Ирина Глебова - Мне снился сон…
– У вас очень способная девочка, мы определим её к нашему лучшему педагогу. Ирина Александровна великолепный музыкант, была в своё время гордостью консерватории, участвовала в международных конкурсах, побеждала…Так получилось, что вынуждена преподавать, пришла в этом году к нам в школу. Вике, можно сказать, повезло.
Да уж, повезло! Видимо, не всякий гениальный музыкант может быть хорошим учителем. А, возможно, тоже комплексы её давили: как же, вместо известности и концертных туров по свету – простая музыкальная школа! Вот и срывала злость на девочке. Всё было плохо: и нотные тетрадки потрёпанные, и голос тихий, и ногти некрасиво подрезаны, и одета, как «нищенка»… Да, тогда у семьи были трудные времена, как, впрочем, у многих людей. Одета девочка была скромно, но прилично. Колготки, верно, заштопаны, но аккуратно, незаметно, свитерок не новый, но очень симпатичный. Конечно, некоторых ребят привозили на машинах, кто-то ходил с плеером, в наушниках, на ком-то были фирмовые джинсики… В середине девяностых лет ещё почти не было частных элитных школ, все дети учились в обычных государственных, и потому деление на «бедных» и «богатых» в первую очередь сказывалось на них.
После каждого урока с Ириной Александровной Вика ночью долго не засыпала: представляла… То, как учительница падает с крутой лестницы, катится по ступенькам и её увозит «Скорая помощь». То, как её бьёт током, когда она включает электрочайник. А ещё, уже в полусне, ей виделось: пальцы учительницы быстро бегают по клавишам – та очень любила демонстрировать нерадивой ученице свою игру, играла упоённо, по полчаса, – а она, Вика, вдруг со всей силы опускает крышку пианино на эти пальцы! Но о подобном она могла только мечтать, сделать такое не сумела бы. Не потому что боялась последствий, наказания. Страшно было другое: своими руками причинить боль, увидеть кровь на живом теле, искажённое страданием лицо… Она и потом, взрослой девушкой, никогда не могла заставить себя ударить по лицу парня – даже негодяя, даже обидевшего её! Сколько раз в кино видела, как эффектно дают девушки пощёчины и как это выходит гордо. Но у неё не поднималась рука: инстинктивно чувствовала, что это вовсе не так красиво – бить по живому.
А вот Ирина Александровна не боялась бить по её детским пальчикам или хватать ладошку, истерично выкручивать девочке пальцы, тыча ими в клавиши:
– Вот так надо, вот так, дура!
В такие минуты Вика её жутко боялась, настолько, что даже плакать не могла – цепенела. И не жаловалась дома. Во-первых, было стыдно: а вдруг она и вправду глупая. А ещё – упрямо надеялась, что сумеет добиться благосклонности учительницы: будет очень стараться, станет лучшей ученицей. Всё хотела сделать сама… Родители со смехом рассказывали ей, как она, малышка – не было ещё двух лет, – пыталась ехать на велосипеде, не дотягивалась ножками до педалей, но сердито отталкивала руки взрослых и кричала: «Сама, сама!» … Однако в этой «музыкальной» истории у Вики ничего самой не получалось. Уже пальцы её быстро-быстро летали по клавишам, уже она сама получала удовольствие от игры, забывалась, уходя в музыку. И вздрагивала, когда учительница резким окриком обрывала её, хватала за руку… Однажды во время урока зашла другая учительница, приятно удивилась: «Отлично играешь, девочка!». Но Ирина Александровна покривила губы, процедила: «До отлично ей ещё далеко». Ученики школы участвовали в разных музыкальных конкурсах, выступали с концертами, но Вику учительница ни разу не представила на выступление. А ей так хотелось – в нарядном платье выйти на сцену, и чтобы в зале сидели мама, папа, Серёжа… Вот ему, брату, она в конце концов и рассказала всё, не выдержала. И только тогда, рассказывая, расплакалась. Серёжа сказал:
– Не будем огорчать родителей. Я сам разберусь.
В нём тоже была сильна эта «самостоятельная» черта характера. Впрочем, он ведь уже был взрослым двадцатилетним человеком, студентом. На следующий день он пришёл в музыкальную школу, постучал в дверь класса и вошёл. Вот-вот должен был начаться урок с Викой, Ирина Александровна ждала ученицу.
– Не здесь ли учат высокому искусству музыки? – спросил он, слегка улыбнувшись.
Высокий красивый парень был слишком молод для «родителя». Учительница кокетливо повела плечами и непроизвольно поправила причёску: ей было тридцать пять лет, и она была интересной женщиной – стройной, темноволосой.
– А вы хотите учиться играть? На пианино, скрипке?
– У меня музыкальные пальцы, как вы считаете?
Сергей протянул руки, она шагнула к нему, кивнула с улыбкой:
– Да, пальцы длинные, подвижные…
– Такие же, как у моей сестрёнки? Она ведь учится у вас. – И, оглянувшись на приоткрытую дверь, позвал: – Вика, зайди.
Рядом с братом Вика ничего не боялась. Она видела, как Ирина Александровна растерялась, вспыхнули её щёки. Но она тут же нахмурила брови, сказала холодно, жёстко:
– Если вы пришли узнать о её успеваемости, подождите конца урока.
