Юлия Латынина - Там, где меняют законы (сборник)
Словом, со страховщиками предстояла долгая и скверная разборка, которая еще месяц назад целиком занимала ум Вячеслава Извольского, а сейчас совершенно отступила на второй план. Извольский бы про нее и не вспомнил, если бы вместе с вице-премьером в городе не прилетал президент страховой компании. Страховщику, видно, хотелось использовать правительственного чиновника как арбитражного судью, и Извольский пошел взглянуть собственными глазами, как живет ККЦ после аварии.
Один из охранников тронул гендиректора за рукав и показал пальцем куда-то вниз. Извольский оглянулся. По лесенке к конвертеру поднимался Премьер. Премьер был в белой рубашке и белых брюках – самая правильная одежда, чтобы рассекать по меткомбинату – и в руке бандита болтался небольшой «дипломат». За Премьером поспешала тройка бритых лбов.
Премьер добрался до конца лесенки и щелкнул пальцами. Один из лбов поспешно подал ему банку с пивом.
– Пивка хочешь? – спросил бандит.
Он ловко подцепил банку за колечко, выдрал донце и принялся жадно пить. Извольский с еле заметным презрением кивнул, и другую банку подали ему.
Пиво было действительно вкусной и холодное, и в двух шагах от ревущего конвертера оно оказалось неожиданно кстати.
– Ты сюда пришел, чтобы принести мне «Будвайзер», – спросил Извольский, – или как?
– У меня не только пиво, – ответил Премьер, – у меня и закуска.
С этими словами он распахнул «дипломат». Портфель был совершенно пуст и выстлан изнутри газеткою. На этой-то газетке, посередине, и лежал одинокий указательный палец с толстым перстнем, украшенным камнем бериллом – камнем, приносящим счастье владельцу.
Извольский закашлялся. Пиво брызнуло ему на рубашку.
– Ты просил – я сделал, – сказал Премьер.
– А забастовка?
– А забастовка продолжится, – ответил бандит.
Извольскому показалось, что он ослышался.
– Что? – спросил гендиректор.
Грохот с третьего конвертера заглушил следующие слова бандита, и если их кто-нибудь и слышал, то только генеральный директор Извольский.
Новое облако пыли обдало всех, кто находился на площадке, Премьер дернулся, смахивая с белой рубашки крапинки копоти, и тут же крапинки расплылись в безобразные серые полосы. Премьер схватился за поручень и мгновенно отдернул руку: ладонь была вся в черной саже.
Премьер поморщился и продолжал говорить. Гендиректор слушал его, и на неподвижное лицо Извольского летела пыль и шлак. Но странное дело – чем больше пыли покрывало лицо директора, тем белее становились его щеки и губы. «Хорошо, что шумно, – мелькнула вдруг в уме Извольского шальная мысль, – никакой микрофон не запишет».
Грохот затих, и Извольский сказал:
– Тогда убери его.
– Нет, – сказал Премьер.
Он передал страшный дипломат одному из быков и сунул руки в карманы, и штанины его белых брюк немедленно украсились черной каймой.
– Ты слишком далеко зашел, чтобы повернуть, – сказал Извольский.
Премьер улыбался. У него была очень грязная улыбка.
– Я слишком далеко зашел в семьдесят девятом, – сказал Премьер. – Когда сел. Впервые. А сегодня слишком далеко зашел ты. На тебе четыре трупа, фраерок. Включая областного депутата и мэра.
– Я смотрю, ты настоящий бессеребреник, Премьер, – отозвался Извольский. – Из-за одного человека ты готов отказаться от трети экспорта комбината.
Премьер обнажил белые зубы, и они почти сразу же стали покрываться шлаком.
– Этот твой «Стилвейл» хорошая штука, – сказал бандит, – но «Стилвейл» – это всего лишь болотная кочка, а комбинат – это комбинат. Вдруг с твоей фирмешкой что-то случится? Вдруг начнется другая фирмешка, и экспорт уже пойдет через нее? Давай сделаем надежней – ты передашь мне блокирующий пакет комбината. А я сниму шахтеров с рельс.
– Это слишком высокая цена за одного человека, – ответил Извольский, – особенно за человека, которого никто не зовет по имени-отчеству.
– Ты что-то недопонял, – покачал головой Премьер, – когда ты обещал мне «Стилвейл» – ты обещал мне треть доходов комбината. Теперь я прошу меньше – я прошу четверть. И ты вдруг упираешься рогом. С чего бы это? Или ты не собирался отдавать мне эту треть? Кинуть меня хотел?
Извольский осклабился.
– Ты меня разводить вздумал? – спросил директор, – неделю ты рассказываешь мне о том, что забастовка будет снята назавтра. И каждое завтра ты приходишь и рассказываешь о том, почему у тебя не вышло на этот раз и почему тебе нужно еще немножко баксов. Знаешь, кого ты мне напоминаешь?
