Елена Вернер - Грустничное варенье
«Альтернативная реальность? – чуть не закричала Лара. – Зачем тебе другие миры, когда их и тут предостаточно?» Лиля умерла три месяца назад, но все еще существовала здесь, на лазерной гладкости диска, в словах Егора, в сердце сестры, в ее обиде. Она была тем самым пресловутым котом Шредингера, одновременно и мертвым, и живым. Альтернатива самой себе, противоречие и незнакомка. И Лара вовсе не была уверена, что сможет с этим примириться.
Мальчишки обступили навороченный велосипед со всех сторон, и некоторые даже осмелились водить пальцем по его раме, залепленной, как чемодан, яркими наклейками со всего света, и щупать тормозную колодку заднего колеса. Вряд ли сам по себе велосипед произвел бы такой фурор, скорее, впечатление на них произвел его хозяин, сейчас отошедший: судя по всему, какой-то путешественник издалека. Лара мимо стайки ребятни направлялась в магазинчик с белесой растяжкой «Продукты», где изображение большой бутылки кока-колы настолько выцвело, что было едва различимо, и слышала обрывок их разговора:
– Стопудов, из Америки!
– Ага, умник. А океан он как, переплыл, что ли?
– Самолеты есть, вообще-то! Ты же сам видел, он негр. Значит, из Америки.
– Слышь, их нельзя неграми называть… Ну ты придурок!
Лара не могла сдержать улыбку, проходя рядом с ними, и мальчишки притихли. Войдя в вагончик, выполняющий роль магазина, она увидела и виновника их спора. У прилавка стоял жилистый темнокожий парень в удобном велосипедном костюме с зажатым под мышкой ярким шлемом. И на английском языке пытался донести что-то до продавщицы. Та взирала на него с суеверным ужасом и выставляла на прилавок то одно, то другое – угадать, что именно спрашивает чудо-покупатель, у нее не получалось. Лара невольно задумалась, что пугает продавщицу больше: незнакомый язык, непривычная ситуация или то, что парень не переставая улыбается, радостно и белозубо, даже несмотря на ее полнейшее непонимание.
Сжалившись, Лара предложила свою помощь. Оказалось, что велосипедисту нужно средство от комаров и батарейки. В продуктовом ни того, ни другого, конечно, не было, но воспрянувшая духом продавщица велела ждать и выбежала вон, с порога вопя на всю округу:
– Нина!
Пока она разыскивала неведомую Нину и репеллент, Лара разговорилась с велосипедистом. Оказалось, что Филипп француз и он едет по России вот уже второй месяц.
– Ты рисковый парень! – беспокойно покачала головой девушка.
– Мне все так говорят. Мама через день плачет в трубку, думает, меня тут споят водкой или разорвут медведи, – блеснул зубами Филипп. – Но ведь это моя жизнь, я сам решаю, как поступать. И пока ничего страшного не случилось. Люди у вас отзывчивые. Вот ты, например. Только никто не улыбается.
Лара засмеялась:
– Тебе бы тоже умерить пыл.
– Зачем? – искренне изумился парень. – Я здоров, каждый день вижу новые места. По-моему, все замечательно. Я ведь именно за этим и пустился в путь. За впечатлениями. На прошлой неделе жил пару дней у одной доброй старушки, бабы Оли. Она кормила меня пельменями и борщом. Борщ – это такой странный свекольный салат с мясным бульоном, знаешь?
– Мне ли не знать, – давясь от смеха, заверила его Лара.
– И еще баба Оля меня все время называла… Как же… Сейчас, я даже записал.
Он вытащил из нагрудного кармана блокнот и прочел по слогам:
– Бед-ньяж-ка. Что такое «бедняжка»?
– Бедный мальчик. Это она тебя так жалела.
– Странно… – озадаченно нахмурился Филипп.
Вернувшаяся продавщица, гордая собой, выложила на прилавок баллончик репеллента и батарейки. Лара быстро расплатилась за пару сдобных булок и бутылку минеральной воды, и они с Филиппом вышли на улицу. Мальчишки, до сих пор изучающие велосипед француза, пугливо расступились.
– Спасибо тебе, Лара, – парень протянул ей руку, розовой ладонью вверх. – Удачной дороги. Если все сложится хорошо, я тоже увижу Байкал, правда, позже, чем ты.
– Может… – заколебалась она. – Тебя подвезти, хоть немного?
– Велосипед не влезет в багажник. Да и какой смысл? Это моя дорога, я по ней еду сам. Размышляю… Только так и понимаешь, в чем смысл пути, разве нет?
– Смысл – добраться до пункта назначения, – отозвалась она. Филипп пожевал губы, обдумывая ее слова.
