Фазу Алиева - Цена добра
– Айшат очень хорошая девочка, добрая, нежная; я всегда любила ее! – Я решила хоть слово вставить и о матери ребенка.
– Чего бы ей быть грубой?! Муж до птичьего молока обеспечивает; дома только и слышно: «Айшат! Айшат! – Лицо ее посерело. – А внук прямо ангелочек, вылитый отец», – поставила твердую точку Сухрижат.
Я все поняла и стала хвалить своих невесток…
Подарок
Разве с пятнадцатого этажа
Небо синее и звезды крупнее?
Разве с пятнадцатого этажа
Горы белее и птицы звучнее?
Разве забуду я, что от земли
Я получила бесстрашие и милость?
Разве забуду я, у земли
Я высоту понимать научилась?
Около домика, где я росла,
Звезды мне ближе и птицы виднее,
Около домика, где я росла,
Горы белее и небо синее.
«Выбрать подарок, чтобы понравился любимому человеку, это очень трудно».
Ф. АлиеваЕще до перестройки журнал «Женщина Дагестана» и Дагестанский Комитет защиты мира работали в самом красивом здании города, почти на берегу моря. Во время перерыва мы любили гулять в приморском парке, слушая накат волн. Плавать я не умела, потому что в горных аулах не принято было, чтобы девушки ходили на речку купаться. Помню, когда я была совсем маленькая, мама брала нас с собой на озеро, где она стирала белье. Заодно она нас там купала, не раздевая догола. Мой трагически погибший сын Али очень любил море, и после его гибели я не могла даже смотреть на него…
Однажды, в день моего рождения, друг нашей семьи подарил мне большую раковину. Это чудо жемчужного цвета он приложил к моему уху, и я услышала шум волн. Позднее у меня родились стихи:
Я слышала,
Что каждое растенье,
Оторванное ветром догола,
Зимует с постоянным ощущением
Наполненного за лето тепла.
Я слышала,
Что каждая ракушка, какую вдруг ни выбросит волна,
Не станет жизнь влачить,
Как побирушка, —
Морским существованием полна,
И на земле хранит ракушка море,
Вобрав в себя
Морской ритмичный шум, —
Морскую радость
И морское горе,
Морское и безумие, и ум.
Когда мне грустно и тоскливо, я беру эту ракушку и слушаю шум моря; постепенно на сердце становится теплее, и я возвращаюсь к тому дню рождения, когда мне исполнилось сорок лет. Тогда мне казалось, что я старая, и не понимала, что я была безмерно счастлива: жив был мой муж Муса Магомедов, который так искренне любил меня, живы были мама, мой первенец, любимый сын Али. Я думала, что так должно быть всегда. С годами я поняла, как много испытаний подстерегает человека на его пути, как беспомощен он перед лицом безжалостной судьбы.
Подарки на день рождения бывают разные: дорогие, с умыслом, практичные и такие, как говорится: на тебе то, что мне не нужно. А бывают и такие, как моя ракушка, сердечные, одухотворенные, дарящие мгновения другой жизни – вечной и бесконечной. Моя ракушка – это мой поэтический мир, таинственный и загадочный. Когда мне очень тоскливо, я начинаю ее слушать, и она меня успокаивает, нашептывая:
И знаю наперед:
Тебя минует участь обнищанья,
И мимо одиночество пройдет…
Она – не бабушка
Все золото, что осень накопила,
Все то, что собрала и сберегла,
Зима в теченье ночи превратила
В сверкающую россыпь серебра.
Холмы и горы, реки и дома
В серебряное поверху одеты.
Не пожелала ни одной приметы
Оставить нам от осени зима.
«У женщины всегда три возраста: кажущийся, действительный и приписываемый ею себе».
А. КаррУ Парихан был только один сын; когда еще он был в утробе, она разошлась с мужем. Несмотря на это, она продолжала любить своего мужа Герея и, сколько бы ее ни сватали, замуж так и не вышла. Все сердечное тепло без остатка отдавала сыну Наби. «Ой, когда он вырастет, чтобы его женить?!» – говорила она часто. Как говорится, годы летели, Наби закончил математический факультет университета, вернулся в родной аул, и его назначили директором средней школы. Он был очень воспитанный, сдержанный юноша. Казалось, каждое слово, прежде чем высказать его, Наби взвешивал в уме и пропускал через сердце.
Парихан все время пилила сына:
– Женись, сынок! Ты у меня один, сын родится – как брат будет тебе, дочь родится – как сестра будет!
