Елена Селестин - Москва – Таллинн. Беспошлинно
– Стас разрешил мне жить там, я стану ждать его, – произнесла Ядранка веско.
– Вот как ты решила.
– Да, – ответила та, продолжая смотреть в глаза Варваре.
– Ладно, – Варвара стряхнула пепел и заговорила особым голосом «активного воздействия», который заставляет прислушиваться к говорящему, выполнять его команды. Так она, во всяком случае, учила своих учеников. – Значит, ты считаешь, что находишься здесь только благодаря Стасу?
– Исто, правда, мы как муж и жена.
«Редкий талант наглости», – снова восхитилась Варвара, однако сосредоточилась, чтобы не сбиться с выбранного тона.
– А слышала ли ты, милая, про закон о проживании мигрантов и иностранцев? Думаешь, это Стас регистрирует тебя каждые три месяца, ставит на учет, снимает с учета, думаешь, это он мумукается с милицией и с бесконечными бумажками, платит деньги за регистрацию?!
«Кажется, – усмехнулась про себя Варвара, – в кои-то веки мне помогают российские законы». То я! Ни-ког-да, слышишь, ни-ког-да тебе не получить визу или вид на жительство, – если я этого не захочу! Ты ни дня не смогла бы здесь остаться без моего поручительства. Если же я хоть что-то, хоть слово скажу о твоем криминальном поведении, – тебя в жизни больше не впустят в Россию. Уж поверь мне.
Варвара откинулась на спинку дивана, аккуратно вставила новую сигарету в мундштук. Было заметно, что тирада произвела на Ядранку впечатление. Хвала российским бюрократам, всегда могут помочь напугать человека. Варвара продолжила более спокойно:
– Повторяю, не хочешь проблем – уезжай из Москвы немедленно, вместе со своей настоящей семьей. Ключи от Будвы и от мастерской отдашь мне. Подожди, соберу кое-что для твоих.
Варвара дала Ядранке борщ в судке, потом принесла детские книги, набор цветных карандашей.
Все подарки, вместе с едой, Ядранка оставила на полу в коридоре студии. Вещи ее исчезли, ключи она оставила у консьержки. Варвара чувствовала, будто освободилась от паутины. Итак, в доме больше ничего не будет пропадать и ломаться. Она весело привела в порядок и мастерскую, и свою квартиру, сил от этого только прибавилось.
Варвара сходила на фотовыставку, пробежалась по магазинам, каждый полдень гуляла вокруг пруда кругами, вспоминая море и Будву, думая про солнце, которое в Москве в это время появлялось лишь при большом морозе на два-три часа. Она обзвонила подруг, пригласила их на вечеринку. Теперь надо было извиниться перед Марусей, но мобильный телефон ученицы был заблокирован, а в общежитии никого – каникулы.
– Я чувствовал что-то…должно было случиться, – сказал Стас. Он звонил из Японии, где его оставляли работать еще на месяц, и отказаться было невозможно. К тому же платили как нигде в Европе.
– Что Ядранка – нечестная?
– Что ты ее выгонишь, если вы останетесь в Москве вдвоем. Как я отношусь к человеку, что я думаю по этому поводу, – тебя никогда не волновало. Безжалостно отгоняешь тех, кто меня любит!
Варваре стало больно в середине груди, что-то там заныло.
– Но сын! Она брала у меня деньги, все время пока здесь жила, я точно знаю.
– Опять твои…провалы, бзики! Уже совсем маразм, да? Зачем, – он кричал не сдерживаясь, – зачем ей хреновы твои деньги, если я зарабатываю достаточно! У тебя мания денег, и всегда была, а с возрастом все сильнее… ты боишься, что придется делиться с кем-нибудь.
– Не веришь? Матери не веришь?
– Речь о моей любимой девушке, и я не школьник, сам разберусь. Надоело, ты слышишь?! Прекрати вмешиваться!
– Ладно, сын. Тут еще обстоятельства, приедешь обсудим.
Только новость о муже и сыне Ядранки помогут убедить Стаса, однако говорить об этом по телефону глупо, она и так уже жалела, что не дождалась приезда сына в Москву.
Он все кричал:
– С чего ты решила, что я вообще захочу жить рядом с тобой?! Мы разъедемся! Так и сделаем, ма! Мне – нам с Ядранкой – надоело быть под твоим присмотром.
Стас повесил трубку. Варвара сначала страшно расстроилась, но потом рассудила, что она сама долго заблуждалась на счет девушки, пока не увидела рядом с Ядранкой Милана и ребенка. Не стоит пугаться угроз Стаса, дети всегда так: недовольны, угрожают, что увеличат дистанцию, накажут тебя, лишат своего сиятельного общения. И потом дети, слава Богу, возвращаются. Конечно, Стасу будет тяжело принять коварство Ядранки, конечно, свою боль он будет вымещать на матери, на ком же еще. У него есть подруга Мила, однако мало на нее надежды, Мила такая…ни рыба, ни мясо. Но она, Варвара, не станет тоскливо дожидаться тягостных дней наедине с разочарованным сыном. Сначала устроит хороший ужин для подруг, продумает особенное меню, и в карты можно поиграть. Затем снова попробует найти Марусю. К тому же, возможно, в Таллинне живет человек, который может изменить их со Стасом жизнь.