– Пункт назначения важен, это ведь цель, иначе никто никуда бы вообще не пошел и не поехал. Но дорога, она все меняет. Есть время подумать. Кажется, настоящее одиночество теперь можно поймать только на оживленной трассе, где никому до тебя нет дела. Я уже чувствую, что изменился. И буду меняться еще. Мне нравится.
– Только не расслабляйся, а то так изменишься, родная мама не узнает… – озаботилась Лара. – Не оставляй велосипед без присмотра, а то уведут. И не показывай никому, сколько денег в кошельке. И на ночевку останавливайся не в лесу, а…
– Не волнуйся, все будет хорошо, – пообещал с какой-то удивительной, неколебимой уверенностью Филипп. Еще раз сверкнул улыбкой, водрузил на голову шлем и покатил прочь.
Лара и Егор нагнали его через километр. Лара опустила стекло и помахала на прощание, и Филипп вскинул руку, затянутую в перчатку, в ответном жесте. Его ноги с рельефными мышцами без устали крутили педали. Лара, обернувшись и опершись подбородком на спинку сиденья, все глядела на крохотный удаляющийся силуэт через заднее стекло, пока тот не остался за холмом.
– Непуганые европейцы, – проворчала она с беспокойством. – Все им кажется, что мир уютен и приветлив, и они чувствуют себя везде как в гнездышке…
– Думаешь? Это ты видишь, что он весь такой беспечный и расслабленный, – отозвался Егор. – Ты говорила с ним пять минут и не знаешь, от кого или от чего он убегает. Ты не знаешь его…
Вряд ли Егор сказал последнюю фразу с намеком, но Лара вздрогнула. Она стала сплошной оголенной проводкой, все сказанное так или иначе относилось к тому главному, что она загнала в самую глубину. Лара вглядывалась в лес у дороги, слушала музыку, обсуждала с Егором нового знакомого и еще тысячу бессмысленностей, и даже улыбалась, но внутри ее что-то щелкало, поминутно давая знать о себе ржавым привкусом ноющего зуба.
– Помню, году в девяносто первом один мамин знакомый рассказывал, как ему в американском посольстве не дали визу, – поведал Егор. – Его спросили, как он относится к темнокожим, а он их тогда ни разу в жизни не видел, он же не в Москве жил… Он возьми да и ответь – никак, я их не видел. А посольские посчитали, что он расист, потому что игнорирует людей другой расы. И визу не дали.
Лара хмыкнула. То, что дома она посчитала бы байкой, в самом сердце Сибири воспринималось, особенно после знакомства с Филиппом, вполне правдоподобно. Только лучше бы Егор не старался развлечь ее своими россказнями… Она ловила на себе внимательный встревоженный взгляд, но, несмотря на желание заверить, что все в порядке, продолжала помалкивать.
Вскоре они проехали Мариинск. Слева от дороги остался мемориал жертвам сибирских лагерей, куда Арефьев предложил заглянуть на полчаса. Но для Лары это было бы уже слишком, и она категорически отказалась: сейчас не хватало только смотреть на расстрельные стены со следами от пуль и бараки, где долгие годы истязали и мучили людей.
Лара не могла избавиться от ощущения, что все вокруг стало другим. Более жестким и резким. Конечно, изменился ландшафт, но дело было не только в этом. Здесь она видела совсем другую жизнь. По встречной полосе то и дело проносились, громыхая, огромные лесовозы, груженные бревнами, и из-под их колес градом летели каменные брызги, с колючим звоном оставляя сколы на кузове джипа. Мелькали заборы с колючей проволокой, опоясывающие исправительные колонии. Тучи таежной мошкары коричневыми и желтыми кляксами бились о лобовое стекло, и в салоне то и дело спиртово-сладко пахло жидкостью стеклоомывателя – ее стало уходить столько же, как и во время какого-нибудь декабрьского путешествия по грязно-снежной хляби центральной России. Лара подумала, как, наверное, сильно это раздражало бы Лилю, будь она здесь – при ее-то нелюбви к заляпанным стеклам.
Все чаще навстречу из клубов пыли стали выныривать загадочного вида машины, праворульные, замотанные скотчем или лейкопластырем по самые окна. Они ехали по левой полосе – правая была безнадежно разбита теми же самыми лесовозами, и соскальзывали на причитающуюся им полосу, только сблизившись с джипом Арефьева, а потом снова занимали чужую сторону, пока позволяла пустынная дорога. Про правила дорожного движения тут не помнили. Водители таких машин, все как на подбор в солнцезащитных очках, с бородами и дымящимися сигаретами, напоминали Ларе дальнобойщиков, только в легковушках. Оказалось, она почти не ошиблась.
– Это перегоны, – пояснил Егор. – Гонят «японок» из Владивостока, это в разы дешевле, чем покупать тачку у нас в стране. А качество японское. Был у меня один знакомец, перегон. Не расставался со своей «Сайгой».