– Другие матери сами находят невест, потом советуют сыну, а ты, мама, все на меня взвалила.
– Я хочу, сынок, чтобы ты женился по любви: если с любимой живешь, жизнь бывает счастливой, интересной, а если с нелюбимой – это сущий ад.
– А я еще не влюбился, мама.
– Если день и ночь будешь сидеть за книгами, как же ты можешь влюбиться?
Наконец Наби признался маме, что он влюбился и что она согласна выйти за него замуж.
– Как ее зовут? – вскочила от радости Парихан.
– Зовут ее Гулишат, она не из нашего аула, а из Гоноды.
– Какая разница, из какого аула, главное, чтобы вы любили друг друга.
Свадьба была веселая, как будто две черные речки слились в одну; жители двух аулов в своих лучших нарядах танцевали, пели, говорили тосты, давали мудрые советы молодоженам. Все было по-дагестански красиво, возвышенно. Парихан сама еще была молодая женщина: вышла замуж рано, родила рано, все ее дела и помыслы были направлены на сына. И в день его свадьбы она впервые после развода с мужем вытащила из сундука парчовое хабало, вышитый платок и национальные мачуял (легкие туфли без каблуков). Танцевала она так легко, как в юности, целый день из круга не выходила.
Закончились свадебные торжества, началась обычная семейная жизнь. Парихан по-прежнему хлопотала по дому, доила коров, убирала за ними, растила цыплят. Казалось, что ничего в ее жизни не изменилось. Гулишат же доставалась только легкая, чистая работа, в основном главным ее занятием было угодить мужу.
Однажды к ним в гости пришли родственники Гулишат. И, представляя им свою свекровь, она сказала: «А это наша бабушка!» Парихан улыбнулась, но сердце сжалось как от боли: «Она меня ни по имени, ни мамой так и не называет, все время «наша бабушка». И вот сын тоже начал так же называть». На нее это как-то сильно подействовало, словно внутри что-то надломилось. Всегда аккуратная, пусть в простеньких ситцевых, но хорошо сшитых платьях, она перестала обращать на себя внимание; казалось, что у нее даже походка изменилась, что она сгорбилась немножко.
Ее сестра Шамсият жила в Махачкале, работала на кондитерской фабрике. Приехав в отпуск и увидев сестру Парихан, она воскликнула:
– Сестра, ты не заболела, что с тобой?
– Все нормально, не беспокойся.
– А что, наша бабушка изменилась? – улыбнулась Гулишат.
– Прежде чем называть ее бабушкой, ты кого-нибудь роди! – ехидно парировала Шамсият.
Когда Шамсият пришло время возвращаться, она заявила, что заберет с собой на несколько дней сестру.
– А что я буду делать с грязной работой, за коровами убирать, их доить я не умею! – нахмурилась Гулишат.
– Тогда не надо было выходить замуж: невесток в дом берут, чтобы помогали и в хозяйстве, пора уже научиться.
Парихан была в Махачкале 15 дней. Когда она появилась на пороге с покрашенными волосами, в тонком белом тастаре (накидке) и в красивом, по фигуре сшитом платье персикового цвета, Гулишат спросила:
– Вам кого?
– Я в свой дом приехала, что, не узнала бабушку? – засмеялась Парихан.
– Вабабай! Я вас действительно не узнала! – покраснела Гулишат.
Гулишат так и не родила ни одного ребенка, все ходила по врачам, но никакого результата.
Светлячок
Была я с детства —
Вы уж мне поверьте —
По-горски весела и удала,
И лишь томительного страха смерти
Преодолеть никак я не могла.
Он сумеречной тенью неприметной
Вполз в душу мне и кровь согнал с лица,
Когда еще девчонкой пятилетней
Я мертвого увидела отца.
«Судьба одному – мать, а другому – мачеха».
Ф. ГербертВпервые писатель Ахмедхан Абу-Бакар в своей квартире на праздничном обеде по поводу новоселья, обнимая, привел девочку. «Это моя сестричка Бика, прошу любить ее», – познакомил с будущими жильцами нового писательского дома. Я думала, что ей лет десять. Она была маленького роста, пухленькая, круглолицая и краснощекая. В эту же минуту я почувствовала к ней какую-то симпатию – в девочке словно жил светлячок, огонек которого привлекал к ней. Тогда, первое время, мы часто ходили друг к другу: кто-то сделал ремонт, кто-то купил мебель… Я чаще ходила к Ахмедхану, потому что знала эту семью еще по Москве, и мы дружили семьями.
