Роберт Енгибарян - О, Мари!
– Почему для них есть бананы и апельсины, а для нас нет? Вот, возьми пятьдесят рублей и принеси нам тоже!
Отмечу, что пятьдесят рублей считались по тем временам неплохими деньгами – я уже говорил, что мои соученики умудрялись жить месяц на вдвое меньшую сумму, выплачиваемую им в качестве стипендии.
– Нету, ребята, нету фруктов, это были последние, – отмахивалась сконфуженная официантка.
Тогда Арчи встал и нетвердым шагом подошел к нам. Рост у него был за метр девяносто.
– Друзья, мы из сборной команды Грузии по гандболу. Сегодня победили москвичей. Не хотите поздравить нас?
– Искренне поздравляю, – улыбнулся Арам.
– Тогда, дядя, вазу с фруктами я забираю – это и будет поздравление, от вашего стола нашему столу.
С этими словами парень взял своими огромными ручищами тяжеленную вазу и собрался отойти.
– Ладно, возьмите, – вынужденно согласился Арам.
– Погоди, Арчи, – как можно более мирно обратился я к грузину, – я возьму по банану и по апельсину для девушек, остальное забирай. Поздравляем с победой, – я взял несколько фруктов.
Вечер был, несомненно, испорчен. Я чувствовал себя оскорбленным наглостью и бесцеремонностью гандболистов, то же самое, по-видимому, ощущали девушки и Арам. Он пригласил официантку и попросил рассчитать нас. Я кипел от возмущения, но понимал, что благоразумнее спокойно уйти. Мари делала вид, что ничего не произошло. Только Тереза выглядела страшно сконфуженной и чуть не плакала. Девушка, пришедшая с грузинами, показывала на нас пальцем и хохотала в голос, передразнивая наши обиженные физиономии. Официантка принесла счет, Арам уже собирался расплатиться, и вдруг под хохот товарищей Арчи опять подошел к нам.
– Ты сказал, твои дэвушки любят бананы? Да, дэвушки? Вы любите бананы? У нас такие бананы! Мы вас угостим. Сочные, большие, свежие… Вам очень понравится, уверяю!
Гандболисты чуть не падали со стульев от хохота. Мы сидели молча, бледные и униженные. Почему эти ребята с таким наслаждением оскорбляют нас, чувствуя свою безнаказанность? Если бы у меня был пистолет, я бы не задумываясь застрелил Арчи, и будь что будет. Такой бесчеловечный гаденыш не должен гулять под солнцем и радоваться жизни.
– Что, гандболист, может, выйдем к гардеробу? – не выдержал я. – Обсудим тему бананов?
– Перестань, Давид, пошли! – вмешался Арам. – Ребята навеселе, не обращай внимания. Таня, – обратился он к официантке, – я заплачу завтра, сейчас мы торопимся…
– Да-да, Арам Арсенович, не беспокойтесь.
Это уже было похоже на бегство.
– Ты хотел мне что-то сказать? – высокомерно и вызывающе, с оскорбительной ухмылкой бросил Арчи. Не дожидаясь ответа, он схватил меня за лацкан пиджака и со всех сил потащил в сторону гардероба. Грузин был на полголовы выше меня, и освободиться от его ручищ было невозможно. На миг я представил, насколько комично и жалко выгляжу со стороны – словно равнодушное могучее животное треплет от скуки маленького слабого щенка. Моя гордость, мое мужское достоинство ничего не значили для Арчи, он рад был втоптать меня в грязь, насладиться своей силой и моей беспомощностью. И все это – на глазах у моей девушки и хохочущих гандболистов. Я изо всех сил старался держаться достойно и при этом не вступать в схватку, понимая, что в этом случае на выручку Арчи тут же подоспеют друзья – тогда достанется и больному Араму, а возможно, и Мари с Терезой.
– Оставь человека, Арчи! Он гость, – попытался вмешаться Арам, – мы уходим!
– Да сядь ты, мешок! – гандболист сильно толкнул Арама, и мужчина тяжело плюхнулся на стул.
– Не трогай его, – резко сказал я, – он только что из больницы, у него швы на животе не зажили. Давай поговорим и разойдемся. Я не хочу ссоры, со мной девушки. Отпусти.
Арчи, раззадоренный хохотом и улюлюканьем друзей, наглел все больше и больше.
– Таня, – воскликнул Арам, – вызывай милицию!
– Что? – левой рукой Арчи опять отпихнул Арама, не отпуская моего пиджака. – Пошли! – и сильно дернул меня к выходу. Дорогу ему преградила Мари:
– Молодой человек, отпустите его, пожалуйста, мы против вас ничего не имеем!
– Мари, уходи!
– Мэри? Мэри, я сейчас с твоим парнем поговорю, займусь его воспитанием, потом с тобой потанцую, – он сделал неприличный жест. – А ну дай дорогу, – и грузин небрежно толкнул Мари в грудь.
В глазах у меня потемнело. Я попытался ударить его в лицо, но удар не получился – пиджак сковывал мои руки. Арчи обхватил меня обеими руками и прижал к стене. Я все еще пытался найти какие-то слова, способные погасить конфликт, но по глазам парня понял, что он уже ничего не слышит, только ищет удобную позицию для удара. Продолжая крепко держать меня, Арчи сам повернулся спиной к стене – видимо, опасаясь покалечить руку, если вдруг не попадет мне в лицо.
Правой, свободной рукой я сумел в это время достать из внутреннего кармана пиджака автоматический раскладной нож. От хлесткого звука открывающегося лезвия и его холодного блеска гандболист отпрянул и ударился затылком о стену. Я моментально упер острие ножа ему под подбородок, лишив возможности шевелиться, даже свободно дышать. От любого резкого движения лезвие вошло бы ему в горло.
Я почувствовал, как острый кончик ножа на миллиметр, а то и больше, углубился в кожу. Тонкая струйка крови потекла по шее Арчи, спустилась по лезвию ножа и медленно заструилась по моей руке. Моментально протрезвевший гандболист замер, стоя на цыпочках и стараясь не шевелиться. Ни подвинуться хоть на миллиметр, ни даже говорить он уже не мог.
Вокруг стояла звенящая тишина, только глухой шум улицы доносился через окно. Через несколько секунд моя сорочка, рукав моего пиджака и одежда на груди Арчи промокли от крови. Со стороны могло показаться, что его серьезно порезали. Драматичность момента чувствовали все, даже хохотушка девка.
– Давид, не убивай его! Он скотина, достойная наказания, но не бери грех на душу. Пойдем, – испуганно проговорила Мари по-армянски.
– Вы что, армяне? Я тоже армянин! У Арчила мама – армянка. Не убивай его, – глухим дрожащим голосом обратился ко мне один из парней, только что задыхавшихся от хохота. – Мы просто хотели пошутить!
Они понимали, что любое их движение спровоцирует меня, и тогда инцидент закончится трагедией. Я тяжело дышал. Острая жгучая ненависть к Арчи неудержимо требовала пригвоздить его к стене, воткнуть в его мерзкое горло все десять сантиметров лезвия ножа до самой рукоятки, выпустить кровь наглой мрази, оскорбившей меня беспричинной насмешкой в присутствии любимой девушки.
«А почему я должен его жалеть? – думал я. – Это всего лишь большое, красивое животное, которое боится только силы… Но стоит ли его жизнь моей жизни?» На мгновение я вспомнил лица родителей, посмотрел в искаженное от страха лицо Мари и чуть отодвинул нож от горла Арчи.
– Ты что, обоссался, тварь? Мать твою! Давай, тихо опускайся, мразь. Опускайся, педик, на колени. Одно резкое движение – в гробу полетишь в Тбилиси. Арам, уведи девушек, я сейчас выйду. Возьмите мое пальто.
– Я не пойду! Я с тобой, Давид! Не губи нашу жизнь, он этого не стоит, – взмолилась Мари.
– Мари, уходи! Дай нам поговорить с этим трусливым шакалом о его любви к бананам! Ссыкун несчастный! Эй, вы, гандболисты, ваш друг-педик со страху лужу сделал. Кто придет вытирать? Ну, что замерли, трусы?
– Стоять! Стоять на месте! Милиция! – к нам бежал старший лейтенант, придерживая на ходу спадающую фуражку, за ним – двое рядовых.
– Володя! Володя, сюда! – закричал Арам. – Вон того, что на коленях, арестуйте, этот молодой человек у него нож отнял.
– Записать свидетелей, Арам Арсенович? – засуетился лейтенант.
– Не надо. Только его заберите. Он напился, хулиганил, ножом пугал людей. А этот молодой человек молодец, настоящий гражданин! Нож отнял у мерзавца, даже сам поранился. Слышите, вы, гандболисты, это мой район! – разошелся Арам. – Чтобы я вас больше здесь не видел, наглые сопляки! – и выругался по-грузински матерными словами.
Парни молча проглотили обиду и суетливо, испуганно удалились. Двое или трое пошли с милиционерами, пытаясь уговорить их отпустить Арчи. Рядовые вели его в наручниках, еле волочащего ноги – опозоренного, испачканного кровью, в мокрых брюках, с искаженным от пережитого ужаса лицом.
– Арам Арсенович, нож я заберу у гражданина, чтобы составить протокол.
– Забирайте, разбирайтесь, он ваш.
На улице шел снег. От блестящих в свете фонарей хлопьев вокруг сразу стало весело и светло. Мы попрощались с Арамом как-то неловко, оба ощущали смутную вину.
– Прости, Давид, черт дернул меня пригласить вас сюда. Хотя – я ведь здесь почти каждый день обедаю или ужинаю, такого ни разу не случалось… Но ты молодец, не потерял самообладание, а то бы кровь пролилась. Спасибо, что побеспокоился обо мне.
– Арам, будь осторожен! Эти парни уже знают, кто ты и где работаешь.
