Владимир Шаров - Возвращение в Египет
Возвращаюсь к настоящему иноку Павлу. Не пройдя через горлышко, он и других убеждает, что до Земли Обетованной всё равно не дойти, да и есть ли она – никто не знает. Она будто церковь, сберегшая в чистоте первоначальную веру, которую они столько лет искали на Востоке. Другое дело Египет, орошаемый благословенным Нилом, он даже лучше, чем тот рай, из которого был изгнан Адам. Его жирная, тучная земля, покрытая правильной сеткой каналов, земля изобильная и прекрасная, цветущая, плодоносящая круглый год, и есть подлинная Земля Обетованная. Если он, инок Павел, послан к ним Господом, ему следует не вести их всё дальше и дальше в глубь пустыни, а принести повинную и вернуть народ фараону… Возвратить хозяину несчастное заблудшее стадо, вконец изнуренное бесплодной дорогой.
Мой же Чичиков, то есть епископ Павел, твердо, никуда не сворачивая, продолжит путь в Землю Обетованную. Осень и зиму сорок седьмого года, как в норе, отсидевшись в Белой Кринице, он в следующем, сорок восьмом году в той же самой Австро-Венгрии станет не просто свидетелем – активным участником всеевропейской революции. Народные волнения быстро разгораются, когда Павел Иванович Чичиков узнает о созыве в Праге панславянского съезда и в качестве посланника от старообрядческих поселений Буковины – местных липован, немедленно туда выезжает. В Прагу Павел прибудет третьего мая и здесь узнает, что он и знаменитый революционер, анархист Бакунин, – единственные, кто будет представлять славянство Российской империи, остальные делегаты сплошь славяне другой империи – Австро-Венгерской. С тем бо́льшим энтузиазмом встречает их съезд и единогласно зачисляет в специально созданную польско-русинскую секцию.
Уже на следующий день и Чичиков, и Бакунин выступают на съезде с речами. Бакунин – известнейший оратор, он умеет зажечь любую аудиторию, будь то европейские интеллектуалы или рабочая масса, а затем сколь угодно долго держать ее внимание, но по откликам, что у меня есть, тогда в Праге Чичиков превзошел его по всем статьям. В том же клобуке, камилавочке с венчиком, ряске и манатейке на плечах, в которых за несколько лет до того он в Вене предстоял перед императором Фердинандом, теперь в третьем главном городе империи – Праге – Чичиков яростно и непреклонно клеймит романовскую империю. Обличает ее в двухвековых беспримерных по жестокости преследованиях старообрядцев. В пытках, казнях, массовых изгнаниях всех, кто исповедовал старую веру. Потом в новых гонениях он обвиняет и Австрийскую империю, правительство которой недавно приказало закрыть Белокриницкий монастырь.
При необходимости не чинясь, Павел Иванович уснащает свою речь непечатными выражениями, и всякий раз это вызывает восторг у других делегатов. Двенадцатого июня, как раз в Духов день, который Чичиков еще в России считал днем начала своего духовного выздоровления, в Праге возникают массовые волнения. Первые часы они идут довольно вяло, но, когда из отеля «Голубая звезда» – как раз в нем остановились Бакунин с Чичиковым – по солдатам открывают пистолетную, потом ружейную стрельбу, дело становится жарким. В столкновениях с войсками и Бакунин, и Чичиков принимают активное участие, их часто можно видеть впереди восставших, они же и среди самых решительных организаторов строительства баррикад.
Позже Герцен, анализируя пражские события, назовет «г. Милорадова» (фамилию он изменил по конспиративным соображениям) «первым активным европейским революционером среди старообрядцев». Между тем в Москве, когда туда дойдут известия об участии епископа Павла в Пражском восстании, его рьяно поддержат молодые староверы, чья юность пришлась на самый разгар гонений. Агенты правительства раз за разом доносят власти, что после Иргиза обычное недовольство староверов перешло в лютую ненависть, и ныне молодые лидеры рогожцев Шибаев, вл. Пафнутий, Боголепов в открытую говорят, что императору Николаю I повезло, что недавняя европейская революция не добралась до России: «Мы все тогда поднялись бы, как один человек». Такого же мнения придерживаются даже лица из числа крупных купцов и фабрикантов, среди них некто Дубов и Макаров – один из вождей нижневолжского купечества; он, когда речь зашла о епископе Павле, заявил, что «если бы у нас открылось то же, что и на Западе, я бы первый поднял меч на дворян и попов».
С другой стороны, с не меньшей восторженностью о чичиковской революционности отзывался и Бакунин. По свежим следам того, чего и сам был участником, он в сорок девятом году писал в брошюре «Русские дела»: «Русский народ, пашущий землю или занятый в промыслах, крепостной, так называемый черный народ, расколот более чем на двести сект, которые все носят политический характер и все сходятся на отрицании существующего порядка вещей и на признании царской власти властью Антихриста. Эти секты, из коих некоторые являются даже коммунистическими, с общностью имущества и жен, распространены по всей империи вплоть до Урала и сильно преследуются, но от этого становятся еще более фанатичными». И он же, полтора десятилетия спустя, дважды получив смертные приговоры в Дрездене (Саксония) и в той же Австро-Венгрии, отсидев в Алексеевском равелине, а затем через Америку и Лондон сбежав из сибирской ссылки снова в Европу, еще не раз в своих книгах, статьях и речах будет вспоминать епископа Павла как пламенного борца за правое народное дело.
