Максим Мамст - Мир детей
– Что это такое? Что-то важное, так?
– Ага. Путешествуя в мире духов, ты чувствуешь себя в теле. Но на самом деле это дух. Когда найдешь очаг, нащупай у себя пуповину, в районе пупка. Вытягивай ее и смело погружай в очаг. Все. Теперь твой дух питается не от тела, а напрямую, из Серого мира. Теперь, даже после физической смерти, твой дух не распадется. В случае чего, сможешь вернуться в мир духов и прозябать в одиночестве, думая о Высоком. Или же попытаться занять свободное тело какого-нибудь вегата.
Подключенный к очагу, твой дух будет иметь намного большую энергетику, чем дух, питающийся от тела. В своем или чужом теле, такому духу понадобиться что-то около пары лет, чтобы очнуться.
– Звучит заманчиво. Эх, быстрее бы научится самостоятельно путешествовать между мирами.
– Угу.
Несколько минут мы сидели в тишине. Я переваривал услышанное. По привычке поискал блокнот. Увы, оставил дома. Тем временем, пение в церкви прекратилось, люди постепенно стали выходить. Вот вышли последние, а мы сидим, молчим. Неожиданно что-то привлекло мое внимание. Вернее, заметил-то я раньше, но Серега рассказывал про мир духов, и я не хотел отвлекаться. Теперь я мог разглядеть явление более тщательно.
– Серега, что это? – дернул я его за рукав.
– Что именно?
– Вон там, над могилкой. Воздух дрожит, будто над асфальтом в знойный день.
– Ага… Заметил, да? – с улыбкой спросил Сергей. – Это могила мати Елизаветы. Забытая святая… Как и многие мученики, она пострадала за веру. Отбывала срок на крайнем севере при раннем социализме. Но когда вернулась, снова продолжала служить. Потом ее больше не трогали. Многие годы ее небольшой домик был единственным храмом веры в этих местах. Вот этой церквушке не больше тридцати лет, мать ушла незадолго до ее открытия. Но похоронили ее уже здесь.
Говорят, мать Елизавета обладала даром провидения. По крайней мере, всем, кому предсказала судьбу – сбылось. Не в деталях, конечно, но в общих чертах.
– А разве женщины обладают таким даром? Я думал только святые отцы – настоятели…
– Да ну, брось, – перебил Сергей. – Имя Матроны Московской ничего не говорит? А Манефа Гомельская? Женщин-провидиц тоже хватает. Просто не все попадают в анналы церковной истории. Тоже и с мати Елизаветой. Только старики помнят о ее даре. А скоро и тех не останется. Особо запомнилась одна из ее просьб: «Когда помру, ночью хороните».
– Зачем? – не понял я логики.
– А чтобы не топили в вине. Церковь категорически запрещает выпивать на поминках. Что не мешает нашим людям исправно ставить на стол. Типа, для людей. Любые похороны не обходятся без горячительного, что как мед манит местных алкашей. Мать хотела уйти по канонам.
– И как, хоронили ночью?
Сергей пожал плечами:
– Кто знает. Иногда дань традициям сильнее воли усопшего.
– Поэтому дрожит воздух над могилой? Из-за ее святости?
– Это не воздух. Это вибрации. Никто их не видит, кроме тебя и меня. Кое-что светится изнутри.
– Артефакт? – догадался я.
– Артефакт, – кивнул Сергей.
– Может, достанем? – сказал я и сам поразился своей наглости.
– Ты что, обалдел что ли? Зачем тебе эта безделушка?
– Ну… Помогать людям.
– Он и так уже помогает. Конечно, он не так силен, как артефакт Иоанна Кормянского, не говоря уже об артефакте Матроны Московской. Но местные старожилы знают, если какая хворь – иди к могиле мати Елизаветы. Помолись, попроси, и все пройдет. Песочек с могилы берут, лечатся. Зачем лишать их всего этого?
– А мати Матрона… В ее храме разве тоже артефакт?
– Разумеется. И очень мощный. Хоть и не удивительно, зная ее биографию.
– Так ты ж говорил, что когда мощи обретают, крестик могут подменить. Настоящий спрятать, а выставить муляж.
– А кто сказал, что артефакт – обязательно крестик? Любая вещь, что была под рукой. Да и в таком серьезном, мощном храме нечего опасаться. Могли и настоящий оставить. Во всяком случае, в храм мати Матроны едут со всей страны – люди, преисполненные самыми сокровенным желаниями и чаяниями. И чудеса случаются.
– Ты не ездил туда?
Сергей покачал головой:
– Нет, и не поеду.
Предвосхищая мой вопрос, он добавил:
– Если я поеду туда, я буду точно знать, где артефакт. Нет, пусть хоть это останется таинством для меня.
Мы помолчали немного. Затем Сергей показал рукой на могилу.