– Ну?
– Ты мне напоминаешь строительную компанию. Из числа тех, которые обещают дом за два доллара. Ты платишь два доллара, а потом оказывается, что для дома этого мало, и надо доплатить еще два. И еще десять. И еще сто. И еще тысячу. И самое интересное, что происходит в конце, – ты все равно не получаешь дома. А тот парень, который обещал дом за два доллара, пропадает со всеми твоими деньгами.
Извольский почти кричал и надвигался на бандита. Тот потихоньку отступал к краю площадки. Поручень врезался в белый пиджак Премьера, оставляя на нем черную полосу, Премьер оглянулся вниз и на мгновение заметил какие-то машины, ворочающиеся в далекой непроглядной темноте. «А ведь отсюда лететь этажей пять будет», – мелькнуло в уме бандита.
– Извини, браток, – сказал Премьер, – когда было по два доллара, все думали, что ты платишь за «Жигули». А выяснилось, что платить надо за ракетный крейсер.
– Вон с территории моего завода, – сказал Извольский.
– Твой сраный завод, – заверил Премьер, – издохнет послезавтра. А ты и того раньше. Ты думаешь, если тебя мэр не пристрелил, ты у нас бронированый? Да я даже сам руки марать не буду, я просто намекну о чем ты меня сейчас попросил…
– Ты сам уйдешь, – спросил Извольский, – или тебя мимо лесенки спустить? Учти, высота двадцать семь метров.
– Я сам уйду, – улыбнулся Премьер, – и я даже подожду твоего звонка. До полуночи. А после этого – уж извини. Буду считать, что ты меня со «Стилвейлом» кинул. Я не лох, знаешь ли, чтобы меня кидали.
Подхватил чемодачик и быстро затопал вниз по лестнице. Перемазанная свита кинулась за ним.
В двадцати метрах от Извольского тяжелая кубышка конвертера наклонилась, и из нее стал хлестать раскаленный металл. Гендиректор закрыл глаза, и на миг ему представилось, что он уже умер и стоит перед котлом в аду. «Кто сказал, что грешников варят в котлах, – пронеслось в голове, – наверное, в аду тоже есть технический прогресс и сейчас их варят в конвертерах. Триста пятьдесят тонн душ зараз. Экономия расходных материалов и времени».
* * *Приезд вице-премьера наделал понятного шума. Расписание его менялось, уточнялось, еще раз менялось, и в конце концов было оговорено, что Володарчук явится в город около семи вечера и сразу проследует к одной из шахт. Как самую близкую к городу и относительно пристойную, выбрали шахту «Октябрьская».
В шахтроуправлении быстро вымели двор, а в зале совещаний устроили угощение. Долго совещались, какой стол накрывать: роскошный, в стиле «для гостей ничего не жалко», или наоборот, взывающий к состраданию, в стиле «подайте нам на трансферт». Пока наконец кто-то не сообразил, что Володарчук будет лететь четыре часа на рейсовом самолете, потому что правительственные самолеты для вице-премьеров отменили, и еще час будет ехать из Ахтарска, и что за это время от так проголодается, что при виде бутербродов с сыром и докторской колбасы может разобидеться не на шутку: про вице-премьера было известно, что поесть он не дурак.
Был дан приказ обустроить роскошный закусон, к шахтоуправлению стали съезжаться грузовички с севрюгой, с икрой, с сочащимися медом туркменскими дынями, как вдруг пронесся слух, что вице-премьер летит-таки на не рейсовом самолете, а на самолете МЧС, и стало быть, в самолете он будет изучать документы и жрать, жрать, жрать, и стол в шахтоуправлении с ужрачки покажется ему пиром во время чумы, и он немедленно бросит: «Вон как шикуете, а денег просите!» Уже такие случаи бывали.
Бросились стол разгружать, встал вопрос, куда деть сверхплановую жратву, гендиректор Никишин велел отдать ее журналистам, третий час ошивавшимся в шахтоуправлении в ожидании его высочества, – авось, хоть хорошо потом напишут.
Но потом самолет приземлился в Ахтарске, люди вице-премьера расселись по машинам, предоставленным меткомбинатом, колонна с мигалками и свистом пролетела мимо вытянувшихся в струнку постовых, заворачивавших прочь все смертные автомобили, – и тут по сотовой связи донесли ужасную вещь: вице-премьер как вошел в самолет после заседания правительства, так лег на кушеточку и продрых все четыре часа, включая взлет и посадку.
Что хочет человек после того, как он весь день провел на заседании, а потом четыре часа спал? Правильно, он хочет есть.
Кинулись проверять, что осталось из высокопоставленной жратвы, но журналюги, понятное дело, подмели все подчистую (да еще и написали потом, скоты поганые, что в голодающем Чернореченске их кормили икрой).
