Елена Ронина - Такой долгий и откровенный день (сборник)
– Шевелись давай! А вдруг Надька все-таки узнает?
– Да с чего она узнает-то? Может, ты ей рассказал?
– Нуты, коза! Зачем же мне-то рассказывать?!
– Ну и работай давай! Давай из буфета на пол все вываливай. Видишь, нету тут сейфа никакого. Вытряхивай все из тумбочек! Тетка, значит, прямо так все хранила. Надо же.
Надька приехала под утро. Не сказав «здравствуйте» и отпихнув родственничков, ломанула в соседкину комнату. В комнате творился трам-тарарам. Весь пол был усыпан бумагами из тумбочек, по полу ползали Мария с сожителем и пытались, шебурша все это хозяйство, найти спрятанные сокровища.
Надежда с визгом кинулась на Марию:
– У, змея, теткино хотела все себе заграбастать! Давай, выворачивай карманы. Все равно отсюда не выпущу. Все пополам делить будем.
Мария драться не стала, согласилась на редкость быстро:
– Пополам так пополам. Давай, присоединяйся.
Видимо, она поняла, что все уже перерыто. И больше искать в общем-то нечего.
По-братски они поделили подушки, одной достался плед, другой – сервиз.
– У тетки, вроде, еще миксер был? – это был вопрос ко мне. Ну надо же, какая осведомленность.
– Нина Васильевна нам миксер на 8 Марта подарила, – с дрожью в голосе ответила я. Я их ненавидела в ту минуту, этих бездушных, черствых теток!
– Ишь ты! А чем докажешь?
– Да вон он, разобранный, на кухне.
– Нет, ну надо же, всю ночь пахали из-за двух одеял. Во тетка!
Какой ужас, какая страшная несправедливость. Почему люди такие злые? Милейший человек, Нина Васильевна, безусловно, не заслуживала такого отношения. Что же это с людьми-то делается? Ведь ни разу не пришли, ни разу не побеспокоились. А здесь клад всю ночь искали. Да и какой, собственно, клад мог у нее быть? Смешно. Государственный служащий, еще и свежие кофточки себе постоянно покупала.
Утром приехала ее подруга. Была взбешена и раздосадована жутким беспорядком.
– Вы представляете, наследство искали! Ну какое у Нины Васильевны могло быть наследство?!
– А ведь было, Лена, наследство-то. Ниночка же была из очень старинной дворянской семьи. В старых газетах она все прятала. Я точно знаю. Я когда в дом входила, еще внимание обратила: мусоровоз от подъезда отъезжал. Так что… Как видишь… Видимо, не хотела Ниночка, чтобы кому-то это все досталось. Ну пусть так и будет. На то ее и Божья воля.
После того как улегся весь шум, я, наконец, зашла в соседкину комнату. Я никогда здесь не была, и все для меня здесь было чужое. Вещи не имели для меня никакой ценности. Для меня была важна она. Старая москвичка, тактичный и тонкий человек. Она для меня стала очень близкой. Я не представляла, как мы теперь без нее будем, и думала о том, что вот был человек, и нет его. И как это так?
Я провела ладонью по пыльному буфету и почувствовала, что рука наткнулась на что-то твердое. Это была старинная крошечная шкатулка. В ней лежала золотая подвеска. Как не заметили ее Мария с Надеждой? Шкатулка лежала практически на виду. Мистика какая-то. Или все-таки Нина Васильевна оставила это специально для меня? Чтобы у меня была о ней память. И коробочка во время этих некрасивых поисков лежала себе вот здесь, у всех перед глазами. Но она не была предназначена никому другому: Нина Васильевна приготовила ее для меня. Последнее «прости и прощай». Я расплакалась, но и испытала чувство облегчения. Я была рада этому знаку оттуда. Я была рада, что в моей семье теперь останется этот памятный знак как память о светлом и хорошем человеке. И через много-много лет, достав эту подвеску, я расскажу своей внучке историю моей соседки. Тихой, скромной и очень хорошей женщины.
Кеша хороший
ВЕСНА пришла неожиданно рано, солнце светило ярко, совсем не по-мартовски обманчиво. Захотелось сразу открыть все форточки, высунуть нос и глубоко вдохнуть яркий прозрачный воздух.
Он залетел в окно московской квартиры с громким резким криком, порядком всех напугав. Сначала маленькая пичужка истошно металась по кухне, билась о стенки нового финского кухонного гарнитура, цеплялась за веселые шторы с синими чайничками, пытаясь как-то на них повиснуть.
– Уйди, уйди! – Люба схватила полотенце и попыталась выгнать птицу обратно в открытую форточку. – Господи, да откуда ты только взялся? Кыш, тебе говорю!
