Галина Артемьева - Несчастливой любви не бывает (сборник)
Так и было, им действительно будто кто-то невидимый помогал легко учиться, верить в хорошее, не отчаиваться. Вот и сейчас решили сестры попросить Богоматерь о возвращении единственного любимого человека. Купили свечки, спросили тихонько, как бы за маму помолиться как следует, чтобы дошла их просьба до Бога.
– А вы оставьте записочку с именем, батюшка помянет в молитве. Вам за здравие или за упокой?
– Конечно, за здравие, – испугались девчонки, – за здравие!
Тогда, шесть лет назад, она так плохо чувствовала себя, устала. Вот за что будем молиться! Чтобы от нас ей силы перешли. А потом и сами ее найдем, поможем.
С тех пор, с того дня у них все пошло по-новому. Теперь они твердо знали: с этим останутся до шестнадцати лет. Получат паспорта и уедут в Москву учиться. Однако школу, по всем расчетам, получалось закончить лишь к семнадцати.
– Ничего, будем так учиться, чтобы разрешили через год перескочить, – постановила Гуся. – Не мучиться же еще год с этим.
С институтом надумали так: сначала надо изучить иностранные языки – без них сейчас никуда. Учиться они могли только бесплатно, поступить необходимо было с первого раза и без репетиторов. Значит, от школы нужна медаль, медалистам льготы. Но просто знания языков мало, это, конечно, не может стать их основной профессией. Мыша, понятное дело, собиралась стать модельером, Гуся – психологом. Но для начала надо было осмотреться в Москве, не разлучаясь, держась вместе.
Потом намечтали снимать хоть комнатку в каком-нибудь маленьком арбатском переулочке. Чтобы была у них чистота. Покой и уют.
Значит, надо денег назарабатывать заранее. Они уже знали как.
Их любили в классе, таких забавно одинаковых, дружелюбных. Всегда на дни рождения звали. Девчонки школьные к тому же знали, что близняшки всегда придут с необычным подарком: то юбку самодельную преподнесут – загляденье, то маечку из лоскутков – ни у кого такой не будет, то тряпочную нарядную куклу – хоть на выставку отправляй. Гуся с Мышей вечер потрудятся – подарок готов. Им это почти ничего и не стоило: мастерили из обрезков. Зато в гостях можно наесться вкусненького, такого, что сами себе они никогда не купят: конфет, пирожных, ветчинки.
Хоть они и вычитали в «Целебном питании», что человеку вполне может хватать для жизни 450 калорий в сутки, а остальную энергию можно черпать из космоса, очень иногда хотелось чего-нибудь абсолютно неполезного: шоколадку или колбасу «сервелат» с ее сумасшедшим, одуряющим, манящим запахом.
Гуся уже знала, что происходит это из-за козней их собственного подсознания, которое настырно, как противный невидимый гном, вредительски устраивающий все наоборот, разрушает правильные и полезные мысли и подсказывает всякие глупости. Поэтому, когда особенно хотелось вкусить недостижимых запретных плодов, они писали подсознанию записки, в которых, согласно психологической науке, положено было не менее 15 раз повторять фразы: «Я отказываюсь от еды» и» Я отказываюсь от сладостей, копченостей, выпечки». Можно было отказываться от чего угодно или если, к примеру, болела голова, внушать ей, бедняге: «Я абсолютно здорова».
Самое главное – надо было так построить фразы, чтобы там отсутствовало слово «нет» или частица «не»: хитрое подсознание отвергало эти слова, и все могло получиться совсем наоборот. Поэтому нельзя было просто написать: «Я не хочу есть» – голод бы точно до смерти замучил. Вот какая хитрая наука – психология!
Письма подсознанию отлично помогали, оно пристыженно замолкало на какое-то время до очередного бунта. И все-таки оно у них было достаточно сговорчивое. За это в гостях разрешалось его, а заодно и самих себя побаловать.
На четырнадцатилетие их пригласил к себе новенький мальчик. Явно влюбленный: смотрел не отрываясь то на одну, то на другую. Откуда ему было знать, как сестры относятся к мужчинам. Естественно, они пришли, хотя мальчишкам подарки придумывать было гораздо труднее. В конце концов соорудили стеганый пенал с кучей отделений, такой, что сами же имениннику и позавидовали.
В этом доме впервые на таком детском празднике за стол вместе с ними сели родители. Девочки смотрели во все глаза на нормальную, не из фильма, не из книжки, семейную чету – красивые, молодые, веселые, переговариваются друг с другом шепотом, как школьники на уроке, в их разговоры не лезут, но ко всем внимательны.
– Смотри, как едят, – подтолкнула Гуся сестру.
