Кира Александрова - Отдавая – делай это легко
– Даша, у меня к тебе просьба, – он отвел глаза от матери. – Нужно съездить к Полине, она ждет меня и наверняка злится.
Девушка закивала.
– Только заеду переодеться, – она все еще вздрагивала, смахивая с ресниц последние капли.
– И еще, – Том снова обратился к Бьянке, – очень пить хочется, заваришь чайку?
Бьянка ничего не ответила, но тут же встала и удалилась на кухню. Как только фигура матери скрылась за дверью, Даша снова села на колени около Томаша.
– Прости меня, прости, пожалуйста, я не знала, что они задумали, даже не предполагала, что Макс в этом участвует, – она тараторила, опасаясь, что Бьянка вернется слишком быстро.
– Эй, да все нормально, ведь они ничего тебе не сделали? – он прислонил к ее щеке ладонь. Даша замотала головой и передернулась – рука совсем ледяная!
– Тебе холодно?
– Это хорошо, гораздо лучше, чем когда жарко, – он улыбнулся. – Поезжай, хуже не будет. Обещаю.
Том притянул ее к себе и поцеловал. Губы – тоже холодные, слишком холодные. Даша на всякий случай укрыла еще одним одеялом и тихонько вышла, не дожидаясь Бьянки. Три дня, проведенных вместе с матерью Тома, выжали из нее все силы.
* * *– Он бы умер, мама, умер у меня на глазах! Даже рукоятка ножа вошла до половины, – Томаш чувствовал себя виноватым под мучительным уставшим взглядом Бьянки. – И он оказался нормальным парнем, дотащил меня до дома, – усмехнувшись, подтянулся на руках и присел, облокотившись на спинку дивана. Бьянка подала чай с медом и лимоном. – Сколько дней я провалялся?
– Четыре.
– Да я, наверно, воняю, как бездомная псина! Наберешь ванну? Только не очень горячую, у меня до сих пор все внутри полыхает.
– Пообещай, что съездишь к Феликсу. Он хотел повторить снимки. А кто это – Полина?
– Случайная знакомая, ей всего одиннадцать. Она сирота.
– Она здорова?
– Физически – здорова.
– Тогда что с ней не так?
– Я же сказал, она сирота.
– У нас миллионы сирот в стране, я хочу знать, почему девочка оказалась рядом с тобой, – в голосе Бьянки зазвучали повышенные тона.
– Мама, что ты имеешь в виду?
– То, что вокруг тебя собираются непростые люди, как будто ты притягиваешь убогих и калек! – ее губы задрожали, глаза стали влажными. – Я умоляла тебя не делать этого, а теперь еще и эта Даша появилась! Том, сынок, послушай меня!
– Нет, мама, это ты послушай, – он не просто повысил голос, спокойный низкий тембр сменился на звучный, отрывистый и категоричный тон, – я очень тебя люблю, и это твоя заслуга, что я дожил до своих лет, что я – почти нормальный, не урод, не карлик, не инвалид на коляске. Но я все чаще спрашиваю себя: зачем я такой живу? Какая польза от меня? Что я дам миру взамен того, что могу жить?
– Что значит – зачем? Все мы живем и что-то делаем, рожаем, воспитываем, учим детей, любим, страдаем, радуемся, дарим радость близким.
Бьянка растерялась. Честно говоря, она не знала, что ответить, поскольку сама много лет назад задавала подобный вопрос себе, Богу и Вселенной, надеясь получить внятный ответ. Но получила его спустя много лет, когда поняла, что ее миссия заключалась в том, чтобы выносить, родить и выходить удивительного, непохожего на других ребенка. Сохранить эту драгоценность, вынести все испытания и трудности, не поддаться слабостям и не свалиться в долгоиграющую депрессию. И Мироздание поверило, дало шанс, и она использовала его. И вот теперь ее сын задал тот же самый вопрос, ему предстоит определить свои цели и ориентиры в жизни, как бы это ни было тяжело, она, мать, должна позволить ему сделать свой выбор.
– А что если мой дар и есть то, что я должен делать? Ведь только подумай, у того парня тоже есть мама и отец, может, еще братья и сестры, бабушка, дед.
Все они любят его, сколько горя удалось избежать, скольких страданий! Неужели тебе самой стало бы легче, если б я оставил Макса валяться в грязи под дождем с куском металла в легком? Ради собственного благополучия? Разве ты любила бы меня по-прежнему? – Том глотнул чай и сморщился: слишком горячий.
– Прости, я добавлю холодной воды.
– Нет, мама, это не важно! – Том взбесился. – Чай горячий – какая чушь! Посмотри на меня и ответь: ты любила бы меня так же сильно, зная, что я бросил умирать человека? Может, надо было оставить ту девочку на дне? И сейчас она не сидела бы около меня трое суток! Я бы жил как раньше, однообразной скучной жизнью, никому не нужный, никому не интересный, как бесполезный нарост на дереве! Тот хотя бы насекомых кормит…
– Даша? Это была Даша в… бассейне?
