Евгений Поляков - Двухгодичник. Сказки про Красную армию
А погода, особенно когда метель и ветродуй? В пяти метрах ничего не видно, можно только держась за трос ходить, чтобы не заблудиться. Семеныч, прапорщик, начальник приемо-передающего радиоцентра всего-то метров на триста от позиции отошел, а тут метель закрутила. Два часа плутал, мы уж и из ракетницы стреляли, и шашки жгли, а он исключительно случайно выбрел. А то, что на ветер лечь можно, и он тебя держит, падать не дает? А как при ветре том на горку высотомера обледеневшую минут сорок забирался? Это еще за трос держась. Вроде бы уже забрался, а нет, опять тебя сдувает – и все по новой. Об этом разве в училище рассказывают?
А то, что отдельная радиолокационная рота – это не только станции РЛС, радиостанции, дизели, ГСМ, кабели, вооружение, а еще и с полсотни живых людей (это, опять же, если с семьями офицеров и прапорщиков считать) со своими желаниями, надеждами, амбициями? Про это что, много в училище говорили? Вон начальник взвода РЛС старлей Михаил Петрович точно думал, что его командиром роты назначат, когда предыдущий по замене на материк уехал. Но назначили меня, а я среди всех офицеров и прапорщиков самый младший по возрасту. А еще хозяйство ротное все на мне. А это, извините, от ежедневной выпечки хлеба, контроля запасов солярки, продовольствия да и много чего еще другого до квалификации нашего фельдшера, ефрейтора Леськива. Может ли он в случае чего роды принять, а то вон жена лейтенанта Савина уже с заметным животиком ходит? Ее бы от греха подальше отправить на большую землю, а Савин говорит, что рано еще, ей там жить негде. А если сегодня вечером опять готовность объявят, то мне придется жилые помещения от электричества отрубать, напруги на все не хватает. Тогда Савина эта обязательно ко мне придет и будет канючить, что ей сейчас без электричества ну никак нельзя. А что я могу, коли дизели на все не тянут?
Да чего я все плачусь-то сам перед собой же, это ж обычные «тяготы и лишения воинской службы», под которыми я подписался, когда в училище военное шел. Только там ничего не было про то, как на первой же плановой проверке роты под моим командованием нам трояк поставили, а глава инспекции открытым текстом выдал: «Ну, что, лейтенант, если хочешь на следующей проверке повыше оценку получить, то налови и навяль нам рыбки, ящичка с два. Тогда, глядишь, и на четверочку заработаешь». Да и это, в общем-то, не так страшно, можно было бы и наловить. А вот то, что два сержанта-дедушки, Смирнов и Салуквелидзе, учудили, это да! Ладно бы они молодых заставляли койки качать и поездом домой дудеть. Это еще куда ни шло. Так нет, они духов и черпаков по полной, оказывается, чморили. И все ценное из посылок заставляли себе отдавать, и спирт из медсанчасти воровали, а Салуквелидзе, этот тра-та-та-та, вообще, похоже одного молодого к мужеложству склонил. А это уже статья и дисбат ему, ну а мне пятно на всю оставшуюся биографию. Какой уж тут батальон, с роты легко снять могут. Как это все наверх докладывать-то?
Прервал все эти невеселые мысли настойчивый стук в дверь, и затем безо всяких там: «Разрешите войти», – влетел старлей Петрович и практически проорал: «Смирнов и Салуквелидзе сбежали». Я только и смог пробормотать: «Как сбежали? Куда сбежали? Куда тут вообще бежать-то можно?» Петрович уже тоном ниже продолжил: «убили патрульного, забрали автомат с двумя рожками, штык-нож и сбежали». «Что?!» – уже теперь заорал я. «А по пути еще пырнули штык-ножом жену прапорщика Ларина, видать, она им по дороге попалась. Ее уже фельдшер смотрит, говорит – жить будет», – довыдал новости Петрович. Секундный ступор, ну а потом – действовать как учили. «Возьмите еще двух прапорщиков или офицеров свободных, только Ларина не берите. Затем в оружейку, берем автоматы, я сейчас туда тоже подойду. А затем заводите тягач». «Водителя брать?» – спросил Петрович. «Нет, я сам поведу», – ответил я.
Мы уже в тягаче, кроме меня и Петровича еще два прапорщика. У всех автоматы. Куда они побежали? Куда ехать-то? На мой мысленный вопрос отвечает Петрович: «Следов на снегу нигде нет. Значит, они по дороге к причалу двинули». Тогда и нам туда же. Поехали. Зачем и почему они вообще деру дали, куда они дальше направятся-то с причала? Некуда! Видать, совсем у них крышу снесло. Патрульного насмерть, а Ларина, скорее всего, выживет. Теперь меня точно с роты снимут. Зато рыбу для проверяющих теперь вялить не надо. Петрович говорил, что среди офицеров наших, из радиотехнических войск которые, многие старлеями демобилизуются. Плакала, значится, моя карьера. Да и черт с ней, с карьерой той. Главное – уродов этих поймать, пока они еще чего-нибудь не натворили.
А вон и они. Заметили нас, побежали. Но куда ж от тягача-то убежишь, он же гусеничный. Господи, как же хочется сейчас втопить по самое не балуй, догнать, а потом развернуться на месте. Чтоб хруст костей их услышать. Но не услышишь же, движок заглушит. Как же хочется… Сколько там метров осталось? Пятнадцать… десять… пять…
* * *«Здравствуй, мама, у меня все хорошо. Питаюсь я хорошо, даже килограммы лишние поднабрал, так что ты не волнуйся. Одежда у меня теплая, еще не сносилась, да и весна уже на носу. Люди меня окружают очень хорошие, я тебе про всех уже, кажется, и рассказал все что мог.
