как и все всегда были потрясены, маминой таинственной солнечной личностью.
Раз уж я забежала вперед, то я скажу, что еще у нас – чтобы довершить картину нашей зажравшести – была машина «Волга» и дача с верандами и цветными стеклами; весь табор летом перемещался на дачу, и хотя учительницы музыки и языков с нами не ездили, зато у нас проживала хромая тетя Леля, сама знавшая три языка, лысая старуха Клавдия Алексеевна, выводившая на прогулку малышей, и семья папиного аспиранта Толи – жена и двое детишек, потому что им нужен был свежий воздух и почему бы им у нас не пожить. Так что за стол меньше пятнадцати человек не садилось, и маму я всегда вижу стоящую у плиты, или волочащую на пару с Марфой котел с прокипяченным в нем бельем, или пропалывающую грядки с пионами, лилиями и клубникой, или штопающую, или вяжущую носки, и лицо ее – лик Мадонны, а руки ее, пальцы – искривлены тяжкой работой, ногти сбиты и костяшки распухли, и она стесняется своих рук. И никогда, никогда она не достает из комода и не надевает ни серебряного ожерелья, ни золотой шейной косынки.
Но и нам их поносить не разрешает.
* * *Фиктивный брак вскорости перерос в настоящий, в марте даже сыграли свадьбу, и новых родственников Алексея Толстого, уже почти пропавших в пермской, или уфимской, или саратовской, или оренбургской, или томской глуши, с неудовольствием оставили в покое (за них ходатайствовал Горький). Кстати, чекисты разгадали папин план (ну, стука-чей-то вокруг всегда хватало). Недавно издали дневник Любови Васильевны Шапориной, театральной художницы, матери папиного приятеля Васи. Она пишет, что Вася собрался жениться на своей подруге Наташе и местный (детскосельский) чекист кричал, что ишь, манеру взяли: на высылаемых жениться! Думают, раз Никита Толстой это проделал, так и им можно! Вася все-таки женился.
У мамы с папой родилось семеро детей, вернее, родилось-то восемь: у брата Миши был близнец Алеша. Это был 1940 год, оба были маленькими, слабыми, лекарств в России не было. Какие там лекарства, с едой было плохо – ну, для богатых еда была, с очередями была, если, например, послать домработницу с вечера в очередь (в «хвост», как тогда говорили), то к утру, к открытию лавки, можно было достать керосину…
Дети стали худеть, умирать, Мишу в последний момент спасло какое-то лекарство, привезенное Алексеем Толстым из-за границы, – кажется, синтомицин, редкость по тем временам, ведь еще и пенициллин не был изобретен. Он уже был таким прозрачным, что однажды провалился в щель между кроватью и стеной, как карандаш. Алешу спасти не удалось: у него оказалось врожденное сужение пищевода, то, что можно было исправить десятиминутной операцией, но идиоты врачи лечили его от чего-то другого. Мальчик умер просто от голода. Ему было полтора месяца.
Бабушка Наталья Васильевна Крандиевская посвятила ему стихи.
Упадут перегородочки,
Свет забрезжится впотьмах,
Уплывет он в узкой лодочке
С медным крестиком в руках.
Будет все как полагается:
Там, на холмике сыром,
Может, кто-то разрыдается,
Кто-то вспомнит о былом.
И уедут все трамваями
В мир привычной суеты…
Так ушедших забываем мы.
Так его забудешь ты?
Я всегда воспринимала это «ты» как тыкнутое прямо в меня, хотя в тот момент до моего рождения оставалось больше десяти лет. Но с детства знала эти бабушкины стихи и говорила себе: а я не забуду.
Но я не знаю, где этот холмик.
* * *В 1985 году, 10 марта, у родителей была золотая свадьба. Мы со старшей сестрой, Катей, решили сочинить и поставить пьесу про это. Так и сделали. Среди нас, семерых детей, легко нашлись четверо, внешне похожие на пару родителей Толстых и пару родителей Лозинских. Музыку написали сын сестры Наташи Коля Ивановский (ему было девять лет) и Катин сын Саша Прохоров (ему было пятнадцать). В питерском Доме писателей (в том, который в девяностые сожгли) был банкет, а перед банкетом мы сыграли пьесу для сотни приглашенных. Вот я сейчас приведу текст этой пьесы так, как он был нами написан. Особо доверчивых предупреждаю, что разыгрываемые события – вымышлены, исторически недостоверны и являются плодом нашей фантазии.
Накануне, или Свои люди – сочтемсяДействующие лица и исполнители:
Наталья Васильевна Крандиевская —
Ольга Толстая
Татьяна Борисовна Шапирова —
Александра Толстая
Михаил Леонидович Лозинский —
Михаил Толстой
Алексей Николаевич Толстой —
Иван Толстой
Сцена перваяДетское Село. 1935 год. Алексей Николаевич, обвязав голову полотенцем, печатает на машинке. Входит Наталья Васильевна.
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
Прерви свой труд, дружочек, на мгновенье:
Волнующее сообщенье.
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ (рассеянно)
Царь Петр… Пятая картина…
Князь Меншиков стреляет в Буратино…
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
Наш сын, ты знаешь, старший наш, Никита…
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ
Хаджет Лаше… Отменный волокита…
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
Решил жениться! Сделал предложенье!!!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ
Все члены приведя свои в движенье…
Минхерц Лефорт…
влезает в спальню к Софье…
Дружок, подай еще кофейник кофе!
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
Кому б ты думал? Можешь догадаться?
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ
Отрывок этот должен мне удаться!
А если так?.. Мальвина с Артемоном
Ведут борьбу за власть над русским троном,
А в это время страшный Карабас…
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
Наш сын!!! Ни-ки-та!!! Женится! Сейчас!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ (осознав)
Как женится?.. Скандал на весь Пасси!
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
Да мы в России, Господи спаси!!!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ
Ну да?! С каких же пор?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
Второй десяток лет.
Вчера с Качаловым вы пили или нет?
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ
Да, верно, встретились…
Там был какой-то Джим…
Домой едва вернулся недвижим,
И вот теперь отказывают ноги…
А кстати, запасла ли ты миноги?
Эх, хороша с горчицею змея!..
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
Нам угрожает новая семья!
Наш сын – студент, а девочка раздета!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ
Уже?.. А кто она?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
Дочь крупного поэта!
Пока в скитаниях твоих болталась лира,
Плодились тут Лозинские с Шапиро!
Пока ты путался в волосьях Карабаса,
Вскормили тут невесту экстра-класса!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ
В голодном Петрограде?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
Да, не спорь!
Она живет на рю дю Красных Зорь.
Такую редко встретишь красоту…
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ
Боку д'аржан?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
Дружочек, па дю ту!
Сцена вторая
Улица Красных Зорь. 1935 год.
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ
Земную жизнь пройдя до половины,
На сердце ныне тяжкий груз держу.
Родная дочь сказала так невинно:
«Отец, прости. Я замуж выхожу».
О, как родителю стареющему страшен
И терн венца, и траты брачных брашен!
Младым радеть о продолженьи рода.
Пускай цветут. Меня же, старика,
Всем одарила мудрая природа,
За исключеньем брюк и пиджака.
И вот сижу, раздет и неукрашен,
А долг издательству доселе не погашен.
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА
Нет позора прослыть небогатыми:
В исторически трудный момент
Не костюмами и не халатами
Украшается интеллигент.
Стыдно хвастать одеждами модными:
Подтянувши потуже живот,
Топчет землю ступнями холодными
Терпеливый наш русский народ.
Топчет он по полям, по дорогам,
Топчет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи…
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ
