Алексей Смирнов - Обиженный полтергейст (сборник)
«Так я ничего не добьюсь, – вздохнул священник. – Коли Всевышнему стало угодно наполнить меня сомнениями, Он может торжествовать». Отец Борис помедлил и неожиданным, быстрым движением ткнул предмет. Едва только палец дотронулся до подозрительно безмятежной штуковины, отец Борис испытал сильнейшую боль в кисти и дико заорал, отскакивая прочь. Опыт приумножался. Становилось ясно, что от предмета можно ждать неприятностей. Сомнения отца Бориса в божественности найденыша усилились. Как бы ни было мало ему известно о Боге, он понимал, что Бог личный, Бог Авраама, Исаака и Иакова не всегда общается со своими чадами на манер няньки в яслях, Он может взяться за кнут и сделать больно. Но опасные свойства предмета по-прежнему ничего не проясняли и не давали повода усмотреть в себе некий знак, пусть и поданный свыше столь немилосердным способом. Испытанная отцом Борисом боль не имела никакого смысла. Она не только не развеяла сумбур и сумятицу, но еще больше запутала его мысли. Она осталась болью как таковой, в чистом виде, самой по себе. Такими шутками естественнее было бы забавляться нечистому.
«Лежит нечто, – раздраженно подумал отец Борис. – Лежит нечто, вполне материальное на вид и на ощупь, невесть откуда и зачем взявшееся. И я, не последний из людей по уму, не в состоянии сказать о нем ничего определенного. У меня нет даже отправной точки для рассуждений. Нет никаких критериев оценки». При мысли о полной своей беспомощности отец Борис ожесточился сердцем. «Критерий найдем», – пообещал он предмету зловеще. Сходив на кухню за ножиком, он спросил с ехидцей: «Ты по-прежнему молчишь?» Предмет лежал, храня надменное спокойствие. «Ты не оставляешь мне выбора, – развел руками отец Борис. – Воображаешь, будто ты вещь в себе. Ты избрал не лучший путь, если ты живой и вообще можешь избирать что-либо. Но дабы совесть моя осталась чиста, я вкратце познакомлю тебя с тем, чему надлежит быть. Сперва, – отец Борис строго повертел ножом, – я попробую разрезать тебя пополам. Независимо от того, удастся мне это сделать или нет, вторым пунктом стоит погружение в воду. Надо думать, ты догадываешься, что за водой последует пламень. И коль скоро после всех перечисленных действий я все также не буду располагать никакой информацией о тебе, я прочту над тобой молитву. Если не поможет и молитва, то я тогда – да простит мне Господь! – прочту ее повторно, но задом наперед, как делают это приспешники дьявола: может быть, это произведет на тебя впечатление. Коли нет – придумаю что-нибудь еще». Отец Борис выждал немного, затем перекрестился и начал резать предмет, словно булку. Возражений со стороны подопытного материала не последовало. Отец Борис преуспел. Нож был острый, и вскорости предмета стало два. Половинки ничем, кроме размеров, не отличались от целого. Поверхность среза выглядела точно так же, как и наружная.
«Я не шучу, – пригрозил отец Борис. – Я гордый. Ты думаешь, я отдам тебя ученым? Чтоб они понаписали горы ерунды, ничего не поняв? Нет, ошибаешься. Мне стыдно терпеть поражение в единоборстве с каким-то неизвестным, но примитивным, по всей вероятности, явлением природы».
Отцу Борису сделалось весело. Напевая что-то застольное, он завернул откромсанную половинку в тряпицу и пошел в ванную. Зашумела вода. Донесся озабоченный голос отца Бориса: «Сперва испробуем холодную». Позже, после непродолжительного молчания, половинку утешили: «Имей в виду, святая вода у меня тоже наличествует. Но с ней повременим».
Предмет мужественно вытерпел все испытания. Лишь поджаривание на плите возбудило в нем некие волны, интуитивно воспринятые отцом Борисом как опасное недовольство. Тот пошел на сделку с совестью: испугавшись неясной угрозы, сказал себе, что проба огнем длилась достаточно долго и жарить предмет дальше нет надобности.
Когда молитвы, прочитанные как спереди назад, так и задом наперед, не дали эффекта, инквизитор задумался. В дверь позвонили.
3
Возвращаясь домой, Гриша Ф. еще не раз сталкивался с воинами «Армии Спасения». Казалось, что Армия, незаметно расползшаяся из каких-то щелей, заполонила город. В пустынных переходах метро слонялось без дела особенно много ее солдат. Повсюду виднелись плакаты с нелепыми призывами, мелькали листовки. Все это имело отчетливый религиозный привкус, разве что не удавалось понять, какую именно конфессию Армия представляет.
