Вера Толоконникова - Надежда
«Производственность» самого процесса завораживала и гипнотизировала. Мы понимали, что являемся свидетелями, если не самого главного дела на Земле, то одного из главных дел. «Надцатое» чудо света. И в наше время! Когда, казалось бы никого удивить нельзя.
Работу доменных печей можно тоже описать эротично. Когда меня спрашивали в советской школе, кем я хочу быть, я не то что бы говорил космонавтом и врачом. Но то, что когда-то я начну писать книги на производственные темы, писать про любовь шахтерки к металлургу, у меня и в мыслях не было. А вот видите… Герасим тоже не знал, что утопит собаку. Может, писать начнет, диктовать, у коль скоро мы его «оживили».И тут земля содрогнулась. Кошка, которая была просто кошка и ничем особым себя не проявила, стала меняться. Она увеличивалась в размерах, стала величиной с рысь, барса, тигра, львицу. Она разрушала конструкцию внутри трубы. Порвала перегородки клеток, трубки, и другие кошки, которые сидели в клетках оказались на свободе. Когда кошка стала величиной со слона, она стала воспарять. Снаружи это, наверное, выглядело так: огромное котообразное существо вылетело из трубы и полетело вверх, как ракета. Если бы фотограф Илья Варламов был бы здесь, мир бы увидел эти кадры. Заряд наших мобильников кончился. Мы решили оставить один, на крайний случай, Ипполитов мобильник. «Ипполит! Ипполит! Сними! И он снял, но почему-то не получилось. Большая Кошка-Тигр летела не долго она влипла в небесным свод со звуком «блямс», как раз в то вакантное место рядом с созвездием Беременна мышка. И на небесном своде появилось новое созвездие «Кошка». Не суждено ей было стать «Тигром» Уильяма Блейка.
ПОДВИГ МУЛИ. Это наша кошка с Полей. Она, как Моисей что ли вывела кошек на верхний ярус трубы, где «мостик» с перилами. Они с диким визгом носятся. Потом прыгают. Может она им даже перед прыжком говорила: «Разобьете носы. Но, впрочем, вам выбирать. Свобода лучше, чем несвобода. Или как?» Кошки хором ответили: «Лучше, о великая Мила», и прыгнули, прямо в проволочных «корсетах» и шлемчиках с электродиками, разбежались по Берендеевскому лесу. Многие разбили носы. Были переломы лапок. Потом их Вовочка лечил. А других видимо сам кошачий и рысячий царь Берендей лечил.
Фонтан огня в небо. Без этой фотографии трубы, как ракеты, только стартующей не от земли, а «в землю», интернет тоже ни дня не должен был бы прожить, однако, живет. Дым повалил, и «они» наверно хотят украсть планету отбуксировать ее к «Черной звезде, к «пичблэку» своему». А может уже отбуксировали в эпизоде прошлого «джета», – карта звездного неба-то новая была, когда мы сюда вообще только прибыли. К сведению любителей астрологии, может от гадания на кофейной гуще стоит перейти к изменению мира? Чтобы оставить след от своей жизни не только на крае унитаза.
Так после воздействия на анус кошки горчицей пищевой в небе появилось еще одно новое созвездие. Не зря рассказывают притчи. Видимо цель работы в трубе «кошки» было не двигать планету, а создавать новые созвездия. Мало кому довелось присутствовать при Нарнии, сотворении Нового Мира. То есть никому. Мы первые. Конечно, в фантастических книжках это описано не раз. Н у нас-то все, от первого до последнего слова, правда. Интересно, что написано о «правде» в википедии. В пуссипедии точно ничего. «Вова, напиши».
Мы вернулись с частью кошек в поезд.
Наше время.
ИЗ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ РЕЧИ НАДИ ТОЛОКОННИКОВОЙ В СУДЕ. Весь процесс нас отказываются слышать. Именно слышать. Слышать – это значит воспринимать, думать при этом, стремиться к мудрости, быть философами. Мне кажется, каждый человек должен в глубине души к этому стремиться, а не только человек, который прошел какой-то философский факультет. Это ничто. Само по себе формальное образование – это ничто; и адвокат Павлова постоянно пытается упрекнуть нас в недостатке образования. Мне кажется, самое главное – это стремление, стремление знать и понимать. Это то, что человек может получить сам, вне стен учебного заведения. И регалии, научные степени в данном случае ничего не значат. Человек может обладать огромным количеством знаний, но не быть при этом человеком. Пифагор говорил о том, что «многознание уму не научает».
Теперь более сжатое изложение 2013 года. Как вы помните, Маша привела собак из Догвилля. Они телепортировали со станции метро «Площадь революции» через постамент Золотой собаки. А Надя приехала своим ходом, так сказать, «на автобусе» с большим черным псом, пелевинским псом П*цом. Это к вопросу, как добирались собаки, которые были больше одного метра в холке (которые могли пить воду из стакана в раковине и видимо не только воду, но «не только», это не собаки) до места.