* * *Раздражение после разговора с матерью вернуло его к НЕБУ.
В НЕБЕ точно есть музыка. Она на нем записана. Птицы – это ноты на нотном стане дождя и облаков. Мелкий дождь из ровно-серого неба – и стая птиц, кружится посредине. Дождь все сильнее, а птиц становится больше, иногда они зависают, потом кружатся быстрее и быстрее на одном месте. Стас сожалел, что плохо знает музыкальную грамоту, не способен прочитать эту мелодию. Она могла бы подсказать ему как поступить. Но не подсказывала. Ему хотелось обнимать Ядранку. Тело ее для него словно атанор, алхимическая печь превращения из человека почти пожилого в молодого мужчину.
В ресторанчике на берегу моря он наблюдал «фестиваль радуг»: одна была вокруг солнца, другая радуга образовала круг посреди НЕБА, над горизонтом тоже был фрагмент большой дуги. Ему казалось, что НЕБО послало ему подарок за внимание, он был растроган и благодарен. Камеры у Стаса в тот день с собой не было.
* * *Стас вернулся в Москву пасмурным февральским днем, сразу стал действовать: снял трехкомнатную квартиру у Белорусской, пятнадцать минут пешком от дома матери, заплатил за полгода. Ядранка была в Белграде. Стас позвонил ей, переехал и стал ждать, устраивал себе в одной из комнат студию. Варваре он не сказал, где живет, но удивлялся что мать тоже ему не звонит.
Ядранка приехала свежая, красивая, за два месяца они соскучились друг по другу. Много времени стали проводить дома. С друзьями не встречались, к себе не приглашали. Стас понимал, что Ядранке не хочется готовить, и поддержать беседу ей тоже будет тяжело. Если бы Леха позвонил, Стас с удовольствием посидел бы с ним в кафе, но Леха на чьей-то даче в Подмосковье строчил концептуальный текст о потомках староверов как генофонде русской нации.
Стас выбирался на работу пару раз в неделю, иногда выходил пообедать с Ядранкой в ресторан. Когда он целый день был в редакции – подруга отправлялась по магазинам, он видел, что у нее появляются обновки, но они не обсуждали эти покупки.
Стас с Ядранкой вставали поздно, зимний световой день к этому времени уже почти заканчивался. Идти гулять или идти в музей она не хотела, в театре вряд ли могла понять смысл действия, да и Стасу стало лень куда-нибудь выбираться. Они чаще сидели перед телевизором, варили спагетти, пили кофе, потом каждый смотрел в свой компьютер; он просматривал фотографии, она включала «скайп» и уходила разговаривать в дальнюю комнату.
Стас привык работать в лаборатории журнала, проводил там все больше времени. Дома он мог бы заняться классификацией снимков НЕБА, каждый день собирался вернуться к этому, но настроение, подходящее для НЕБА, его не посещало. Стас объяснял это усталостью после японской командировки и обычной зимней ленью. Пробовал покупать хорошие фильмы, но Ядранка в первые же десять минут засыпала, так что ему приходилось смотреть фильм одному, и не с кем было обсудить потом, как он привык обсуждать с Милой.
Ядранка просиживала в «скайпе» часами, даже от любимого сериала вскакивала по сигналу компьютера, болтала до поздней ночи, говорила по-сербски быстро, Стас ничего понять не мог, да и не вслушивался.
Сексом они по-прежнему занимались, а других желаний не возникало. Иногда, и все чаще, ему стало казаться, что он живет один, встречая в постели темпераментную малознакомую женщину. Днем была вялость, он скучал по приготовленной дома еде, тяготило отсутствие впечатлений.
Угнетали грязь и беспорядок в их с Ядранкой жилище. Он пробовал устанавливать «дни уборки», раз в неделю, сам вставал пораньше, убирал часть квартиры, но Ядранка проигнорировала его инициативу. Она сама договорилась с дворничихой, и теперь сердитая тетка с плоским лицом по воскресеньям размывала грязь по всей квартире, выплескивая на пол ведра воды. Вещи продолжали вести себя так, будто у них клаустрофобия; убранные в шкафы и на полки не слишком умелой рукой дворничихи, они быстро находили способ выбраться и равномерно разместиться по открытым поверхностям.
Стас позвонил Миле. Мать ее была дома, она спокойно подозвала дочь, как ни в чем не бывало.
