Сергей Минаев - Дyxless 21 века. Селфи
Чужая повседневность имела вечно озабоченное, недовольное лицо. Кромешное РАО «Роспечаль», под стать моему состоянию.
В общем, эта Москва оказалась незнакомым мне городом. Я не знал ее правил, порядков и привычек. Я не был знаком с ее жителями. Я чувствовал лишь запах. Столица пахла потом, типографской краской газет, которые пачкают руки, и одеколоном Paco Rabanne.
Единственным позитивным открытием стало то, что в одном вагоне московского метро красивых девушек чуть меньше, чем в финале конкурса «Мисс Вселенная». А сумок Louis Vuitton чуть больше.
Тем временем Двойник никак себя не проявлял. Он вел программу, изредка постил в блог пафосную ахинею вроде той, что вешают себе в статусы плохо образованные девушки (типа «любовь – кошка, греющаяся на чужих коленях»), даже дал пару бессмысленных интервью о мучительно рождающейся новой книге.
Во всем этом было заметно, что ему чего-то не хватает. Он еще вполне уверенно держался на багаже моего изученного прошлого. Знал, что говорить в этом случае, как отвечать в том. Где негодовать, где восторгаться, а где напускать на себя мину пресытившегося человека. Но постепенно это заканчивалось. Не имея ежедневно под рукой оригинала, ему не от кого было напитываться, как вампиру, которому некого укусить. Приходилось импровизировать.
Иногда это выглядело как попытки человека, не знающего иностранный язык, говорить на нем, имея в вокабуляре двадцать-тридцать слов, которые он пытается складывать в предложения, исходя из ситуации. Тем не менее он старался. Ребенок учился, ребенок познавал мир. Дивный, новый. Все как у Хаксли.
За всеми его действиями я пытался разглядеть себя. Будто бы меня уже не было, и вышел художественный фильм с очень похожим на меня актером в главной роли. Этакий байопик «Владимир Богданов. Спасибо, что бухой».
Что бы я говорил, оказавшись на его месте, как отвечал на комментарии в интернете, какую рожу корчил бы, услышав оппонента?
Замыленная пословица «посмотреть на себя со стороны» стала реальностью. Иногда я сходил с ума от ереси, что появлялась «у меня» в фейсбуке, мысленно краснел «за себя», спорил «с собой». Я научился радоваться его удачным репликам в эфире и сопереживать, когда он попадал в неловкие ситуации. Это был настоящий стокгольмский синдром, с моим прошлым «я» в качестве заложника.
В какой-то момент я дошел до ручки, уговорив себя, что так будет лучше. Весь груз прошлых обязательств, общественного внимания, необходимости держать себя в определенных рамках, – все то, что так тяготило меня в последнее время, легло на чужие плечи. А я, свободный от всего вчерашнего, вдруг оказался перед чистым листом. Прыгнул во временну́ю воронку, в которой все можно было переиграть.
Довольно странное чувство – начинать новую жизнь. Особенно когда твоя старая жизнь продолжается параллельно. Но не с тобой.
Затем Двойника начало сносить. Он стал писать длинные, истеричные, бессвязные тексты о мироустройстве. Приглашать в эфир откровенно попсовых персонажей из отечественного шоу-бизнеса и постоянно сваливаться на обсуждение с ними темы поклонников, признания и прочей белиберды из области «как вы пришли к успеху».
Человек, воплотивший наконец свой абсурдный план, выглядел дико неудовлетворенным. В его текстах и передачах все чаще сквозили раздражение, озлобленность, даже некая обида.
Сначала я, грешным делом, подумал о некоем нравственном кризисе, внезапно настигшем нашего героя. Вроде того, что человек, в одночасье получивший все то, о чем грезил последнее время, вдруг понял, что не может этим управлять. Психологически не тянет, ежедневно проживая жизнь другого человека. Или среда, в которую он встроился, среда, сотканная из чужих многолетних отношений, совместных историй и взаимных обязательств, попросту отторгает его.
Но, как это обычно бывает, реальность паскуднее твоего воображения. Однажды ночью он опубликовал объявление о встрече с читателями.
Ларчик открывался просто. Гонорары, автографы в ресторанах, чужая квартира и чужая женщина – все это не давало полного ощущения победы. Не хватало самого сладкого: восторженных глаз, рукопожатий, аплодисментов. Он хотел энергетики поклонников, тех самых пульсирующих импульсов, ради которых, собственно, все и затевалось.
Судя по градусу его последних текстов, он дико страдал от незавершенности образа. Ему требовалась публичная присяга поклонников – как сертификат качества. Свидетельство того, что он на самом деле существует.
Прочитав объявление, я зарегистрировал «левый» фейсбук, чтобы написать всего один комментарий:
«А что если на этой встрече читатели раскусят тебя, чувачок?»
