Лев Брандт - Пират (сборник)
Пестрая, с широкими красными пятнами голубка кокетливо убегала от него и манила за собой в голубятню.
Белый турман останавливался у входа, ложился грудью на крышу и громко, призывно стонал до тех пор, пока снова не появлялась голубка.
Даже самым терпеливым надоело ждать.
– Не зайдет он, – убеждали мальчишки друг друга.
– Это суковский турман.
В Заречье ходила слава о знаменитых турманах купчихи Суковой. Ее турманы не заходили в чужие голубятни. Воробушкин, долго из-под нависших бровей наблюдавший за турманом, сказал:
– Совсем не видно, что этот голубь только что в руках был. На таких белых перьях всегда пятна от пальцев остаются.
Турман просидел на голубятне весь день, но внутрь не зашел. Вечером он улетел в сторону города.
На следующий день, еще до того как открыли голубятню, он сидел уже на крыше мастерской.
Потом целый день вертелся на крыше, гонялся за голубками и только вечером решился заглянуть в голубятню. Дверка клетки захлопнулась за ним, едва только он успел переступить порог.
Голубь рванулся назад, ударился о стальную сетку и повис, отчаянно колотя по ней крыльями.
Митька, целый день подстерегавший турмана, быстрее кошки забрался на голубятню и схватил голубя руками. Его окружила ватага подростков. Десятки рук тянулись к пленнику. Голубя разбирали по статьям, мерили длину клюва и крыльев, рассматривали лапы и считали перья в хвосте.
Митька пересчитал несколько раз и объявил, что у турмана двадцать два больших пера в хвосте. Такого широкого хвоста не было ни у одного голубя в их голубятне.
Пленника засадили в большую клетку, туда же впустили и пеструю голубку.
Первые дни турман сидел надувшись, тосковал по воле и не обращал внимания на голубку. Пестрая голубка соскучилась без пары и теперь сама увивалась вокруг мрачного сожителя и таскала для гнезда в угол солому. Вскоре голубь повеселел, ворковал не переставая и строил гнездо.
Недели через две в гнезде появилось белое с голубоватым отливом яйцо. Турман важно ходил вокруг гнезда и с гордостью смотрел на яйцо.
Мальчики решили не выпускать турмана, пока не выведутся птенцы, но Воробушкин, давно уже устранившийся от управления голубятней, стал требовать, чтобы открыли клетку.
– Нельзя, стыдно такую птицу в тюрьме держать. Надо выпустить вечером, он на ночь от гнезда не улетит…
Клетку открыли. Турман с голубкой вылезли на крышу. Забрались на самый верх, уселись рядком, чистили перья и, казалось, любовались закатом.
Многочисленные хозяева голубятни, следившие за ними из-под навеса, успокоились. Турман не собирался улетать.
Вдруг, точно сговорившись, голубь и голубка разом поднялись кверху, и тотчас вдогонку им швырнули старых прирученных голубей. Их приготовили заранее и держали в руках.
Голуби соединились, и маленькая стайка закружилась в воздухе. Снизу казалось, что голуби соединены невидимой ниткой и тянут в разные стороны, по очереди перетягивая друг друга.
Старые обитатели голубятни тянули к дому. У каждого из них было там гнездо, и в этот час на гнездах высиживали птенцов их пары. Голуби старались не отрываться далеко от гнезд и летали, кружась, над самой голубятней. Белый турман тянул к реке, в город. Хлопая крыльями, он вырывался вперед и увлекал за собой голубку и остальных голубей. Голуби, пролетев с ним немного, поворачивали к дому. Наконец, словно не выдержав, лопнула невидимая нитка, и стая разделилась надвое.
Подброшенные вслед беглецам голуби вернулись домой.
Турман забрал в сторону реки, прямо к большому облупившемуся куполу. Пестрая голубка полетела следом за ним. Напрасно до позднего вечера поднимали голубей мальчики.
Беглецы не вернулись.
– К гнезду должны вернуться, – успокаивал своих огорченных друзей Воробушкин.
Турман вел свою спутницу прямо к куполу. Голубка покорно летела за ним. Только у самого входа в купол она нерешительно остановилась. Из темного отверстия доносились гул, злобное воркование и удары крыльев.
Но когда турман уверенно забрался внутрь, прыгнула и она. Очутившись в куполе, она испугалась и начала дрожать. Здесь дрались и ворковали сотни больших темных голубей.
Между этими большими, злыми птицами турман чувствовал себя дома.