– Да, я почти уверен.
– Откуда ты знаешь? – Бьянка уставилась на сына, но по его взгляду поняла, что он прав, без сомнения. И не важно, откуда он знает.
– Мама, она несет свет, понимаешь? Я живу с ней рядом, по-настоящему живу!
– С ней? А я? Это ведь я страдала, не спала сутками, месяцами, годами, охраняя тебя от судьбы, Томаш!
– Мамочка, родная моя! Ты самая лучшая мама на свете, самая любимая. Мне даже ни разу не пришло в голову спросить про папу, всегда только ты и я, даже там, где у других детей обычно стоят фотографии отцов – там мы с тобой! Ты дала мне самое ценное – жизнь. Ты – это я! А она – воздух, которым дышу. Я не смогу без нее, не смогу жить. Понимаешь? Не лишай меня воздуха, мама! Не лишай меня жизни! – его глаза засияли привычным песочно-голубым светом. В руках появилось тепло, а на лице – настоящий здоровый румянец.
– Скажи, у тебя хоть кто-то был за это время?
– В каком смысле?
– Мама, именно в том самом! У тебя были мужчины после моего рождения? Случайные знакомые? Друзья? Любовники?
– Честно?
– Ну, по возможности. Если совсем не можешь – соври.
– Мой сын такой взрослый, что начал хамить.
– Нет, мам, ты не поняла.
– Я поняла, поняла. Что ж, хочешь правды? Тогда получай – нет!
– Не может быть! И до сих пор – никого?
– Нет.
– Я так и знал. Я знал! К тебе и на пушечный выстрел подойти страшно. Ни один мужик не пробьет такую броню!
– Ну, попытки все же были. Один даже решился пригласить меня на ужин и на откровенный разговор.
– Постой, дай угадаю. Тот юрист в зеленом костюме?
– Томаш, нет! Я ненавижу зеленые костюмы! Ненавижу зеленые блестящие костюмы!
– Его костюм блестит – это точно! Но он умный.
– Умный! Но идиот! Как он мог купить себе такой паршивый костюм! И он ниже меня.
– Мама, брось, это полная ерунда!
– Нет, не ерунда, я с детства терпеть не могу, когда мужчина ниже!
– Он один из лучших адвокатов в городе!
– А еще он рыжий! К тому же еврей.
– Господи, мама, ты шовинистка!
– Теперь ты все обо мне знаешь: я ненавижу умных маленьких рыжих адвокатов в блестящих зеленых костюмах! Так и быть – национальность не в счет.
– Тогда кто он? – Томаш снова стал серьезным.
– Твой хирург.
– Феликс???
– Мы сто лет знаем друг друга и даже после смогли остаться друзьями.
– Он к тебе подкатывал?
– «Подкатывал» – что за пошлость? Сынок, когда ты успел набраться таких словечек?
– Ну мам!
– Нет, он просто был слегка увлечен мной, пока не убедился, что в моей жизни не осталось места для мужчин, кроме моего взрослого любопытного сына!
– Представить себе не могу! Значит, ты его отшила?
– Так вышло. У меня не было времени и сил тоже не осталось.
* * *Даша мучилась в пробке и старалась изо всех сил не закрывать глаза. Она пела песни, проветривала салон, жевала конфеты, завалявшиеся в бардачке с Нового года, но ее все равно клонило в сон. Солнце пригревало через стекло, монотонное движение со скоростью пять километров в час укачивало, да еще из соседнего автомобиля струилась нудная однообразная музыка, какую используют психотерапевты для сеансов лечебного сна.
Проводя ночи в доме Томаша, она не чувствовала себя уставшей, наоборот, откуда только силы брались! Теперь же, когда Том пришел в себя, усталость обрушилась на нее, и, в конце концов, Даша решила сделать паузу и прогуляться. Она доползла до ближайшего поворота и припарковалась у магазина.
На воздухе оказалось гораздо жарче, чем в машине, даже намека не было на освежающий ветерок. Даша зашла в магазин, кондиционер с потолка окатил леденящим потоком. Она задрала разгоряченное лицо и постояла несколько секунд в проходе.
Витрина первого отдела прогибалась от изобилия всевозможных свеженьких пирожных: заварные, картошки, корзиночки, шоколадные бисквиты и песочные домики – объедение на любой вкус! Даша задумалась: интересно, какое пирожное может любить одиннадцатилетняя девочка? (Томаш рассказал о своей подопечной). Сама она в детстве обожала картошку, да еще с какими-нибудь украшалочками в виде грибочков или розочек. Но нынешних пирожных Даша давным-давно не пробовала, сначала нельзя было, потом и вовсе привыкла обходиться редкой конфеткой или кусочком шоколадки.
– Какие самые свежие? – Даша кивнула на сладкий рай.
