Инна Тронина - Операция «Купюра»
Он не ожидал, что Стеличек так быстро вычислит его московский адрес, да ещё обнаглеет до того, что позвонит ночью. Когда в полной тишине раздалась серебристая трель телефона, Всеволод подумал в первую очередь о том, что разбудят ребёнка. Впрочем, у хозяев могли быть свои дела, и потому он лишь перевернулся на другой бок.
Тётя Аня, торопливо завязывая пояс тёплого стёганого халата, торопливо вышла из комнаты и сняла трубку.
– Алло! – Грачёв отлично слышал её удивлённый, заспанный голос. – Кого? Всеволода? Сейчас, минутку… – Она быстро подошла к двери и постучала. – Сева! Тебе звонят – наверное, со службы. Какой-то молодой человек… очень извинялся, но сказал, что это срочно.
Не понимая, кто и зачем разыскивает его в Москве, Всеволод в одних носках выскочил к телефону. За это время в его голове успел пронестись вихрь самых разнообразных предположений, касающихся Саши Минца. Почему-то подумалось, что извиняющийся за поздний звонок молодой человек – именно он и никто больше.
Толком не проснувшись, Всеволод взял ещё тёплую трубку и прижал её к уху.
– Слушаю!
На том конце провода раздался незнакомый голос, и Грачёва словно встряхнуло. Электрическая искра пробежала по извилинам его мозга, потом пронзила всё тело и через ноги ушла в пол.
– Всеволод? Ты получил моё письмо? Я тебе присылал на питерский адрес. Давай уж без церемоний – мы ведь ровесники.
– Да, получил. – Свой ровный и спокойный голос Грачёв слышал будто бы со стороны.
– И не позвонил? – удивился Стеличек. Сейчас он не представился, да и не было в том нужды. – Ладно, я не гордый – сам звоню, как видишь. Решил ещё раз тебя спросить, чтобы без недомолвок – принимаешь моё предложение? Не думай – не бесплатно. Все твои ребята хорошо заработают. Прикинешь?
– Нет уж, уволь! Оставь меня в покое, Дмитрий, и моих коллег тоже. Мы не деревня какая-нибудь из райотдела, а элита, понимаешь? Элита! И заработаем где-нибудь в другом месте.
– Значит, продолжишь охоту? – Стеличек говорил всё так же спокойно и мягко. – Что ж, вольному воля. Я ещё три дня подожду, а потом уж не взыщи. Не знаю только, как сходняк решит – одного тебя сделать или всех ваших, кто рыла свои в чужие дела суёт. У нас ведь тоже демократия, покруче Мариинского дворца. – Дмитрий усмехнулся в трубку и, судя по звуку чиркнутой спички, закурил. – Ты – парень сообразительный. Надеюсь, всё понял. Пораскинь потом мозгами, по утрянке – может, надумаешь чего. Сейчас не модно жертвовать собой. Твой отец жил в другие времена. А если сделаешь такую глупость, как собираешься, никто тебе «спасибо» не скажет. – После этих слов Стеличек положил трубку. Надрывно, противно запищали короткие гудки, и Грачёв еле сдержался – так ему хотелось разбить о стену чужой аппарат.
Он ушёл в ту комнату, где стояла тахта, сел на краешек постели и стиснул голову в ладонях. На какое-то время изменилось сознание, и было не понятно, что за мужик в тренировочном костюме вошёл в дверь, сел рядом и о чём-то спросил. Лишь потом Всеволод сообразил, что звонок разбудил брата, который сейчас пришёл узнать, что случилось.
– Кто звонил? Минц? – Ружецкий, как и Грачёв поначалу, исключил всякие другие варианты. Значит, он в подробностях разговор не слышал, но всё равно должен всё знать. Скрывать смысла нет – так будет только хуже.
– Нет. – Грачёв взглянул на себя в хозяйкин трельяж и не узнал собственное лицо.
– А кто? Да чего ты окаменел весь? – Михаил уже начал сердиться.
– Это Стеличек, Мишка, – всё тем же ровным, замороженным голосом ответил Грачёв.
– Чего?.. – Ружецкий пригладил всклокоченные со сна волосы. – Стеличек звонил сюда? Откуда он узнал, что ты здесь? И что ему от тебя нужно?..
Всеволод вспомнил, что брат ничего не знает о полученном письме, потому что с ним посвящённый в тайну Минц точно не станет откровенничать. С трудом поднявшись, еле переставляя ноги, Грачёв вышел в переднюю, нашёл во внутреннем кармане малахая письмо, принёс его в комнату и протянул брату.
– Что это? – Наверное, Михаил никогда в жизни не выглядел таким растерянным. – От кого?
– От него же, – сардонически усмехнулся Всеволод. – Это, – он кивнул на письмо, – первый звонок. Тот, что ты слышал сейчас – второй…
– А третий? – Михаил, даже не ознакомившись с письмом, главное уже понял. Губы его сжались, и по щекам прокатились желваки.