– Последнее дело – грабить могилы, – сказал он. – Но еще хуже грабить родную землю. Древние викинги, возвращаясь с набегов, часть награбленного проматывали, а часть, и немалую, зарывали в землю. Они считали это делает их землю богаче. Считали, что она искрится изнутри, как бриллиант. Тут я с ними полностью солидарен. Зарытые сокровища принадлежат родной земле, и нашему народу. Я имею в виду не только золото, но и артефакты, и полезные ископаемые. Достань их, и они людям больше не принадлежат. То есть принадлежат до поры-до времени. Их могут украсть, увезти за тридевять земель, как делали фашисты. Наконец, просто присвоить – продать частным коллекционерам.
Шаманы могут уловить свечение кладов из-под земли…
– Что, правда? – удивленно перебил я.
– Ну да, – ответил мой друг. – Практически каждая древняя золотая вещь связана с насилием, убийством, грабежом. Что, знаешь ли, сильно сказывается на структуре предмета. Не каждая становится реликвией, но аура искажена у многих. Шаман может уловить эти искажения, как вот ты сейчас видишь артефакт. Я и сам несколько раз проходил мимо зарытых сокровищ.
– И что, даже на секунду не захотелось достать, посмотреть?
– Нет, ни капли. Деньги можно заработать и другим способом, зачем грабить родную землю? Другое дело, если клад нашел обычный человек. Тогда, конечно, заслужил. Можно считать это подарком земли. А шаман делать так не имеет права.
Он замолчал. Мы еще просидели так минуту. Затем я задал вопрос, который периодически возникал у меня в голове уже давно, фактически со времени нашего знакомства:
– Сергей, хочу спросить. Ты много рассказывал, как быстро разбогатеть, используя шаманство или колдунство, а сам, между прочим, вкалываешь на грязной, тяжелой работе за гроши.
– Ха ха, – засмеялся он чистым непринужденным смехом. – На что шаману эти рваные бумажки и кружочки? Деньги имеют ценность в том мире, который я оставил за плечами. Да и ты тоже. Я, мой друг, давно забился бы в пещеру. Осел в каком-нибудь уединенном месте, чтобы постигать высшие азы шаманского искусства. Но еще рано. Пока просто брожу, перехожу от одного местечка к другому, наслаждаюсь местами и событиями. Любуюсь красотой родного края. Нигде надолго не останавливаюсь. Я бы и отсюда уже давно ушел, если бы… Если бы судьба не послала мне тебя.
Черт, мне стало стыдно. Аж уши покраснели. Я и не знал, что задерживал Серегу на его пути. И в который раз поразился его отзывчивости. На несколько месяцев бросить свои дела ради незнакомого человека. Нянчиться с ним, обучать. В этом весь Сергей.
– Блин, Серега, прости, я не знал…
– Да ладно, все путем. Вселенная направила тебя ко мне, а чего хочет Вселенная – того хочет бог. Так, давай-ка нашим позвоним. Чета от них не духу.
Он набрал Гену.
– Обалдуи Леника ищут, – сказал он, смеясь, положив трубку. – Я им подсказал, куда ехать. Скоро будут.
И правда, не прошло десяти минут, как показался наш грузовичок. Леник, несмотря на ожидания, был способен сидеть ровно. Я сел вместе с ним в кабину, остальные разместились в кузове. Едва тронулись, Леник принялся изливать душу. Стало понятно, почему он до сих пор не в отключке.
– Денег у меня с собой только-только на пол кружечки было, – ныл он. – Думал, может кто нальет. Но сколько сидел – ни одна падла не угостила…
Я уже пожалел, что сел в кабину. Надо было как и все – в кузов.
Километров за десять до Гориводы повстречали странную процессию. Заметил их, как ни странно, Леник.
– Э! Паси, что за клоуны толпой идут, – крикнул он, показывая рукой на обочину. – Да это ж наши! Вон Танюха с Маринкой. И Миха с ними. Че за херня?.. Ушатый, давай, тормозни на обочине.
– Я тебе тормозну, – пробурчал Гентос, но все равно сбавил ход и притормозил, поравнявшись с толпой. С кузова раздался дружный смех. Леник перегнулся через меня и высунулся в окно.
– Эй, Витяй, и ты здесь? Какого хера вы здесь топчитесь? Что за ковырялки с собой? Вы нахрена вилы порезали?
Из-под Леника я мог видеть совсем немного. В толпе присутствовал в основном весь контингент деревенских забулдыг. После его слов я обратил внимание на странные вилы у них в руках. Короткие, с отпиленными по локоть ручками.
– Да, блин, сука, Васильич, – виновато ответил самый рослый из них. – Наколол нас. Второй раз за неделю обманул. Брехливой собаки сын!
– Что уже на этот раз? – спросил кто-то сверху.
– Засранец такой, сказал к девяти часам придти на склады, что на Хойницком перекрестке. Самолет, говорит, там будет. Навоз на поля будете с неба раскидывать. Зарплата пол лимона в день. Только вилы, говорит, берите с короткой ручкой, чтобы через люк удобнее было кидать. Сказал, только десять человек поместятся. Вот мы и двинулись спозаранку… Только вилы зря попортили… Гад ползучий.
