Андрей Мухлынин - Цветы и воды
Знаете, иногда бывает, что мечты сбываются. Иногда.
Редко.
Не в этот раз.
Мононоке просто отряхнулись и, развернувшись, снова попёрли в атаку. Уворачиваясь, я пытался проскользнуть под их щупальцами – это оказалось не так-то просто, и одно из них огрело меня по спине. Даже одного касания было достаточно, чтобы почувствовать себя лежащим на горячих углях. Эти штуки и впрямь обжигали. Даже зелье не способно было ослабить накатившую боль.
Сжав зубы, я вытащил пистолет и дважды выстрелил в ближайшего мононоке. Пока он был занят своей пересборкой, мне удалось проскочить мимо, ещё ненамного приблизившись к Окаде.
Пригнуться, отодвинуться, выстрелить, ударить током, пригнуться, отодвинуться… Рутина.
– Тебе не победить меня! И не спасти их! – крикнул дирижирующий духами аякаши. – Так к чему это упорство?
– Но попробовать-то можно? – ответил я, устраивая шоковую терапию зазевавшемуся мононоке.
– Делай, что хочешь. Бессмысленное сопротивление только ослабит тебя.
Послать его к чёрту я не успел – один из духов врезался в меня со скоростью идущего на всех парах поезда. И, наверное, с такой же силой – мне показалось, что это меня убьёт. По крайней мере, чувствовалось, что с рёбрами что-то не так. Пока я хватал ртом воздух, которого вдруг стало слишком мало, чтобы дышать, дух поднял меня и потащил за собой. Мне удалось сжать кулаки и просунуть руки за спину. Когда мы врезались в стену цеха, заклёпки на перчатках вобрали энергию удара и вернули её обратно, разнося бетон на куски. Если б не это, меня бы просто размазало.
Мне повезло, и я упал на широкую стальную балку. Промахнувшийся мононоке полетел вниз и, злобно шипя, исчез в темноте. Кое-как стряхнув с себя обломки, я поднялся на четвереньки и пополз по балке к проделанной нами дыре. На полпути стало ясно, что выйти там не удастся: в пролом, как тараканы, полезли другие духи.
Вариантов оставалось немного: или лезть напролом, или спускаться ниже. И то, и другое было в равной степени смертельно опасно: не сорвусь, так прикончат – не прикончат, так сорвусь. Но времени раздумывать не было. Подобравшись к толстой опоре и обхватив её руками, я пополз вниз.
Со стороны-то оно выглядит намного легче. Скажите, приходилось ли вам хоть раз задумываться: «Что я, чёрт подери, делаю?» или «Никогда, никогда больше не хочу это повторять»? Вот мне – часто. Сейчас я с ног до головы был вымазан в грязи, вконец ободрал кожу на пальцах и не мог разлепить глаза из-за сыплющейся на голову пыли. А это всё была только четверть пути.
Почувствовав под собой твёрдый пол, я разжал руки и, стараясь не запутаться в собственных ногах, поплёлся на свет. Сверху доносились стук и скрежет – это не нашедшие меня духи принялись ломать стальные конструкции. Похоже, Окада не слишком-то хорошо контролировал их, и мог лишь направлять мононоке. Остальное должны были сделать их кровожадность и тяга к вандализму.
Что ж, подумал я, тупой противник всегда предпочтительнее.
Что-то со страшным грохотом обрушилось прямо передо мной. Я даже не успел рассмотреть, что это – такая же штука упала сзади. Проклятые психи уже вовсю разбирали цех. Такими темпами они быстро похоронили бы меня под обломками. Не медля ни секунды, я заковылял к выходу, хотя понятия не имел, где он должен находиться. Но где-то же он должен был быть?
Стена слева от меня разлетелась на куски, и в ней появился пролом примерно в два человеческих роста, куда сразу же попёрли новые духи. Про существование дверей они, похоже, не подозревали.
– Да чтоб вас! Вы когда-нибудь закончитесь? – простонал я, направляя пистолет на надвигавшихся мононоке.
Сильный удар в спину, от которого перехватило дыхание, швырнул меня вперёд. Пролетев метров пять, а затем ещё столько же прокатившись кубарем, я распластался на холодном полу, больше не в силах подняться. В полумраке было видно, как трое духов подняли одну из упавших балок и лихо размахивали ею из стороны в сторону, задевая своих же сородичей. Ещё четверо последовали их примеру, подняв вторую. Заметив, что первый удар меня не прикончил, они поплыли ко мне, раскачиваясь под весом стальной бандуры. Вы видели, как шотландцы мечут брёвна? Происходит это так: здоровый мужик подхватывает семиметровый телеграфный столб за один конец и поднимает его вертикально вверх. Держа эту махину, краснея от натуги и раскачиваясь как пьяный матрос во время качки, метатель разгоняется и бросает бревно, стараясь, чтобы то, перевернувшись, упало как можно дальше и по возможности не задело его самого.