Извини, что долго не отвечал. Работы было очень много. Нашу часть переформировывают и перебрасывают в другое место. Куда? Извини, пока сказать не могу. Сама понимаешь. Но ведь дальше Кушки не пошлют. Посему писать некоторое время не буду. Да и мне написать тоже пока будет некуда, у части номер другой будет. Но сразу, как обустроюсь и адрес узнаю, весточку тебе дам всенепременно. Так что ты не волнуйся.
Передавай приветы всем нашим, особенно Кольке с Ленкой. Как они там? Больше прибавки у них в семействе не планируется? Сам я не женился и даже ни с кем не познакомился. Женщины здесь все только замужние, но все еще впереди. Когда переведут, может, там будет поближе к цивилизации и кто-то нарисуется.
Извини, что мои письма в разы короче твоих, ну не умею я много писать. Да и чего писать-то? Все нормально и обыкновенно.
Засим остаюсь, искренне любящий вас сын Петя».
* * *Больше в тот, богатый на события день в в/ч № ХХХХХ никто не пострадал. Тягач «Мотолыга» остановился в двух метрах от Салуквелидзе со Смирновым, практически сразу после того, как они, бросив на снег автомат и штык-нож, подняли руки. Лейтенанта Петю с роты, разумеется, сняли. Почему разумеется? Ну, потому, что в армии командир отвечает за все. В личном деле бывшего краснодипломника появилась карандашная приписка: «Выше командира взвода не назначать!». Петра перевели на Украину начальником РЛС в кадрированную роту третьей линии. Служил он честно, от заданий не отлынивал, правда, инициативу проявлял редко, и огонек в его глазах уже не светился. По крайней мере на службе. Там же на Украине он женился на продавщице магазина, а через приличествующее время у них родился сын, которого назвали Мишей. В начале девяностых, когда развалился СССР, Петр, теперь уже Петр Николаевич, так и не выслужив положенного для пенсии срока, подал рапорт на увольнение, который в полку с радостью подписали. Вместе с семьей он вернулся в родительский дом на свою Брянщину, устроился электриком в ЖЭК. Бабушка во внуке души не чаяла, ну а с невесткой… в общем, как все. Когда настал черед Миши выбирать свою стезю для покорения этого мира, он спросил отца: «Па, а может, мне в военное училище поступить, как ты?» Отец ничего не ответил, но посмотрел так, что Миша решил этой темы больше не касаться…
Солдат вернется
Когда ты очень ждешь письма, то можешь по нескольку часов каждые пять минут заходить в свой почтовый ящик, кликать по ярлыку «Проверить почту», раздражаться, что ничего нет, переходить на какой-нибудь новостной сайт, пытаться читать разъезжающиеся буквы, а потом опять на закладку «Почта». Через какое-то время тебе приходит мысль: «А вдруг у провайдера что-то случилось с их сервером?» Ты переключаешься на другой свой почтовый ящик, пишешь сам себе письмо, и оно доходит… а нужного тебе письма так и нет. Ты загружаешь самую простую игрушку типа «Солитера», но и этот пасьянс у тебя не сходится раз за разом. Снова в почту, при этом вся твоя основная работа стоит и на службе, и дома. От тебя чего-то ждут, ты должен что-то сделать, но тебе на все наплевать, ты упорно кликаешь по «Проверить почту». А позвонить нельзя… потому что нельзя.
Так некоторые ждут почту сейчас, когда она стала электронной. А раньше, когда таковой не наблюдалось, с аналогичным вожделением ждали почтальона. Особенно в местах не столь отдаленных и в армии. Там почта была единственной ниточкой, связывающей тебя с нормальным миром, где нет часовых с автоматами, колючки, контрольно-пропускных пунктов, где ты в любой момент можешь выйти на улицу, увидеть других людей, посмотреть, как они улыбаются или грустят, просто зайти в кафешку, чтобы выпить пива или чего-нибудь покрепче. Заглянуть в кинотеатр, и при этом никто не висит над тобой дамокловым мечом. Нет этих садистов – прапорщиков, придирающихся по каждому поводу и без, нет этих шакалов-офицеров, выносящих остатки мозга и бесконечно ставящих тебя в наряды, нет этих дебилов-сослуживцев, многие из которых и по-русски-то с трудом изъясняются, только: «Асыл, бизон», – что значит «вешайся, бизон», а бизон – это ты. И все, все они норовят тебя уколоть, достать, унизить, сделать гадость. И единственная соломинка, которая может удержать тебя в этом мире, – это письмо, письмо от нее. А его все нет и нет. Уже больше месяца. О чем она там думает? Неужели не понимает, как тебе важно это письмо? Почему не пишет? Впрочем, у тебя ведь уже есть одно неотвеченное письмо, но оно от мамы, с ее вечно «тепло ли ты одет? хорошо ли вас кормят?». Ну сколько можно спрашивать одно и то же, одно и то же. Опять придется писать, как и во всех предыдущих: «у меня все хорошо, кормят и одевают нормально и так далее» Но сейчас не до мамы, сейчас тебе нужно письмо только от нее.