Пражским восстанием, дядя Артемий, и я намеревался окончить Чистилище души Павла Ивановича Чичикова. К этому времени он уже готов предстать перед фараоном и говорить с ним от лица Господа.
Письмо № 6 Начало Земного Рая
Снова всё рыхлил и поливал. Посадил анютины глазки и флоксы. Убежден, что такое долгое Чистилище – верных два печатных листа – и для тебя, дядя Артемий, оказалось нешуточным испытанием. Тогда, в тридцать девятом году, я эту часть написал за несколько дней, то есть работал почти не прерываясь. Сейчас, по второму кругу, всё уже, конечно, не так. Ладно.
После Чистилища, как и должно, Павел Иванович Чичиков вступает в Земной Рай, и начинается он у меня важной вставной главой. Я понимал, что любой, прочитав ее, усомнится, что Рай, даже земной, может быть таким, и что ты тоже скажешь, что, чтобы на этом настаивать, необходимы веские основания. Думаю, они есть.
Суть в том, что пути пророка Божьего и народа, который он как пастырь за собой ведет, редко бывают слиты воедино. Это хорошо видно по Пятикнижью Моисееву. Иногда зазор делается столь велик, что кажется, что они вообще навсегда потеряли друг друга. Что это окончательный разрыв. Вспомни, как в Синае Господь, несмотря на прежние Обетования, уже почти решился уничтожить семя Иакова, а от Моисея произвести другой великий народ. Эта вставка должна была стать еще одним узким горлышком, но теперь уже не для пророка, а для семени Иакова, не преодолев которое, никто из народа вступить в Землю Обетованную не сможет. Его сорока годами, двумя поколениями блуждания по пустыне, временем, когда Израиль уже вышел из рабства, а до свободы, Небесного Иерусалима, дойдет еще не скоро. О том, что в ней должно было быть, – чуть позже, а пока продолжаю.
Материал для рассказа о Земном Рае был собран у меня практически целиком, хотя сейчас так строго, как Чистилище, изложить его не возьмусь: ни памяти нет, ни куража. В любом случае Земной Рай, и для Чичикова тоже, представляется мне не безмятежной, лишенной треволнений жизнью, а тяжелой, трудной, часто и смертельно опасной работой. Невзирая на это, бесконечно радостным временем начала возведения Небесного Иерусалима. В этом строительстве Павел Иванович вместе с теми, кого он продолжает за собой вести, принимает самое деятельное участие. Для данной части я подготовил еще и другие вставные истории, мне они кажутся необходимыми, объясняющими немало разных вещей в нашей жизни. Подобрать каждой свое место я не пытался, но считал, что могу ими рвать канву райских событий. Вообще в Чистилище подобных историй должно было быть много, до четверти всего объема.
По первоначальным прикидкам у меня выходило, что и в райских главах поэмы Чичиков по-прежнему год за годом разъезжает от одного края империи до другого, с севера на юг и с запада на восток, и везде, где он останавливается хотя бы на час, проклевываются ростки древлей церкви. Воссозданная на заросших бурьяном пустырях, среди пепелищ, она уже и без участия самого Павла Ивановича Чичикова пускает новые и новые побеги. Но об этом, дядя Артемий, чуть погодя, тогда же придет время и для историй, а пока вернусь к тому будущему, которое ожидает народ.
Еще в Петербурге, в доме Муразова, Чичиков часто вспоминал слова Христа, что и из камней Господь может наделать себе сыновей Авраамовых. Позже в стародубском Покровском монастыре, едва бесы ненадолго его оставляли, он всё упорнее думал, что Господь сделает Себе Новый Израиль, Свой избранный народ именно из староверов. Нынешние гонения на них – отнятие храмов и монастырей, преследование священников, чернецов, запрет совершать таинства, главное – служить литургии, принося бескровную жертву Богу, – всё это то же самое, что три тысячи лет назад творил фараон, не отпуская семя Иакова в пустыню. Следовательно, не просто по календарю, а по сути веры двухсотлетнее иго дворян, чиновников и царя на исходе. Господь скоро вспомнит свои обетования Аврааму, Исааку и Иакову и выведет их потомство из дома рабства. Конечно, Чичиков не думал о себе как о новом Моисее, но сознавал, что без пастыря они еще не народ, а стадо и что так, без вожака, из Египта им никогда не выйти. Размышляя, как привести одноверцев в Землю Обетованную, Чичиков много читал Пятикнижье Моисеево, разные комментарии к нему, в числе их и ранние арамейские, которые ему помогал переводить, а главное – правильно понимать, старец, известный святой жизнью, – инок Григорий. Монах весьма ученый, хорошо знавший древние и новые языки.
