Борис Горзев - Два романа о любви (сборник)
– Спасибо, я рад, что мне довелось слушать музыку Сальери. Великого маэстро Сальери, – добавил дипломатично и поднялся из кресла. – Спасибо еще раз – за гостеприимство, за ваш музей, за экскурсию и музыку. Это было неожиданно для меня, заезжего из далекой России, и чудесно… А где я оставил свою шляпу?
– Ах, вы уже уходите? – явно опечалился старик. – Так скоро? А кофе не желаете? Не здесь, а в моих комнатах? Мне было бы приятно пообщаться с вами еще, синьор.
И как тут откажешь? Милый старик, никак не раздражающий, даже забавный. Актер! Двойник Сальери! Парик, седые кудряшки, синий бант на затылке! Забавно, да. Чего только не откроется в путешествии! Ну что, рискнем еще?..
Выйдя из музейных комнат, оказались в коридоре, за ним – на маленькой узкой лестнице, по которой поднялись в комнату с открытой лоджией, откуда хорошо просматривалась довольно широкая река внизу и за ней часть городка.
– Да, это наша река Адидже, хотя по-немецки – Эчь. Так говорят наши исторические соседи австрийцы – Эчь. Начинается в Альпах, а впадает в Адриатическое море. На ней, выше по течению, Верона. Кстати, в Вероне на Адидже – известные достопримечательности: замок Кастельвеккио, мост Скалигеров, мост Понте Пьетра. Знаете, что это такое?
– Не знаю, но сегодня вечером окажусь там и посмотрю, выясню.
– Чудесно. Тогда не буду надоедать подробностями. Садитесь, сейчас будет кофе, хороший кофе, уверяю вас.
Старик вышел куда-то, а Петр расслабленно плюхнулся в плетеное кресло в лоджии. Ему стало совсем хорошо. Всё складывалось интересно. Интересной была вчерашняя Венеция, интересной и красивой дорога в Верону, хотя где-то на полпути он задремал и многого не увидел. Ну да не беда, увидит на обратном пути. А здесь – этот неожиданный старик, актер, играющий Сальери, этот музей, портреты, клавесин, музыка. Можно ли было ожидать подобного? Да уж! Хорошо, интересно, и даже уходить отсюда не очень-то тянет. Ну, еще полчасика за кофе со знатоком старины, патриотом Леньяго и поклонником Сальери, пусть всё это почти театр, театр, не исключено, с элементами стариковской навязчивости и фантазий, однако ж где еще такое встретишь?
– Пейте, сударь, вот ваш кофе. – Старик уселся в кресло рядом. Петр отхлебнул, и, поскольку совсем расслабился, тут его черт дернул:
– А скажите, синьор Антонио, если так… если почти двести лет существовала легенда, то, может, неспроста? Как известно, легенды на пустом месте не рождаются. Или, как говорят в России, нет дыма без огня. Э, я вас не обидел? Мне просто любопытно, откуда и как всё это взялось. Такой устойчивый миф, такой афронт, можно сказать, афронт всего интеллектуального человечества: Сальери – отравитель. Ну да, Моцарт – гений, а Сальери – злодей. Это как, откуда?
Кажется, опять пронесло: синьор Антонио отнесся к вызову вполне спокойно, даже с пониманием. Только покивал и вдруг улыбнулся. Видать, привык к подобному вопросу и не раз отвечал на него. Молодец, в общем. Петр с облегчением вздохнул, даже не став ругать себя за то, что мог обидеть человека.
– Значит, все-таки маленькая лекция? – И раздался ехидный смешок. – Извольте, синьор Пьетро. Итак, итак… Будто бы Сальери завидовал Моцарту. Ха-ха, это кто кому завидовал? У Сальери, в отличие от вечно нуждавшегося Моцарта, блестящая карьера, достаток. Так? Так! Но дело не только в этом. Например, Глюк, царствовавший тогда в музыкальной Вене, ценил Сальери как оперного композитора выше Моцарта. Вот так-то! Еще: Сальери был прекрасным педагогом и мало того что учил, но еще и кое-что делал для своих учеников, помогал им, в том числе материально, а с иных, из несостоятельных семей, и вовсе не брал плату. Например, пятнадцатилетний Шуберт. Он обязан Сальери очень многим, почти всем. Бесплатные уроки, которые маэстро давал безвестному тогда мальчишке!.. А Бетховен? Почитайте, что Бетховен писал о Сальери! Бетховен был одним из его учеников, и эти уроки, которые ему дал Сальери, помнил всю жизнь. Да, маэстро бывал вспыльчивым, ибо итальянец по крови, но быстро отходил, и все отмечали его доброту, доброжелательность и отсутствие зависти к собратьям по цеху. Ну, и многое другое, характеризующее его сугубо положительно. Вот уж странный завистник и отравитель, не правда ли? Чушь! Это Моцарт мог бы ему завидовать, Моцарт!