Он уже добрался до знакомого угла, когда к нему навстречу бросился серый голубь, его приятель. Прежде чем турман успел опомниться, серый ударил его крылом и угрожающе заворковал. Рядом с серым стояла сизая незнакомая голубка и, словно подбадривая, кивала головой. В следующее мгновение уже два крыла с треском ударились одно о другое. Бывшие друзья бились теперь с той яростью, с которой дерутся весной самцы, защищая гнезда или оспаривая подругу.
Турману удалось наконец оглушить противника. Только совершенно избитый, серый голубь покинул поле сражения. Сизая голубка удалилась вместе с ним.
Турман, сам потрепанный в драке, не чувствовал боли. Он ворковал и кружился без конца. Пестрая голубка сидела рядом и испуганно таращила круглые черные глаза на диких голубей.
Турман не спал всю ночь. Казалось, он не мог опомниться от радости, что наконец снова вернулся в купол. Даже в темноте он чинил и переделывал по-своему построенное серым и пострадавшее в драке гнездо. Голубка тоже не спала. Она забилась в самый дальний угол, на то самое место, где провел первую ночь в куполе турман, и, вздрагивая, прислушивалась к шумной возне. Даже отдаленного родства с этими злыми темными птицами она не чувствовала.
После двадцатидневного перерыва белый турман снова появился на подоконнике.
Зимнюю раму недавно убрали, и душничок-вентилятор опять заменили форточкой.
За зиму арестант успел привязаться к голубю и в первые дни, когда турман исчез, сильно скучал. Потом пришли новые тревоги, и ему пришлось забыть о белом турмане.
В тюрьму каждый день приводили новых людей. Большинство из них зареченские – рабочие заводов, давнишние соратники и друзья арестанта. Ночью он слышал тихие, едва уловимые стуки. По стенам, как по телефонным проводам, заключенные передавали последние новости.
Так он узнал о массовых арестах, неудавшейся забастовке и о предательстве.
Установили и личность предателя. Это был коренной зареченец, не раз сидевший в тюрьме за революцию, но всегда выходивший сухим из воды. Его считали конспиратором и надежным товарищем. Теперь, когда верхушка организации сидела в остроге, предатель силой событий выдвигался в руководители.
Последние уцелевшие от разгрома люди и остатки организации целиком попадали в руки жандармов.
Каждый из сидящих в тюрьме с радостью бы пожертвовал жизнью за возможность сообщить на волю имя предателя, но такой возможности не было. И люди мучились, не спали, отказывались от пищи, нервничали на допросах и скандалили с надзирателями.
В другое время арестант больше бы обрадовался возвращению голубя, но теперь, занятый мыслью о последних событиях, он рассеянно посмотрел на гостя и привычным движением крошил хлеб.
За зиму арестант очень изменился: худое лицо его потолстело, утратило прежнюю резкость очертаний и остатки румянца, под глазами заметнее нависли мешки, и от этого все лицо сделалось сонным и неподвижным. Борода теперь уже не казалась прицепленной нарочно. Он постарел.
Подойдя к окну, арестант заметил рядом с белым турманом еще одного голубя. У арестанта вдруг задрожали руки, а на бледных, одутловатых щеках обозначились яркие пятна. Эту пеструю голубку-турманку он видел впервые, прежде здесь она не появлялась; значит, белый турман привел ее с чьей-то голубятни и, возможно, вернется опять туда. Дрожащие пальцы не сразу открыли задвижку форточки.
Голуби не боялись людей и вертелись у самого лица арестанта. Арестант заметил темные, продолговатые пятна на белых крыльях турмана. Это наводило на мысль, что голубь не раз побывал в чьих-то руках. Арестант постарался заманить голубей в камеру. Он насыпал крошек у самой форточки и сделал из них дорожку внутрь. Съев крошки с наружной стороны подоконника, голубь нерешительно остановился у входа и повернул набок голову, посматривая то на хлеб за окном, то на голубку. Пестрая голубка стояла рядом и спокойно наблюдала за турманом. Потом, решившись, турман осторожно поставил лапу на переплет рамы и заглянул в камеру. Это движение послужило сигналом для голубки. Она сорвалась с места и улетела прочь. И прямо с форточки, задев крыльями раму, турман бросился за ней. Несколько минут арестант наблюдал, как пара кружилась над тюрьмой, затем голубка потянула за реку, и голуби исчезли из виду.
Голубка спешила домой. Едва успев спуститься, она вскочила на голубятню. Турман остался на крыше. Он подходил к дверке, робко заглядывал, звал голубку, но перешагнуть порог не решался.
Голубка не вышла назад. Через несколько минут после того, как она очутилась в голубятне, рядом с первым появилось второе яйцо. Она осталась сидеть на гнезде. На зов голубя она откликалась тоненьким голоском, но гнезда не оставляла.