Так вот, идущие ко мне мононоке больше всего были похожи на метателей бревна.
Я чувствовал себя слишком отвратительно, чтобы как-то сопротивляться. Голова кружилась, пол ходил ходуном, а руки и ноги никак не хотели слушаться. Подобравшиеся мононоке раздавили бы меня, если бы на них не натолкнулась первая команда «столбометателей». Все они превратились в шипящую кучу малу, где каждый старался завладеть оставшимся орудием. Воспользовавшись их заминкой, я собрал последние силы и, подтянув к себе оброненный пистолет, пополз к проделанному духами пролому. Каждое движение порождало новые представления о боли. Единственным, что заставляло продолжать двигаться, было нежелание проигрывать вот так – не сумев ничего сделать.
Запомните раз и навсегда: никогда, ни при каких обстоятельствах не сдавайтесь. Даже если кажется, что всё кончено. Даже если все вокруг говорят, что это невозможно – не сдавайтесь. Не позволяйте себе упасть духом. Начнёте в себе сомневаться – и можете считать, что вы уже проиграли. А значит, нужно отбросить все сомнения и идти к цели, какой бы недостижимой она не казалась. Это не раз спасало мне жизнь.
А, ну да, я уже говорил это.
Мне почти удалось добраться до выхода, когда на пути возникли лакированные туфли.
– Тесла, ты меня удивил, – проговорил аякаши. – Такое упорство. Но что оно тебе дало? Небольшую отсрочку? – он медленно поднял правую руку. Из темноты, лязгая звеньями, вытянулась длинная цепь. – Нет, серьёзно, ты меня удивил.
– Скоро ещё больше удивишься, – я потянулся к рюкзаку и пощупал боковой карман, куда клал «Ремиссию». Чтобы просто убедиться.
Шкатулки там не было.
Цепь несколько раз обернулась вокруг меня и, не давая шевельнуться, потащила за собой, в кромешную темноту. Там – наедине с пустотой, где не было ничего, где нечем было дышать, я осклабился и прошептал:
– Попался!
Глава 22
Никогда не думал, что вспоминать может быть так тяжело.
Я появился на свет в пригороде Эдо, в семье богатого и влиятельного чиновника. Говорили, что зима в тот год выдалась необычайно долгой и холодной для этих мест. А ещё говорили, будто всему виной было явившееся в наш мир зло. Якобы многие видели, как в снегопадах кружатся злые духи, стонущие от разрывающих их мук. Но то были лишь слухи, призванные объяснить холод, голод и болезни.
С самого рождения родительская любовь и забота окружали меня. Возможно потому, что я рос слабым и болезненным ребёнком. Из-за этого другие дети обижали меня, и старшему брату часто приходилось вставать на мою защиту. Шинджи всё время повторял: «Мы – братья. Если один из нас попадёт в беду, на кого нам рассчитывать, как не друг на друга?» Так и было. Я восхищался Шинджи, и хотел быть похожим на него.
А когда мне исполнилось шесть, за мной пришёл дед. Я никогда раньше не видел его, и знал только, что он живёт в каком-то полузабытом святилище далеко на севере. По легенде, оно было построено в честь ками, якобы спасшего одного из наших предков. Тот поклялся, что мужчины его рода будут вечно служить этому духу, а последний, в свою очередь, даровал нашей семье удачу и богатство.
Отец сказал, что это всё ради общего блага, и дед увёз меня.
Нет, я не злился ни на того, ни на другого, ни на опрометчивого предка, пожелавшего когда-то благополучия. Мне просто не хотелось расставаться с родителями и братом.
Храм, действительно, оказался полузабытым. Он стоял на окраине леса у подножия гор, на месте заброшенного поселения. Это было одинокое, хотя и очень живописное место. Приходилось вставать засветло, и я часто мог видеть, как величественно восходящее солнце. Сначала тёмно-синее небо на востоке слегка светлело, а затем тонкие нити облаков, ползущих с горы, становились нежно-персиковыми. Наконец, лучи солнца – теплые, живые лучи – золотыми лентами вырывались из-за горизонта и ложились на молчаливые горы, обматывали верхушки вековых деревьев, растягивались по крышам храма.
Так же неспешно и прекрасно наступала ночь: небо желтело, с каждой минутой этот цвет становился всё насыщенней и насыщенней, пока наконец не начинал плавно перетекать в сумерки. Тени растягивались и тускнели, бежали от зажжённых фонарей и прятались по углам. Стихал щебет птиц, но всё громче пели сверчки в траве. Тысячи светлячков, похожих на заблудшие души, летали в ночи. Зелёными пятнами они кружились вокруг тории – храмовых ворот, будто бы отмечая собою их невидимую границу.