Птица трепыхнулась в очередной раз, нервно дернув зеленым хохолком, легко взлетела на деревянный карниз, зацепилась за большие коричневые кольца и затихла.
Люба, поняв, что не сможет самостоятельно достать возмутителя спокойствия, позвала на помощь: – Леш! Иди скорее! Я боюсь! Господи, делать-то что?! К нам какая-то пичуга залетела!
На зов, естественно, прибежала маленькая Юля.
– Ой, мам, это же попугай! Какой маленький! Прямо Говорун изумрудный, – запричитала девочка. Девочка в данный отрезок времени самостоятельно осваивала «Волшебника Изумрудного города» и всех вокруг сравнивала с веселыми человечками из книжки. – Откуда он взялся?
– Говоруны синие, – на автопилоте поправила Люда, – это у Гудвина все были зелеными. Вот и я не понимаю, откуда. И как его теперь достать. – Люба, не переставая, размахивала полотенцем, как пропеллером, но птичке, похоже, было на это наплевать. – Юля, где папа, мне одной не справиться.
Да уж, вот они, неудобства хваленых сталинских домов. Высота потолков в квартире, где жили Глебовы, зашкаливала за четыре метра. Многие соседи уже давно сделали в одной из комнат второй этаж. Встать в полный рост на так называемом втором этаже было невозможно, но, к примеру, поставить лежанку и использовать помещение под спальню – очень даже. Идея вполне уместная, тем более, учитывая габариты жилого помещения.
Планировка квартир в огромном строении на Ленинградском проспекте была более чем странной. О чем думал проектировщик, непонятно. Глебовы занимали двухкомнатную квартиру на третьем этаже семиэтажного дома. Достаточно большой коридор, однако, не позволял поставить даже небольшую переносную вешалку, не говоря уже о шкафе. Все стены коридора – это были двойные двери. В две комнаты, на кухню, в ванную комнату и в совсем крошечную каморку, где находился выход к мусоропроводу. Вроде бы две комнаты, но что толку? Одна из комнат больше походила на пенал (не будем здесь употреблять другого слова, которое как-то использовал лучший друг Леши Володя Мировой).
– Отсюда можно вперед ногами не выносить! Закрыл на ключ, и покойся себе с миром.
Комната, действительно, казалась мрачной и неуютной, вмещалась в восьмиметровку только кровать. Шкаф закрыл бы полностью окно.
– В высоту больше, чем в ширину! Что это за комната такая? Сюда просится, конечно, антресоль, – задумчиво разводил Леша руками, когда семья Глебовых въезжала в квартиру, – но тут и так ничего не видно.
Понятное дело, что в этом узеньком пенале второй ярус сделать было проблематично. Что это за комната такая, стало ясно из документов БТИ. Оказалось, что в соответствии с планом она была смежной с большой. Бывшие жильцы заложили дверь кирпичом. Собственно, так сделали все в квартирах по этому стояку. Может, раньше эта комната была кладовкой или гладильной, кто ее знает.
Ах, времена, ах, нравы! Нет, в наше время какие уж тут гладильные. Маленькая, неудобная, но все-таки отдельная комнатка. Кто-то из жильцов дома приспособил пенальчик под детскую, кто-то разместил в ней библиотеку. У Глебовых полноправной владелицей комнатенки стала восьмилетняя Юлька.
Вторая комната, та, которая большая и светлая, тоже была бестолковой и неуютной. Три больших окна опять же не давали разгуляться фантазии.
Вот такая бестолковая и по московским меркам очень большая (и даже вызывающая зависть) двухкомнатная квартира досталась Глебовым после смерти Лешиного дяди. Счастью не было конца. В центре Москвы, две комнаты, огромные двери, окна! Это уж потом они поняли, что не все так просто. Без знаний и умений проектировщика и дизайнера здесь делать было нечего. Люба надеялась на сообразительность технически образованного мужа, но тут она крупно просчиталась. Леша только вздыхал и разводил руками.
– Из этой камеры-одиночки можно сделать только кладовку с полочками.
– Побойся Бога, здесь будет жить твоя дочь.
– Вот и пусть смотрит себе практически в космос. И вообще, не нужно перегружать помещение деталями. Все должно быть органично.
– Уюта же хочется! А где у нас уют? В одной комнате кровать с трудом помещается, в другой – диван и шкаф, как два пенька во чистом поле.
Леше было смешно да и, говоря откровенно, все равно. И вообще он был из разряда мужиков, у которых руки не из того места растут. При этом имел за плечами техническое образование достаточно престижного МАИ.
– И чему тебя только в институте учили? – удивлялась Люба.
– Меня учили строить самолеты! – парировал муж.
– Но ведь здесь легче…
– Правильно! Поэтому я и не буду утруждать перепланировкой мои светлые мозги! Эта квартира того не стоит.
