Наталия Баринова - Гость из прошлого
– Можно? – Прохоров приехал вовремя.
– Конечно, конечно! – Лескова не смогла скрыть волнения. Шагнув навстречу, улыбнулась. Губы дрожали. – Здравствуй.
– Здравствуй.
– Проходи, пожалуйста!
– Спасибо. Где мне устроиться? – Дмитрий Ильич отводил взгляд. Было заметно, что он взволнован, смущен. – На этой кушетке или в кресле?
– Как угодно, как удобно.
– Тогда в кресле. – Прохоров застыл. – Только после тебя.
– Хорошо, я сяду напротив. Не возражаешь?
– Здесь ты хозяйка, и работают твои правила.
– Никаких правил, Дима… – Саша села, прижала руку к груди – сердце выдавало столько ударов в минуту, что оставалось надеяться – не выпрыгнет. Поглощенный своими мыслями, Прохоров не заметил ее жест.
Лескова осторожно положила руки на спинку кресла, поглаживая ее, смотрела на мужчину, который мог стать ее мужем. Первым и последним. Они бы растили детей. Разумеется, их было бы не меньше двух: сын и дочь. Саша и Дима – они бы назвали их в свою честь, пренебрегая приметами. Теперь дети были бы уже взрослыми и готовились покинуть родительское гнездо, а может, уже упорхнули – проявление вселенского порядка. Им не пришлось бы искать мотивации для счастливой жизни, потому что в такой образцовой семье все происходило по законам любви и доверия. Не без ссор, конечно. Если говорят, что два человека прожили жизнь, как два голубя, воркуя, так врут ведь.
Лескова вздохнула. Оказывается, она не разучилась фантазировать. Часто она рекомендует это своим пациентам. Советует представлять свое будущее, рисовать его в воображении с деталями с обязательным участием в придуманных картинках. Не просто дом, а себя в нем. Не образ мужчины, а себя рядом с ним. А сама Саша пока не понимала, где оказалась: то ли в прошлом, то ли в несостоявшемся будущем. Свою растерянность Лескова прятала за спокойной улыбкой. Она смотрела на Дмитрия Ильича, надеясь, что хорошо маскирует настороженность. Прохоров – ее прошлое. Как давно это было, как недавно это было. Словно в другой жизни, словно вчера. И сердце выпрыгивает из груди, давая понять, что не все забыто и непросто рассуждать трезво и рассудочно. Огорчало одно: мужчина, сидевший напротив, был ей мало знаком. Нет, точнее, она не знала его вовсе.
– Ты так смотришь на меня, как будто видишь впервые, – Прохоров положил руки на широкие подлокотники кресла, впился в них пальцами. Волнение сказывалось в каждом его движении, чуть охрипшем голосе.
– В какой-то степени ты прав.
– Тогда будем знакомы? – Дмитрий Ильич грустно улыбнулся. – С чего же начать?
– На твой выбор.
– Я теряюсь. Ты забыла, сколько мне лет? Столько всего было… и хорошего, и плохого. Сейчас мне кажется, что больше плохого, – Прохоров машинально оглянулся, словно боялся, что его услышит еще кто-то, кроме Саши.
– Мы одни, – она поспешила успокоить его. – Я не включила магнитофонную запись, хотя иногда делаю это по согласию пациента, разумеется.
– Пациента?
– Тебе не нравится это слово?
– Мягко сказано. Не знаю, зачем я напросился на встречу, – Дмитрий Ильич пожал плечами.
– Это я предложила тебе, если помнишь, – Александра старалась помочь Прохорову справиться со скованностью. Иначе не получится у них откровенного разговора.
– Ты знаешь, на днях я поймал себя на мысли, что мне и поговорить не с кем… Ну, ты понимаешь, о сыне, о жизни, о том, какой я теперь ее вижу. Я почувствовал пустоту и злость на себя, окружающий мир. Даже не злость – агрессию, ту, что с трудом поддается контролю. Я понял, что это чувство окончательно разрушит меня, если позволить ему обосноваться в душе. Вспомнил о душе и о тебе. Странная ассоциация? Я подумал о том, что мы можем…
– Можем… – Саша боролась с мучительным желанием закурить. Она знала, что Прохорову это не понравится, и сдерживала себя.
– Поговорить о том, что убивает меня…
– Говори. Не задумывайся, не контролируй себя. Не старайся выглядеть лучше, просто говори…
– Сослуживцев видеть не могу. На работу еще не вышел. Я давно перестал быть хорошим хирургом. Я это сам знаю, я иногда бываю честен сам с собой… Со Светланой – полный разброд и шатания. То, что произошло, развело нас навсегда.
– Вы не вместе?
– Нет.
– Часто горе объединяет, – несмело заметила Александра.
– Это когда есть что объединять. Столько лет прошло. Честно говоря, мы никогда не были по-настоящему близки. Хотя, если бы Илюша… не ушел, мы бы продолжали жить семьей еще не один год. Думаю, это длилось бы еще какое-то время, но все равно должно было закончиться.