Далее. В Вене то время существовал слух, что будто бы на премьере «Дон Жуана» раздосадованный музыкой Моцарта Сальери освистал ее. Однако это опять же полная чушь: Сальери не присутствовал на первых представлениях оперы – ни на премьерном в Праге, ни затем в Вене. Да и вообще такое поведение в театре первого императорского капельмейстера просто немыслимо! В театре? Императорский капельмейстер? Освистать? В присутствии высочайших особ? Трижды ха-ха!
И еще деталь: за полгода до смерти Моцарта, в апреле 1991 года, в Вене исполнялась его, Моцарта, симфония, и дирижировал ею – кто? Сальери! Причем дирижировал блестяще, а ведь мог бы и вовсе отказаться. Симфония имела огромный успех. Ничего себе дирижер-завистник!
Ладно, это ясно. Ясно, что налицо бред. А теперь по делу.
Когда Сальери было под семьдесят, у него появились и стали нарастать признаки того, что теперь называют болезнью Альцгеймера. Его поместили в госпиталь в Вене. Он терял рассудок, плохо ориентировался в окружавшей обстановке, но когда светлел умом, то хорошо помнил прошлые события. В периоды просветлений он решительно отвергал слух о причастности к смерти Моцарта, эту чудовищную клевету. Изредка его навещали ученики, всегда относившиеся к маэстро с теплотою, и вот один из них, известный пианист и композитор Игнац Мошелес, оставил следующую запись после свидания с Сальери в госпитале, это было в октябре 1823 года. Слушайте.
Синьор Антонио прикрыл глаза и монотонным голосом процитировал:
«Он выглядел призраком и говорил незаконченными фразами о своей быстро приближающейся смерти. В конце он сказал: “Хотя я смертельно болен, я хочу заверить вас честным словом, что нет совершенно никаких оснований для этих абсурдных слухов. Вы знаете, о чем я: Моцарт, что я якобы отравил его. Но нет. Это злобная клевета, одна только злобная клевета. Скажите миру, дорогой Мошелес, что старый Сальери на краю смерти сам вам это сказал”».
Тут старик встрепенулся и заговорил уже горячо:
– А откуда взялся этот слух? Да от самого Сальери, вот парадокс-то! Но от душевнобольного Сальери! После неудачной попытки самоубийства его поместили в клинику для душевнобольных, и там… будто бы он сам рассказывал о том, что отравил Моцарта. Это известно из тетрадей Бетховена, хотя Бетховен отмечал, что такое признание было лишь свидетельством тяжелого состояния Сальери, то есть его самооговором, бредовой мыслью, не более того. Однако сей бред подхватили бульварные немецкие газеты, на которые, кстати, опирался ваш Пушкин, назвав их авторитетными. Авторитетными, Матерь Божья! Вот что писала одна из них, наиболее «авторитетная», она называлась «Algemeine musikalische Zeitung». Речь о Сальери: «Говорят даже, что в бреду больного воображения он винит себя в преждевременной кончине Моцарта». Вот так – в бреду больного воображения! И как вам нравится это «говорят даже»?
А теперь, сударь, я посмеюсь. Один известный французский поэт, получив от биографа Моцарта отрицательный ответ на вопрос о доказательстве вины Сальери, сказал: «Жаль, был бы интересный сюжет». Отлично, да? Ха-ха! Тот «интересный сюжет» возник на основе мифа, легенды, а на самом деле – на основе подметного слуха, абсолютно непроверенного и, теперь совершенно понятно, ложного. Вот ваш Пушкин, черт бы его дернул, первым и заглотил сей крючок, написав трагедию «Моцарт и Сальери»… Э, я не оскорбляю ваших чувств, синьор Пьетро?
– Рассказывайте дальше, – деликатно предложил Петр.
– Да, именно ваш Пушкин! И именно с его подачи, с этой трагедии, возник и продлился на два столетья негласный запрет на музыку Сальери. Известнейший маэстро, прекрасный композитор не просто умер – его убили, ибо убили память о нем. Зато какая литература, какая дьявольская психология, какая внутренняя борьба! Добро и зло, вечная тема! Миф, к созданию и поддержанию которого приложил свою руку, да, сначала русский гений Пушкин, а после него обладатели «Оскаров» англичанин Шеффер со свой пьесой «Амадеус» и Форман с тем же фильмом. Искусство выше правды – бывает и так, черт подери!
А Сальери тихо умер в 1825 году. В Вене, где и похоронен. Там скромный памятник на его могиле. И почти двести лет не было ни его музыки, ни его доброго имени. Но были и есть отдельные люди, единицы, которые уже много лет делали всё, чтобы восторжествовала истина и зазвучала светлая музыка! Так нам повелел Господь. Истина святее всего! И мы это сделали. Музей Сальери в Леньяго, правосудие в Милане в 1997 году, опера Сальери на сцене Ла Скала в 2004 году, театр Сальери в Леньяго, исполнение его музыки – еще не по всему миру, но скоро будет так. И записи, уже повсюду записи его опер, концертов, симфоний. Пластинки, диски… Теперь меня никто не считает антипатриотом, предателем Италии, сумасшедшим. Я выиграл эту битву с невежеством, честь имею!