Но Сергея смутить было трудно. Он тоже поменял тон, взял ладошку сестры, приподнял, показывая женщине.
– Я медик, – сказал с расстановкой, чтоб до неё дошло. – И вижу на этих маленьких пальчиках гематомы, а вот здесь, на двух, даже подвывихи. И это не следствия старательной игры, это причинённые травмы. Кем?
Он глянул ей прямо в глаза. Учительница испугалась, не смогла этого скрыть. Взгляд её заметался, она что-то забормотала: «Не знаю… Девочка лжёт…» И тут Вику прорвало! Она вскинула кулачок, рубанула им воздух:
– Вы настоящая фашистка, они тоже пытали детей!
И она впервые зарыдала, содрогаясь всем телом, прижимаясь к брату. Он сказал:
– Это называется нервный срыв. Довести до него ребёнка очень не просто… Минутку, я сейчас вернусь.
Вывел Вику в коридор, посадил на скамью, дал в руки платок:
– Успокаивайся, малышка. А я закончу разговор.
Вернулся в класс, проговорил чётко, как продиктовал:
– Уходить из этой школы мы не будем. Она близко от нашего дома, и сестре здесь нравится – всё, кроме вас. Уйдёте вы, и побыстрее. Иначе я доходчиво и красочно опишу все ваши уроки, приложу заключение судмедэкспертизы и предоставлю всё не только директору, но и в управление культуры, а если надо – в суд.
Вскоре Вика занималась у той самой учительницы, которая сходу оценила её игру. Всё изменилось: были и концерты, и конкурсы, и награды. Учителя прочили ей хорошую музыкальную карьеру…
Теперь Виктория была не та маленькая девочка, могла за себя постоять. Да и Игорь – не Серёжа. Ему она не станет жаловаться, просить заступиться. Он-то как раз легко может решить все проблемы проверенным и действенным способом – деньгами. Но она, с самого начала, поступив на курсы вождения, предупредила его:
– Ни копейки больше положенного никому платить не буду. И ты не вздумай! Что это за водитель, если права куплены. Всё сдам сама.
– А получится? – усмехнулся он.
– Получится, не сомневайся!
Теорию она сдавала трижды, неплохо, как ей казалось, прошла компьютерные тесты. Но всё равно капитан-гаишник два раза придрался к таким мелочам, что она поняла: ждёт «отмазки». Когда она пришла третий раз, села перед компьютером, посмотрела прямо в глаза экзаметатору, мол, давайте начнём, он вздохнул: понял – не дождётся. Скучно ему стало, и он отпустил её с миром. Видимо, до инструктора по практике вождения слухи о ней дошли, вот он и лютовал. Но эта его подстава с тормозом и окрик «Дура!» стали последней каплей. Девушка откинулась на спинку сидения, медленно подняла руку, поправив прядь волос, и произнесла голосом «робота» – чётко отделяя одно слово от другого:
– На следующее занятие я надену не кроссовки, а шпильки, есть у меня очень длинные, тонкие… И долбану ими по твоей ноге, если ты не будешь убирать её вовремя с тормоза. Да ещё и заявлю, что сделала это при самообороне, отбиваясь от тебя… Поверь, мало не покажется. Не надо думать, что если девушка интеллигентная и старательная, то она не может постоять за себя.
После долгой паузы, взялась за руль, легко нажала на газ… Машина ещё минут десять ездила по площадке, инструктор молчал. Виктория тоже молчала, стараясь скрыть возбуждение и учащённое дыхание. Она произнесла пять фраз очень спокойно, но теперь сердце у неё колотилось и жар заливал тело. Но это было отличное ощущение – спортсмена, выигравшего бой! Она представляла, как выглядела тогда: вздёрнутый подбородок, сощуренные сверкающие глаза, гримаса лёгкого, но хорошо читаемого презрения… Выйдя из машины, придержала дверцу, спросила своим обычным тоном:
– Вы сказали, завтра поедем в город?
Инструктор молча кивнул. Виктория вздохнула:
– Честно говоря, я боюсь. Но ведь я буду не одна, правда же? – И улыбнулась: – Тогда до завтра!
Вот теперь они ехали в полном согласии. Инструктор страховал её так надёжно, что вскоре Вика успокоилась, хотя поначалу волновалась сильно. Правда, эта первая поездка была не долгой и не по центральным улицам города. И вскоре девушка уже бежала к небольшому скверику, где её ждал Игорь. Как только она повернула за угол, он вышел из своего тёмно-серебристого «Фольксвагена». Как всегда, с розой в руке – на этот раз снежно-белой. Она не разрешала ему подъезжать к тренировочной площадке, чтобы он своим презентабельным видом и солидной машиной «не давил» на инструктора. Она – это она, а вовсе не девушка крутого и богатого «мэна»: любовница или невеста, или жена… Виктория была невестой Игоря. До их свадьбы оставалось три недели, в середине мая они станут мужем и женой. Именно Игорь предложил Виктории пойти на курсы вождения, и она догадывалась почему. Наверняка, он ей сделает свадебный подарок – машину. И Виктория даже знала какую. На сто процентов. Конечно же это будет «Субару». Потому что это – Плеяды, потому что на капоте россыпь звёздочек…