Большой черный пес. На севере Москвы в районе Гольяново бежал огромный черный пес. Про которых говорят «размером с теленка». Обычное собачье видение окружающего мира – как у Парфюмера, ландшафт из запахов. Запахи бомжа с дохлой кошкой, который зачем-то тащит за хвост дохлую кошку, и та волочится по асфальту, запах тещиной стряпни, пережженной шарлотки, запах подмышек, унитаза, розы, сельской свежести и перегара от «колхозниц», выходящих из автобуса на Щелковском автовокзале. Запах несвежего суши и не суши вовсе, из вокзального кафе, носков, запах человека, который поел чеснок час назад, два часа назад, двенадцать часов назад, так, наверное, пахнет в собачьем аду.
«Москвичи, – думает пес, – это слово звучит между «бисквит», «куличи» и Мосхом, сыном Ноя. Навстречу идут «переделанные» или недоделанные, полуфабрикатные, как «бирюлевские полуфабрикаты». Не как нарисованы в собачьих учебниках в Догвилле. И книгах о вкусной и здоровой пище. Может и вкусной, но какой-то, грустной… Лицо: тенденция «книзу», уголки губ щеки тяготеют к центру земли. Как будто лицо, беременное прозой жизни. От них неуютно. Они будто в долгах или под другим стрессом. Они правы, стабильность им нужна. Но при этом по-прежнему ничего не делать. Цари и царицы «лежа на печи». Они забывают одно: стабильность возможна лишь на кладбище. Это не бродяги, это русские, у них таких калик 140 миллионов. Они практичны. Дата своей смерти просчитана, как у Нострадамуса. Крестьянки с надменными лицами, обедневшие дворяне или купцы какой-то гильдии, не свыкшиеся, еще доказывающие, что бабушки их не колхозники. А прабабушки не крепостные крестьяне. «Копейка» ржавеет под окном на улице. Ощущение от них? Сырое ощущение. Склизкое. Будто червя взял. В рот в темноте вместе с куском мяса на помойке. Их еще «делают». Их надо довести в микроволновке. Они не плохие, они пока неудачные попытки создать лампочку 999-й раз. Еще чуть-чуть и получится, осталось две попытки. Но, кажется, они устали и не верят. И чуть-чуть не считается. Возможно, у них есть будущее. В смысле, у страны. А пока это фабрика погасших, вернее не загоревшихся звезд. Пока они люди «Паузы». Они «под паром». Зрейте».
«Надя и П*ц»
Надя заметила, что за ней бежит большой черный пес и испугалась.
Она подумала, что это черный пес из Гарри Поттера, Грим, вестник смерти. Но потом он оказался Сириусом Блэком.
Он шел за ней. Он побежала. Бросился, лает, лижет.
Надя рассказывала: «Я подумала, назовем его Пес. Как «кот» в «Завтраке у Тиффони». Как сказала Холли-Одри, кто я такая, чтобы давать имя коту. Он сам по себе». Но это был другой случай. Псу уже дали имя, Виктор Пелевин.
Пес думал: «У Льва Толстого лошади думают, Холстомер. Да и сам Толстой лев. Не Тигр не Кошка, не Черепаха, а Лев! И львы думают. Или, по крайней мере, пишут. Собаки тоже могут думать. Но что собаки могут говорить, это для книжек. А тут Гольяново, реальность».
Пес сказал: «Здравствуй Надя, Почти Самая Великая Волшебница Из Живущих На Земле Сейчас! Меня звать П*ц».
Есть одно слово, которое само напрашивается, вертится на языке.
Часто используется в сочетании со словом «весь», или в сочетании «к нам пришел». И дальше изложить свои чувства. Или: «ну теперь нам…», и говорится это волшебное слово. Или когда самолет падает, и до земли остается метров двадцать, в черном ящике самолета, где зарегистрированы разговоры в кабине пилотов, часто бывают слова «все, мужики, …ц». А тут что-то новенькое – «Меня звать П*ц».
Слово это так неухоженно выглядит на бумаге и на мониторе компа, неуютно. Если писать без сокращения. Потому дальше мы будем писать «П*ц». Только один раз, попросив, как положено, извинения у политкорректной части читателей или у эстетов, для которых мат это Великий Коннотат, метаязык нашей цивилизации, но он требует только «живого воспроизведения», театра, драмы, атмосферы, которую, увы, «письмо» передает лишь в небольшой степени. И писать маты на бумаге – это смертный грех. И если, например, Веня Ерофеев в поэме «Москва-Петушки», сначала написал на полстраницы мата, а потом заменил его полстраницей многоточий, и стало еще лучше и красноречивей, то мы поступим, как Веня Ерофеев. Тем более, что во времена оны нам иначе и поступить будет трудно. И даже, больше чем Веня, и страницу многоточий писать не будем. Из уважения к провайдерам или производителям бумаги, цензорам и корректорам. Типографам и грузчикам.
