Галия Мавлютова - Моя еврейская бабушка (сборник)
Ханна неторопливо помешивала деревянным половником густое варево в глубоком чане. Корм для коров на вечер был готов, теперь нужно снять тяжелую посудину с плиты и поставить ближе к двери – там прохладнее, быстрее остынет. Ханна искоса взглянула на Соломона: он сидел в углу, погруженный в свое занятие. Муж чинил кожаные подколенники – ему часто приходилось работать на коленях, поэтому повязки быстро изнашивались. Ханна поднатужилась, сняла готовый корм с плиты, и, тихонько вздыхая, боясь ненароком привлечь внимание мужа, с трудом дотащила круглый чан до двери. Маленький Володя ползал тут же, на него не обращали внимания. Ребенок под шумок подполз к теплому неустойчивому предмету, толкнул его, посмотрел, как качается. Покачал головой и засмеялся, затем принюхался. Пахнет вкусно – Ханна собирала на ферме разные травы и заваривала в корм для коров, чтобы молоко было вкусным и полезным.
– Яков, – крикнула в форточку Ханна, подзывая старшего сына, – пора обедать.
Яков играл во дворе. Услышав окрик матери, поспешно ринулся на зов, он всегда был послушным сыном. Мальчик стремительно распахнул дверь, толкнул чан, тот накренился – и в это время Володя Сырец влетел в кипяток с травами. Он летел, как комета, головой вперед. Ханна закричала и бросилась спасать сына, а Соломон отшвырнул шитье и поспешно поковылял на улицу. Нужно было срочно искать подводу. Сварившийся Сырец захлебывался истошным криком, на той же ноте ему вторила Ханна. Соседи всполошились, услышав неистовое двухголосье, а когда узнали, что за беда случилась, дружно бросились на помощь Соломону. Вскоре к дому подъехал милицейский «воронок». В послевоенное время милиция часто помогала населению. Только что закончилась война, народ повсеместно бедствовал, а тут ребенок в кипяток попал – пока подвода соберется, парень скончается. Лошадь еще запрячь нужно, а время дорого. Так первой машиной в жизни Сырца оказался дежурный милицейский транспорт. Сноровистый «воронок» резво примчался в больницу имени Раухфуса. В приемном покое находились дежурный врач и женщина-педиатр в окружении медсестер и санитарок. Когда развернули суровое полотенце, в которое впопыхах завернули Сырца, то вместо ребенка увидели дико орущий кусок фиолетового мяса, облепленный клочьями тонкой кожицы. Медперсонал обмер от ужаса, сначала все хором ахнули, потом охнули и снова замерли. «Не жилец!» – бесстрастно констатировала женщина-педиатр, остальные предусмотрительно промолчали. В суматохе забыли отругать нерадивых родителей. Бедного малыша увезли в реанимацию. В то время врачи лечили умением, не надеясь на дорогостоящую аппаратуру, они спасали пациентов своим профессиональным мастерством, а зачастую и сердцем. Сырца выходили вопреки диагнозу женщины-педиатра. Сердобольный доктор усердно ухаживал за ошпаренным ребенком, а когда Сырец ожил, доктор ласково шлепнул его по спинке и негромко произнес: «Живучий, жиденыш!». Младенца еще долго держали в больнице, раздумывая, стоит ли отдавать его родителям, не внушающим доверия, но девать Сырца было некуда, в стране и без него много сирот развелось. Весной Ханна забрала сына из больницы.
