Вадим Норд - Ошибка юной Анны
«Сгруппироваться и постараться набить как можно меньше шишек», – подумал Александр.
Он смял листовку, метко попал бумажным шариком в стоявшую неподалеку урну и подумал о том, что написать такую фразу на рекламной листовке мог только полный идиот. Или гений. Понять и тех и других обычным людям бывает трудно, а порой и просто невозможно.
13. Еще один сюрприз
Чем больше Александр думал о том, как хорошо было бы иметь в клинике психолога, специализирующегося на трансгендерных проблемах, тем больше ему нравилась эта идея. Нравилась настолько, что было даже удивительно, что он до сих пор не подумал о том, что клинике нужен такой специалист. Вроде бы есть в клинике один психолог, Нателла Луарсабовна – и хорошо.
С Нателлой Луарсабовной Александр первым делом и посоветовался, чтобы не выглядело так, что он пытается действовать через ее голову. Разговор начал осторожно, издалека и был очень рад, когда Нателла Луарсабовна сказала, что одному психологу будет трудно вести две клиники.
– У меня, конечно, не каждый день «густо». Бывает и «пусто», – добавила она, – но ведь специфика нашей работы такова, что ускорять и форсировать не получается. Сколько человек требует внимания, столько ему и нужно дать. Лучший выход, на мой взгляд, это два психолога, по одному на каждый филиал, но работающие «перекрестно», то есть помогающие друг другу с учетом занятости. Я давно хотела поинтересоваться, будете ли вы брать на Таганку психолога, да как-то случая не предоставлялось. Теперь вот интересуюсь.
– Мне лично хотелось бы, – ответил Александр. – И еще хотелось бы, чтобы этот психолог хорошо разбирался бы в психологии транссексуалов и мог бы помогать не только им, но и их родственникам…
Рассказывать про то, как Ева помогла ему переубедить Ахмальцева, Александр не стал. Несмотря на то, что эта история послужила бы хорошей иллюстрацией, Нателла Луарсабовна могла обидеться, посчитать, что Александр не доверяет ей как специалисту, если привлекает на помощь посторонних. Не станешь же объяснять, что Ахмальцев был настроен так категорично, что в помощь Нателлы Луарсабовны как-то не верилось, хотелось чего-то нестандартного.
Заручившись одобрением Нателлы Луарсабовны, Александр отправился к Геннадию Валериановичу. Ему он первым делом рассказал про Еву и Ахмальцева. Для затравки.
– Прекрасная идея, – одобрил Геннадий Валерианович. – Уважаю людей, которые умеют нестандартно мыслить. Надо же так суметь!
Александр обрадовался и изложил свои соображения по поводу необходимости второго психолога.
– Я бы не стал торопиться, – нахмурился босс, не любивший лишних расходов настолько, что порой эта нелюбовь вместо пользы приносила вред; только на одно он никогда, ни при каких условиях не жалел денег – на респектабельность, поскольку считал, что самое главное – это уметь произвести впечатление. – По большому счету нам и одного штатного психолога достаточно. Другое дело, что можно заключить договор с каким-нибудь психологическим центром и направлять к ним тех, кого Нателла не сможет охватить. Проще и выгоднее время от времени оплачивать сторонние услуги, нежели принимать на работу постоянного сотрудника. Мы же официально оформляем, по-белому, со всеми положенными платежами и прочим. Опять же – кабинет выделить придется. Навскидку скажу, что нам второй психолог обойдется в сто тысяч в месяц, если не дороже. Нужно ли? Давай пока подождем. Таких, как Ахмальцев, единицы. А Нателла у нас в основном чем занимается? Диагностикой состояния, то есть подтверждением того, что у клиента с головой все в порядке. Ну и успокаивает она хорошо, чтобы стресса перед операцией не было…
Александр дал боссу выговориться, а потом сказал:
– Посторонние психологи нам не годятся, даже очень хорошие. У нас все основано на приватности. Люди не склонны афишировать обращения к нам. К нашему психологу пациенты пойдут без проблем, а вот куда-то, в другую клинику, в другой центр – сомневаюсь. Расчеты я и сам производил, прежде чем начинать этот разговор, но рентабельность работы психолога в нашем случае оценивать сложно. С хирургами проще – энное количество операций за месяц, такая-то сумма, такая-то прибыль…
– Давай пока отложим, – попросил Геннадий Валерианович. – Я подумаю на досуге.