Мальчишкина мама ела очень красиво, вилочкой и ножом. Они давно мечтали научиться так, но спросить было не у кого, как это положено делать. В детском саду они всё ели ложками, даже вилок не давали, не то что ножей. В школе – вообще полный хаос и кавардак в столовке, не до великосветских манер. Даже их любимые женские журналы на эту тему молчали, очевидно, считалось, что читательницы и так в этом прекрасно разбираются.
Больше всего девчонок удивило, что вилку приветливая хозяйка держала левой рукой, нож – правой. Отрезала по маленькому кусочку – и в рот, а не всё сразу кромсала.
Девочки засомневались: красиво у нее выходит, но по правилам ли это? В промежутке между блюдами, когда все пошли разглядывать, кто чего подарил, спросили, как всегда не стесняясь спрашивали о том, чего не знали:
– Скажите, пожалуйста, а почему вы держите вилку левой рукой? Так положено или это вы левша?
Чужая мама обрадовалась вопросу и с энтузиазмом объяснила, что какой рукой держать и как резать. И в придачу дала еще один ценный совет:
– Когда заканчиваете есть, обязательно кладите на свою тарелку ножик и вилочку рядышком, вот так, параллельно. Это сигнал, что можно забирать грязную посуду и подавать новое блюдо. В ресторане очень удобно: иногда вы не всё доели, но уже больше не хотите. Но тарелку вашу не уносят, думают, вы еще будете. А как только вы такой знак подадите, официант сразу подойдет.
– Здорово! – оценили сестры. Женщина с доброй улыбкой любовалась ими:
– Мне о вас Вадька все уши прожужжал, какие вы хорошие, умные, красивые. Молодец! Вкус у него есть. А какие же вы нарядные! Кто вам эти комбинезончики купил?
– Сами сшили, – пожала плечами Мыша.
– Ну, мастерицы. Кто же научил такому?
– Мама, – произнесли хором девочки.
Они предпочитали не распространяться о своей беде, пусть думают, что у них, как у всех: мама, папа, все дела.
– Так она, наверное, еще лучше вашего шьет?
– Нет, у нее времени нет, – на всякий случай отрезала Гуся.
– Тогда, девочки, может быть, вы мне сошьете такой же, а? – жалобно, по-девчачьи попросила взрослая тетенька. – Я вам заплачу за ваш труд. Сама, глупая, шить не умею, а наряжаться люблю, что поделаешь.
– Сошьем, – утешила Мыша, – в воскресенье. Только материю купите, пуговички. И свое платье дайте, мы по нему мерки снимем.
В тот раз щедрая Вадькина мама заплатила им баснословные деньги: тридцать долларов. И платьев старых своих надавала, ей, мол, они тесноваты, а им на что-нибудь пригодятся, мастерицам таким. Но самое главное, что благодаря ей, тете Марине, у них появилась постоянная работа, о какой сестры и мечтать не могли. Им стала давать заказы сувенирная фирма. Они теперь делали своих забавных тряпочных кукол для коллекционеров-иностранцев. Какое везение, что тетя Марина работала в этой фирме переводчицей, как здорово, что замолвила за них словечко! Так у них стали копиться средства на новую жизнь, на встречу с мамой, ее отдых, покой. Так у них появился настоящий старший друг, который умел сам догадываться об их бедах, предлагал помощь и при этом не лез в душу с лишними расспросами.
Именно тетя Марина заметила пожелтевшие разводы синяков на Мышиных тощих руках, когда та, по неосторожности, прибежала к ней в легкой безрукавочке.
– Отец? – только и спросила чужая мама. Девочка молча кивнула, опустив голову.
– И вы терпите?
А как же иначе? Другое им и в голову не приходило. Они даже постепенно, с помощью Гуськиной психологической книги, научились довольно спокойно переносить побои. Главное – укрыть голову и повторять про себя: «Я в полной безопасности. Я открыта радостям жизни. Чувство боли полностью отсутствует». В общем, терпимо, только вот следы оставались.
– Я сама через это в детстве прошла. Как отец напьется, лезет к нам с мамой. Так – хороший, добрый, а выпьет – другой человек, зверь настоящий. Мне маму было больше себя жалко. В итоге стала ходить на карате. Занималась как фанатичка. Все хотелось скорее, скорее стать сильной. И сама не заметила, как страх перед отцом испарился. Это оказалось самое главное. Пьяницы – они же трусы, они нутром чуют, кто их сильнее, и к такому никогда не полезут, им дай над слабым поглумиться. И мне даже свое каратистское искусство применять не пришлось, к счастью. Просто встала между ним и мамой в очередной раз, руку его отвела, говорю: «Всё!» И он чудненько меня понял. И запомнил. Больше никогда не лез. Никогда. И мама, между прочим, как проснулась: «А чего ради я все это терплю?» Развелась с ним в итоге, веселая стала, помолодела. И вы ему не спускайте, защищайте маму, вас же двое, смотрите, какие большие. В пятнадцать лет побои терпеть нельзя, не унижайте себя так, распрямитесь.