– А третий, скорее всего, прозвучит громче двух прежних, – не отрывая взгляда от своего отражения, сказал Грачёв.
Он вспомнил, что мама Лара говорила, когда завешивала зеркала после гибели отца – душа не видит себя в зеркале. Она по привычке может глянуть туда, увидеть пустоту и испугаться. Потому и набрасывают на зеркала чёрные тряпки, хотя многие даже не знают, почему именно. Интересно, долго ли ему осталось видеть себя в трельяже, в оконном стекле, на поверхности воды? Может быть, всего три дня?
– Когда это будет? – Михаил, быстро прочитав письмо, тяжело, давяще взглянул на брата. – И, позволь узнать. Что же ты молчал, брательник?
– Что бы ты сделал, интересно? – пожал плечами Всеволод. – Вот, говорю сейчас. Время ещё есть, потому что развязка, судя по всему, наступит вечером тридцатого числа…
Глава 5
Светлана больше всего боялась, что в их квартире отключат батареи, как уже случилось во многих домах. Женщины в очередях рассказывали, что от холода прорвало трубы, и в их блочных домах теперь по утрам иней на стенах. У Ружецких пока ещё батареи теплились, но приходилось ходить в свитере, рейтузах и валенках, точно так же одевать сына-второклассника. Кроме того, Светлана каждый день поила Богдана чаем в малиной и заставляла его есть чеснок.
Двадцать девятого января, во вторник, Ружецкий вернулся домой в семь часов – по своим меркам достаточно рано. Жена гремела посудой на кухне и одновременно орала на сына, который тоже в долгу не оставался. Он бурчал что-то из своей маленькой комнатки, приглаживая тёмную чёлку массажной щёткой матери. Его форменная курточка была в пыли, и ни он сам, ни Светлана не удосужились почистить одежду. На коленях обвисали «пузыри» – брюки ребёнку не отпаривали с прошлой недели.
– Пап, привет! – Богдан подбежал к Михаилу, которого увидел впервые после возвращения из Москвы. Им ещё ни разу не удалось встретиться, и теперь парень весь светился от радости. – Ты сегодня рано пришёл, здорово! А я на продлёнке был весь день…
– Опять дрался? – Ружецкий снял дублёнку и поймал сына за рваный рукав. – Ты что, никак без этого не можешь? Вторую куртку за сезон в клочья изодрал. Не напасёшься на тебя. Светка! – Михаил взял сына за ворот. – У тебя что, семеро по лавкам? С одним ребёнком справиться не можешь?
Он увидел на полу у ящика для обуви Богдашкин ранец с оторванной лямкой и подумал, что придётся сегодня его чинить – в который уже раз. Из-под крышки высовывался уголок дневника со здоровенной кляксой на обложке. Когда Михаил, вернувшись из командировки, подписывал дневник сына, кляксы ещё не было.
– Жеребцов мне из ручки на дневник брызнул, – объяснил мальчишка. – Ну, я ему и дал ранцем по черепу, чтоб отстал…
– Не успел в квартиру войти, сразу скандал! – Светлана опять чем-то грохнула на кухне и чертыхнулась. – Опять в заводку меня вгоняешь?
Когда Ружецкий заглянул туда, жена ползала по полу, подбирая осколки глубокой тарелки. Вторая такая же стояла на самом краю стола.
– Я спрашиваю, почему твой сын похож на бомжа, – так же неприветливо отозвался Ружецкий. – И посуду побереги – ничего в магазинах нету. – Он переставил тарелку в центр стола. – И чего я жрать теперь буду?
Света встала с колен и со звоном высыпала осколки в мусорное ведро.
– А чем тебе глиняная салатница плоха? Туда ещё больше влезет – как раз. А то всё время добавки просишь. – Она чуть не плакала от обиды и кусала губы. – Вот ведь жизнь проклятая – на улице околеваешь от холода, транспорт почти не ходит. А домой придёшь – пожалуйста, учительница звонит…
– Опять? – Михаил взял сына за плечи и развернул к себе. – Что натворили?
– Из классного журнала страницу вырвали, – ядовито усмехнулась Светлана. – Расскажи всё папке, сынок, чтобы знал. Пусть выпорет тебя хоть раз для порядка, а то слов ты не понимаешь.
– Как вырвали? – не понял Ружецкий. – Не мычи, говори толком! – прикрикнул он на сына. – Где бы помогать родителям по дому, одежду беречь, учиться нормально, так ты фиг знает чем занимаешься. Как драться, так ты большой, а как пол подмести – сразу маленький…
Михаилу до смерти не хотелось заниматься школьными проблемами сына, потому что в «дипломате» он принёс материалы по делу Бориса Кулакова, с которым удалось сегодня побеседовать. Шеф скупщиков денежных купюр рассказал много интересного, оставил свои автографы на протоколе. И теперь Михаил хотел, не спеша, ещё раз перечитать свои записи. Ему удалось в метро пролистать несколько страниц, и из прочитанных второпях строчек стало ясно главное.