Прохоров замолчал. Он мучительно переживал нелады с женой. То, что между ними давно не было тепла, теперь казалось неважным. Все равно они были семьей, их объединяли заботы о сыне, его будущем. Теперь все рухнуло, и Светлана планомерно скатывается в бездну. Ничем хорошим ее пристрастие к спиртному не кончится. Раньше ее веселость в компаниях даже нравилась Дмитрию Ильичу. Со временем он понял, что за ней стоит лишний бокал вина, а без него Светлана превращается в угрюмую и молчаливую или нервозную и излишне болтливую тетку.
Сейчас Прохоров сомневался: стоит ли говорить о своих опасениях Саше? Сможет ли она дать дельный совет, чем-то помочь? Вряд ли. Светлана не станет никого слушать, а тем более Александру. Стоит только произнести это имя! Однажды жена запретила Дмитрию называть его.
– Если я хоть один раз услышу что-то об этой девчонке, заберу Илюшу и ты его больше никогда не увидишь! – разъяренная фурия, какой он не знал Светлану, испепеляла его взглядом. – Ты сделал выбор, так будь добр, не оглядывайся назад!
Он знал, что ей льстил выбор Дмитрия. Красивой, молодой, энергичной девушке он предпочел ее: опытную, но несовременную, не такую эффектную. Светлана поначалу пыталась добиться от него признания: почему он, наконец, ответил на ее знаки внимания? Прохоров отшучивался. Вот тогда она точно поняла, что Дмитрий связал с ней свою жизнь не из большой и светлой любви. Ее беременность и элементарная мужская гордость сыграли в его решении не последнюю роль. Светлана была реалисткой и решила, что обижаться глупо. Успокоившись, убедила себя, что лучше обойтись без уточняющих вопросов, без правды. В любом случае она ждала, что появление ребенка все расставит на свои места.
Когда родился Илюша, Светлана почувствовала, что это не сблизило ее и Дмитрия. Она погрузилась в заботы о ребенке, чтобы не думать о том, что ее любимый рядом только из-за чувства ответственности перед беспомощным крохотным существом. И только в нем он будет искать радость, а она никогда не станет для Дмитрия большой и светлой любовью. Он просто терпит ее, любя своего сына. Светлана ревновала. Она смотрела на него, такого маленького, но уже настолько похожего на своего отца, и не могла любить его настолько сильно, насколько должна любить мать. Мучилась, присматривалась к малышу, была с ним излишне строга. Старалась не переборщить с нежностями. Даже Дмитрий удивлялся:
– Ты с Илюшей, как солдат на посту – ни шагу вправо-влево. Все четко, как по команде.
– Тебе кажется.
– Ты лишний раз не поцелуешь его.
– Иногда я чувствую себя такой усталой и опустошенной… – оправдывалась Светлана, а однажды решила признаться в том, что ее тревожило.
– Что это означает? – Дмитрию не понравилось услышанное. Светлана поспешила свести все к усталости, переживаниям за их отношения. Она всячески подчеркивала свою уязвимость во имя того, чтобы рядом с ней Прохоров чувствовал себя сильным. Это всегда нравилось мужчинам вне зависимости от реального положения вещей. Дмитрий Ильич не был исключением, но особого удовольствия от сознания собственной важности не испытывал. Знал, что в семье он главный, что его слово последнее. Только даже самому себе он боялся признаться, с какой радостью отдал бы все эти мужские привилегии в обмен на настоящую любовь. В обмен на сердечный трепет, мучительную сладость обладания любимой женщиной. Он добровольно лишил себя этого и надеялся, что появление ребенка что-то изменит.
В отличие от Светланы Прохоров боготворил сына. Не сдерживая чувств, он изливал всю свою нежность на Илюшу. Это была его частичка, продолжение его рода, о котором он мечтал давно. Иногда он думал о том, как было бы здорово остаться с ним вдвоем: только он и сын. Наверное, это желание мимо воли прорывалось в его словах, взглядах, потому Светлана все больше изводила его ревностью. Она устраивала ему скандалы, обвиняя в несуществующих романах. Могла неожиданно прийти к нему на работу, и не дай бог Прохоров в этот момент общался с медсестрой – скандал гарантировался.
В больнице все догадывались о неладах в их семье, но никто не выказывал сочувствия. Прохорова считали разрушителем благополучной семьи, а Светлану – бесстыдной бабой, бросившей мужа и детей. Эти двое в глазах общественности были преступниками. Особенно поначалу досталось Прохорову, а когда он серьезно ушел в бизнес, попытавшись воспользоваться реалиями смутного времени, с издевкой и нескрываемой радостью наблюдали за его просчетами. Дмитрий Ильич оказался в числе тех, кто не выдержал крутых перемен. Обстоятельства сложились не в его пользу: заработки оказались не такими, на которые рассчитывал, вернувшись в больницу, понял, что потерял квалификацию. Свою роль сыграли большой перерыв в работе, постоянное нарушение режима – Дмитрий справлялся со стрессами при помощи алкоголя. Прохорова больше не считали хирургом от бога. Его записали в неудачники.