«Я подумаю на досуге» могло означать разное – и то, что он действительно подумает и вернется к этому разговору, и просто вежливую отговорку. Подумаю, мол, а когда именно – не знаю. Александр решил, что спустя месяц-другой после открытия новой клиники можно будет снова завести разговор о втором психологе. Рентабельность рентабельностью, но не следует забывать и о том, что психолог помогает врачам найти общий язык со сложными пациентами или их родственниками, понять друг друга, достичь взаимопонимания. Один-два таких случая за месяц, и психолог, можно сказать, «окупился». А ведь случаев этих бывает больше, и развитие трансгендерного направления только увеличит их количество.
Но раз уж разговор не заладился, нажимать на Геннадия Валериановича не стоило – бесполезно. Пусть лучше поживет с подкинутой ему мыслью, обдумает ее и так и этак, свыкнется, прикинет, а там видно будет.
Адвокат Семахов произвел на Александра хорошее впечатление своей деловитостью. Позвонил, как и обещал, во вторник, договорился о встрече и приехал к Александру в клинику точно в назначенное время, к шести часам вечера. Александр отвел на встречу полчаса с расчетом, что эти полчаса могут растянуться минут на сорок – сорок пять, но Семахов уложился в десять. Внешность у него тоже была располагающей – открытое, немного простецкое лицо, живые умные глаза, детские ямочки на щеках.
– У меня очень сложная задача в этом процессе – доказывать очевидное, – доверительно пожаловался Семахов. – Нет ничего труднее, потому что если очевидное нуждается в доказательствах, то это неспроста. Заключения экспертов нам на руку, общественное мнение и подковерные течения – против нас. Дело медицинское, стало быть, многое понадобится разъяснять. Я стану проходить по всем действиям моих подзащитных…
– Вы защищаете всех или только Качалова? – уточнил Александр.
– Теперь уже всех, – ответил адвокат. – Они решили, что так будет лучше. Так вот, я стану проходить по всем действиям моих подзащитных, а вам будут задаваться вопросы. Не ждите чего-то заумного и запутанного, вопросы эти будут довольно простыми. Для вас простыми, конечно. Наша задача, то есть моя задача – доказать отсутствие вины в действиях моих клиентов.
– Я думаю, что так и будет, – сказал Александр.
– Вашими бы устами… – вздохнул Семахов. – Если бы все было просто, то дело не дошло бы до суда. Его можно было на раз-два закрыть за отсутствием состава преступления. Особенно при наличии таких заключений экспертов. Но заключения даются на основании медицинской документации, а следователь считает, что записи в истории болезни фальсифицированы. У него есть показания операционной сестры Кобзевой, очень интересные показания, местами противоречивые, но… Ладно, не буду морочить вам голову тем, что вам неинтересно. Скажу только одно – топит она всех троих врачей конкретно. Чувствуется, что учили ее опытные люди.
– Мне очень даже интересно, – возразил Александр. – Особенно с психологической точки зрения. Что должно было случиться, чтобы операционная сестра ополчилась против врачей, с которыми она работала, и против своей же клиники? Насколько я понимаю, в «Палуксэ» хорошо платили…
– И платили хорошо, и ценили, и другого такого места у нас днем с огнем не найти, – подхватил Семахов. – Но, когда грянул гром… Точнее, гром-то грянул из-за Кобзевой, если бы не она, так и не было бы никакого уголовного дела. Она слила информацию родственникам Викулайской и обвиняет врачей в халатности и непрофессионализме. Не могу с уверенностью судить о ее мотивах, но осмелюсь предположить, что ее подкупил кто-то из конкурентов Мерзлякова. Ну а потом, когда вся круговерть закрутилась, Кобзева стала чуть ли не героиней городского масштаба. У нас любят обличителей, людей, которые идут против системы, в которой сами же работали. Это модно, стильно и современно – поливать грязью своих коллег и строить из себя белую пушистую овечку. И тандем удачный сложился – обличитель из народа да заместитель губернатора Бурчаков, наш записной борец с недостатками. Бурчаков рассчитывает нешуточно раскрутиться на этом деле. Что же касается психологического, то поговаривают, что Кобзева пошла на это из-за своего брата, но это ее не оправдывает. Брат у нее бизнесмен из тех, кто постоянно в убытках и кругом в долгах. Перепробовал едва ли не все – продмаг, кафе, автосервис, парикмахерскую, сейчас таксует. Долгов у него немерено, кредиторы одолевают постоянно, тяжелое, в общем-то, положение. А брат младше Кобзевой на десять с лишним лет, она ему как вторая мать, переживает за него, деньгами помогает. Я ее нисколько не оправдываю, просто раз уж вы заговорили про психологию…
