Михаил Юдовский - Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник)
– Ну, – сказала Рита, покосившись на полотенце, – так что у вас произошло?
– Изыди, сатана! – прошипел я.
– Вы правда подрались?
– Не на жизнь, а на смерть. Кровавая кашица и поныне плавает в водах канала Грунерей. Слушай, ты дашь мне переодеться?
– Ты меня стесняешься?
– Представь себе. Ты ведь не дала мне повода тебя не стесняться.
– Не бойся, я не разглядывать тебя пришла.
– А зачем?
– Расплатиться.
Рита достала из сумочки бумажник, извлекла из него четыре сотенные купюры и протянула мне.
– Вот, держи.
– Благодарствую, – сказал я. – И куда я их, по-твоему, должен сейчас сунуть?
– Тебе видней.
– Погоди. – Я подозрительно глянул на Риту. – Мы вроде договаривались о трехстах марках, а здесь четыреста.
– Мне кажется, ты сегодня честно заработал дополнительную сотню.
– Знаешь что, – сказал я, – иди-ка ты со своей сотней…
– Не груби, мальчик. Ты что себе вообразил? За что я, по-твоему, хочу тебе доплатить?
– Боюсь подумать.
– А ты не бойся, думать иногда полезно. Это тебе за форс-мажорную работу переводчика, не предусмотренную контрактом.
– Ты сама-то веришь в то, что говоришь?
– Естественно.
– Короче, – сказал я, – убери эти сто марок куда подальше, пока я не вышвырнул и тебя, и твоего Макса из автобуса.
– Грубый ты, Миша. – Рита положила сотенную купюру обратно в бумажник, бросив оставшиеся три на сиденье рядом со мною.
– Рита! – послышался голос Макса. – Ты забыла достать мне из сумки сухие носки!
– Иду, Максик. – Она глянула на меня своими насмешливыми зелеными глазами. – В любом случае, спасибо тебе. Как ты там говорил про битву под Гентом? Мужчины всего лишь воюют, но подталкивают их к этому женщины?
– Не слишком обольщайся, – ответил я. – Из-за одних женщин топят друг друга в крови, из-за других купают друг друга в брюггском канале. Масштабы разные.
– Масштабы разные, но суть одна. Если бы я захотела…
– Знаешь что, – сказал я, – иди к Максу.
– Не сомневайся, именно к нему я и пойду.
Она вернулась к Максу и с нежной заботливостью принялась рыться в сумке, отыскивая для мужа сухие носки.* * *Всю обратную дорогу я, ни с кем не заговаривая, рассеянно смотрел в окно. У самого выезда из Бельгии автобус остановился возле заправочной станции, и я вспомнил вдруг, что так и не купил Алешке Жаворонкову пива. Я сунул ноги во все еще влажные туфли, сбегал в магазинчик при заправке и купил упаковку «Стеллы Артуа» и маленькую сувенирную статуэтку Писающего мальчика. Около одиннадцати вечера автобус прибыл на отправной пункт в нашем городке. Я коротко распрощался со всеми и зашагал домой. Дома я напустил в ванну горячей воды и, пока ванна наполнялась, позвонил Алешке Жаворонкову.
– Да? – послышался в трубке его, как всегда, недовольный голос.
– Привет, Леха, – сказал я. – А я из Бельгии вернулся.
– Я в курсе, – сообщил Леха.
– Откуда?
– А я всегда в курсе. Ты мне пива бельгийского привез?
– Само собой. И пива, и статуэтку Писающего мальчика.
– Да на кой мне…
– Ты не понимаешь, Леха. В Брюсселе есть такой обычай, что если потереть Писающему мальчику пиписку, то в доме будет счастье и достаток. Статуэтка, правда, маленькая, так что и счастье с достатком выйдут небольшими.
– Можешь оставить статуэтку себе, – заявил Леха, – и тереть ей все, что захочешь. Мне маленького счастья не надо, мне чего побольше, пожалуйста.
– Дурак ты, Леха, – сказал я. – Большого счастья без малого не бывает. Большого вообще не бывает без малого. Даже огромная Вселенная состоит из крохотных частичек…
– Ты меня-то не грузи, – буркнул Леха. – Я тебе не подопытный турист. Лучше скажи, когда пиво принесешь.
– Завтра принесу.
– А ты его не выпьешь за ночь?
– Постараюсь не выпить.
– Да уж постарайся. Как съездил-то? Хотя нет, не надо. А то у меня уши отвалятся на ночь глядя. Пока.
Он повесил трубку.
– Хам, – равнодушно произнес я.
Я направился в ванную, разделся и погрузился в горячую воду. Та приятно обожгла мое тело.
– Ванны, – назидательно поведал я потолку и кафельным стенам, – согласно археологическим открытиям, были изобретены две с половиной тысячи лет назад на греческом острове Крит…
В это время зазвонил телефон. Я решил проигнорировать его, но аппарат не успокаивался, буквально надрываясь звоном. Я вылез из ванны, накинул халат, прошлепал мокрыми ступнями в комнату и взял трубку.