В почти безлюдном вагоне Гриша обнаружил роспись на стеклах дверей. Те же странные, неопределенные заявления типа «Возрадуемся», «Придите к нам» и «Армия Спасения – оплот мира, труда и спасения». «Как же я проморгал, – недоумевал Гриша. – Ведь не сегодня же они народились». Впрочем, он проморгал немало других вещей, прямо-таки бросавшихся в глаза. Нынешним вечером он имел удовольствие в том удостовериться. Как ему удавалось жить и не замечать, что мир, разрывая привычные связи, разваливается на куски и из трещин тянет чем-то фантастическим и диким? Гриша рассеянно побрел по вагону, читая надписи на дверях и листовки на окнах. Среди них попадалось много документов иного содержания, не относившихся к деятельности «Армии Спасения». Куцая афишка приглашала на встречу с посланцем далекой звезды. Встреча назначалась в Доме культуры. Инопланетянин не иначе, как поиздержался в пути и теперь хотел заработать на обратный билет. Еще одна афиша предупреждала о лекции заслуженного колдуна из глубинки. Колдун славился победами над ведьмами, вампирами, зомби… что такое? Гриша непонимающе помотал головой и стал читать дальше: киборгами, терминаторами, дилерами, независимыми дистрибьюторами маркетинга, черепашками-ниндзя… Гриша восторженно захохотал, а поезд тем временем успел доехать до нужной станции. Гриша, хохоча, покинул вагон и тут же налетел на типа в синей шинели.
«Много званых, мало избранных», – проворчал тип, одной рукой протягивая Грише листовку «Армии Спасения», а другой – картонную коробку для пожертвований.
«Ладно, ладно, – отозвался Гриша, проходя мимо. – Жулье чертово». Он поспешил к выходу и вскоре без особых приключений попал домой.
В Гришиной квартире царил родной, привычный бедлам. Доступ в нее киборгам, зомби и вампирам был закрыт наглухо. Гриша взглянул на часы: далеко за полночь. Он включил телевизор и не спеша переоделся в домашнее. Экран плавно зажегся, и Гриша получил шанс ознакомиться с рекламой проповедей всемирно известного евангелиста Билла Хадджи-Хоггерти. Гриша чертыхнулся с досады: нигде спасу нет, даже его дом-крепость штурмуют оборзевшие пришельцы. Он с тоской посмотрел на придавленные стеклом письменного стола детские, школьные фотографии, фотографии времен студенчества, перевел взгляд на книжные полки, на потемневшие обои, отслужившие календари. «Где это все?» – спросил он с горечью и снова уставился в телевизор. Рекламы уже не было, она сменилась заставкой передачи «Найди меня». По экрану плыли дурацкие одноклеточные сердца-рожицы, излучавшие беспричинный, желудочный восторг. Потом началась сама передача, и на Гришу вылился ушат такого разудалого, неслыханного примитива, что у него разболелся живот. Зубы заломило от негодования и стыда, даже стал подергиваться, не спросясь, какой-то мускул на плече. Гриша хотел переменить программу, но звонок в дверь помешал ему это сделать.
«Кто еще?» – испуганно подумал Гриша и побежал в прихожую. «Кто там?» – спросил он неуверенно и заглянул, изогнувшись, в глазок, но на лестнице царствовала темнота, и он ничего не мог разглядеть.
«Сосед, открой», – буркнул из-за двери голос плотника, живущего напротив. Услышав эти слова, Гриша перешел к полуосознанным действиям, ибо включилось его омерзительное, бестолковое раболепие – оно у Гриши всегда почему-то включалось при контактах с пролетариями, особенно с люмпенами. Гриша мог часами, угодливо смеясь, выслушивать пьяную болтовню соседа-плотника о нюансах работы его, плотника, недопившего организма, о правительстве, которое он, плотник, давно уже для себя сверг и уничтожил автоматной, от живота пущенной очередью, и так далее; о чем бы ни вздумалось потолковать хмельному придурку возле парадного, Гриша с подобострастной вежливостью останавливался, вникал, кивал и яростно проклинал себя самого, стоило плотнику милостиво его отпустить.
Гриша Ф. отворил, но плотник входить не стал, пропуская вперед двух мужчин в шинелях и фуражках. В первом из них потрясенный Гриша узнал молодого Александра – того, что на базаре догуливал последние дни своей беременности.
«Армия Спасения», – отрекомендовался второй, тоже высокий, но незапоминающийся. Молодой человек Александр молчал.
«Ну, – подал голос плотник, – я пошел. Вы тут сами уже».
«Да, конечно, – кивнул, обернувшись, синий солдат. Как только плотник растворился во мраке, он немедленно обратился к Грише: – Ну, пойдемте».