После этого я позвонил Максу, попросив сопровождать меня на эту встречу. Просьба привела Макса в неописуемый восторг: видимо, он подумал, что у больного наступила рецессия.
Мысли о том, как, увидев мой комментарий, он бегает по потолку, бьет о стенку стаканы или плачет, сверяя мои фотографии с собственным отражением в зеркале, возвращали душевное равновесие.
Я впервые лег спать с чувством не напрасно прожитого дня.
Копия
– Макс, давай ты сейчас зайдешь в магазин и посмотришь на презентацию моей книги. Посмотришь, кто ее ведет.
– Конечно, – открывает Макс окно, закуривает, протягивает мне сигарету, – сейчас мы вместе зайдем в магазин, посмотрим, как ты ведешь презентацию своей книги, а потом… – И он зависает.
– Потом поедем выпить, ты хотел сказать?
– Именно! – облегченно кивает Макс и дотрагивается до моего плеча.
– Макс! Макс, услышь меня, я тебя прошу. Вести презентацию будет он, понимаешь? Не я! Меня там не будет, врубаешься? Это не моя презентация! Он украл меня, понимаешь?! – Я смотрю в немигающие глаза Макса и чувствую, что сейчас заплачу от обреченности. От ощущения того, что я выгляжу как сумасшедший, говорю как сумасшедший, и, безусловно, им, в глазах Макса, и являюсь.
– Украл, конечно украл! – говорит Макс тихим, вкрадчивым голосом. – Но мы же сейчас пойдем туда, – аккуратно показывает он пальцем в сторону «Библио-Глобуса», – и все вернем, правда? И все встанет на свои места, да?
– Макс, я… честно… Я не знаю, что еще сказать, – нервно катаю я сигарету между большим и указательным пальцем, пока она наконец не ломается. – Давай так… Давай…
– Давай спокойно покурим! – Он протягивает мне новую сигарету.
Нервно закуриваю, практически пожираю сигарету в четыре затяжки. Перед глазами начинает плыть. Я открываю свое окно, цепляюсь за торпеду, за ручку двери, за воздух. За все, что продлит эту паузу, перед тем, как он, очевидно, отвезет меня в психушку. Мимо проезжает троллейбус с рекламой «Твикса» и слоганом «Какая из двух тебе по вкусу?». Они одинаковые, они же одинаковые, что за идиотская реклама? Они одинаковые! Какая разница, при чем тут вкус?
– Макс, – слышу свой хриплый голос будто со стороны, – Макс, давай так. Ты сейчас оставишь меня в машине и зайдешь внутрь, ок? Потом поднимешься на второй этаж, там будет толпа народа. И баннер с названием моей последней книги. Он задержит презентацию ровно на семь с половиной минут.
– Мы… – начинает Макс.
– Дослушай. Он начнет говорить. Он произнесет нараспев «здрасте», в нарочито простоватой манере. Потом скажет, что даже не ожидал столько народа – это мое обычное кривлянье. Потом ты спустишься вниз и подойдешь к машине, в которой сижу я.
– Я – туда, а ты – здесь, – медленно говорит Макс, сопровождая каждое слово кивком головы то в мою сторону, то в сторону книжного. – Понятно. Чего ж тут непонятного?
– Макс, я понимаю, это сложно. Но ты… ты просто сходи, а? Ничего ж не изменится. Если ты вернешься и не найдешь меня в машине, то после презентации отвезешь меня в психушку, ок? Я не слишком уверенно излагаю для шизофреника, как думаешь?
– Я вообще никак не думаю. – Кажется, он впервые говорит искренне. – Давай, мы вдвоем пойдем, а потом вернемся. Ведь если, – хитро прищуривается Макс, – если он там, мы вдвоем его увидим и потом… потом решим, что делать. Но пойдем вдвоем.
– Макс, – устало хриплю я, – нет никаких «мы». Есть я и он. Врубись уже наконец. Пойдешь?
– Пойдем вместе! – делает он последнюю попытку.
– Нет, дружище, не вместе. И вот еще что. Перед тем как ты уйдешь, давай сыграем в одну игру.
– В какую еще игру? – испуганно озирается он.
– То, что ты там увидишь, в магазине, – ты же этому все равно не поверишь. Или как доктор решишь, что я маньяк, который поверил, что он настоящий Богданов.
– Чего ты несешь-то?
– Дослушай. На тот случай, если ты все-таки решишь, что настоящий «я» там, в магазине, задай мне вопрос. Спроси что-то. То, о чем можем знать только мы с тобой. И больше никто. Я напишу ответ на бумажке, а ты вернешься и прочтешь. Договорились?
– Бред какой-то! – Макс пожимает плечами.
– Ну сделай мне одолжение! Тебе же это ничего не стоит!