– Да? – не слишком дружелюбно сказал я.
– Миша, привет, – раздался в трубке веселый голос Макса. – Ты уже дома?
– Макс, ты свинья, – сказал я. – Сперва ты меня вытаскиваешь из канала в Брюгге, потом из ванны в собственной квартире. Болезнь у тебя, что ли?
– Надо было оставить тебя в канале? – удивился Макс.
– Может быть. Спокойной ночи.
– Погоди, не вешай трубку, тут Рита хочет с тобой поговорить.
– Миша, – послышался в трубке голос Риты, – извини, что беспокою. Мы так быстро и не очень хорошо расстались, что я забыла сказать тебе главное.
– Что жить без меня не можешь?
– Прекрати. Миша, мы хотим через четыре месяца организовать поездку в Италию. На восемь дней. Рим, Флоренция, Венеция. Ты согласен снова поехать с нами экускурсоводом? По-моему, мы неплохо сработались.
– Ты так считаешь? – усмехнулся я.
– Да, я так считаю.
– А знаешь что, – сказал я, – пожалуй, я согласен.
– Из обоюдного интереса?
– Нет. Чисто из-за денег.
– Снова на себя наговариваешь?
– Естественно.
– Вот и чудесно. Я буду держать тебя в курсе. Спокойной ночи.
Рита повесила трубку. Я подумал и снова набрал номер Алешки Жаворонкова.
– Привет, Леха, – сказал я. – А я в Италию еду. Через четыре месяца. Что тебе привезти?
– Ничего не привози, – прорычал Леха. – И сам не приезжай. Прыгни с Пизанской башни и останься там навсегда. Сволочь ты, Миша.
Он бросил трубку.
Я улыбнулся, положил телефон, вернулся в ванную комнату и по новой забрался в чуть подостывшую ванну, которая в этот момент представлялась мне пусть очень маленьким, но бесконечно желанным счастьем.
Воздушный шарик со свинцовым грузом
Мой киевский приятель Ярослав Шеремет чрезвычайно гордился своим княжеским именем и слегка недолюбливал свою фамилию, одним слогом не дотянувшую до графской. Впрочем, тщательно изучив генеалогическое древо Шереметевых, он, к своему удовольствию, выяснил, что их сиятельства ведут свой род от некоего Андрея Шеремета, а тот, в свою очередь, является в пятом колене потомком Андрея Кобылы, от которого, между прочим, проросла царственная ветвь дома Романовых.
– Поздравляю, Ярик, – говорил я, благоговейно пожимая ему руку. – Ты, как всегда, неповторим. Все люди произошли от обезьян, один ты – от кобылы.
– Завидовать нехорошо, – снисходительно отвечал Ярик. – Хотя есть чему. Как ни крути, а моему роду без малого семь веков.
– Мой древнее, – отвечал я.
– Да? И от кого же он берет начало?
– От Адама.
Недостающий слог как нельзя более характеризовал Ярика, которому во всем не хватало какой-то завершающей малости. Он был насмешлив, но не умел шутить. Обладал чарующим тембром голоса, но совершенно не имел слуха. Красивое лицо с высоким лбом, прямым носом и большими серыми глазами нелепо обрывалось крохотным безвольным подбородком. Ярик напропалую хвастал своим успехом у женщин, но никто и никогда не видел его в компании даже самой непривлекательной девицы.
– Представь себя, – заливался Ярик, – ночь на Ивана Купалу, Днепр, горят костры, уйма голых девушек… Незабываемо. В ту ночь у меня их было целых три.
– Чего у тебя было три? – спрашивал я. – Неудачных попытки познакомиться?
– Три девушки. Три женщины. Три нескончаемых восторга.
– Я понимаю, что нескончаемых. Кто же кончает от пощечины, затрещины и оплеухи.
– Ты снова завидуешь, – говорил Ярик.
– Вот уж ничуть. Я не мазохист. Если мне приспичит быть избитым, я просто прогуляюсь по ночной Шулявке.
Самоуверенность Ярика была настолько трогательна и беззащитна, а фантазии так нелепы и бескорыстны, что я поневоле чувствовал к нему симпатию. Познакомились мы на призывной комиссии в военкомате, где Ярик безуспешно пытался симулировать плоскостопие, близорукость и геморрой. Я не представляю, как можно симулировать геморрой, но Ярик, вдохновившись общей концепцией, великодушно пренебрегал деталями.
– Смотрите! – орал он, демонстрируя устройство тыловой части военному урологу, крепкому мужчине с кирпичного цвета лицом. – Внимательно смотрите!
Помимо них в кабинете находилось еще трое призывников, включая меня. Мы дожидались очереди, выстроившись у стенки и даже на расстоянии ощущая благоухание перегара, которое исходило от уролога.
– Смотрите! – продолжал надрываться Ярик. – Во все глаза смотрите!
– Нечего там смотреть, – буркнул уролог. – Тоже мне музей… Ничего интересного, товарищ будущий солдат, я в твоем проходе не наблюдаю.