С приездом жены жизнь Соломона изменилась. Пока семья скиталась в эвакуации, он работал на кладбище из чувства долга, и все ждал, все надеялся на скорую встречу с женой и сыном, а тяжелой работой убивал время. Так ему легче было переносить мучительную боль. Жена привнесла смысл в тупое и монотонное существование. Соломон тесал гранит, вдыхая едкую пыль, и ему вновь как когда-то на фронте, наяву грезился вишневый сад. Цветущий, розовый, благоухающий сад рисовался в его воображении, а Ханна сидела под деревом и нянчила маленького Якова. Соломон откладывал каждую копейку, экономил на всем, чтобы уже будущей весной выкупить часть дома, в котором они снимали маленькую комнатку. Александровская ферма сплошь и рядом была застроена ветхими деревянными домишками, и лишь некоторые из них выделялись на общем фоне своей добротностью и основательностью. Именно такой дом задумал приобрести Соломон. Крепкий и надежный дом, чтобы как крепость, на века, на внуков хватило. Но с покупкой дома пришлось повременить – слишком дорога собственность в черте города. Три жизни надо было потратить, чтобы приобрести недвижимость в Ленинграде.
Инвалиду нелегко живется на свете, но Соломон Сырец не жаловался на судьбу, даже мысленно, даже самому себе, ведь он добровольно выбрал пыльную и тяжелую профессию. Она была не по плечу ему, но, стискивая зубы, он тащил гранитные камни вместе с костылями. И не проклинал судьбу. Соломон хотел быть богатым и счастливым, но ему пришлось собирать свое счастье по частям, по кирпичику, по копеечке. Часто ему становилось невмоготу, тогда он ложился на кладбищенскую землю и просил Всевышнего, чтобы тот избавил его от невыносимой муки. И Ханна приходила ему на помощь. Она понимала мужа без слов. Они прожили совместную жизнь почти без языка. Жена Соломона не знала идиш, а он с трудом говорил по-русски, но они привыкли обходиться без длинных диалогов. Вполне возможно, именно это обстоятельство скрепило их союз. Однажды она почувствовала в себе новую жизнь. Ханна знала, что Соломону будет в тягость новый ребенок. Ему хватало одного Якова – он смог полюбить только одного сына, его сердце не было рассчитано на другого, он боялся, что его жизни не хватит, чтобы обеспечить большую семью. Соломон Сырец был инвалидом. Каждый день он считал для себя последним, но наступало новое утро, и Соломон снова шел на кладбище. Оно стало его вторым домом. Там он прятал свою боль от жены.
А она думала только о том, чтобы ему было хорошо на этом свете, поэтому побоялась сказать мужу о своей беременности. Ханна попыталась тайком от мужа избавиться от ребенка. В те времена аборты приравнивались к тяжкому преступлению. Стране нужны были солдаты. За тайное прекращение беременности следовало уголовное наказание, но послевоенные женщины шли на любые хитрости, чтобы скрыть от властей нечаянное материнство. Неподалеку в маленьком худом домишке обитала странная женщина, фронтовичка, в мирное время ставшая акушеркой. Она прошла всю войну, была санитаркой на фронте, на своих костлявых плечах вынесла с боевых полей великое множество раненых мужчин, а после войны занялась тайным врачеванием, но много денег со страждущих не брала, видимо, боялась, что сдадут властям. Осчастливленные женщины втайне от мужей и сожителей в знак благодарности приносили ей немудреное пропитание. Она довольствовалась этим. Но в случае с Сырцом акушерское ремесло не сработало: Ханна знала, что ребенок продолжает жить в ней после криминальных манипуляций акушерки, он рос и развивался, как ни в чем не бывало, словно стремился доказать матери свое право на жизнь. Соломон догадывался, что в семье грядет прибавление, но он не мог воспрепятствовать появлению ребенка. Не имел права. На все воля Божья. Жизнь везде пробьет себе дорогу. Позже Соломон простил сына, а на исходе жизни – и полюбил. Но это произошло через много лет. Целую жизнь потратит Сырец, чтобы завоевать любовь отца. Но была ли это жизнь, или всего лишь вырванные годы из жизни – никому не дано понять.
Новорожденного назвали Володей. Поначалу он всем мешал, ведь к нему не готовились, его не ждали, он был случайным. Ребенка старались не замечать. Ханна не хотела обидеть мужа своей любовью к сыну. Она не смогла его полюбить, как любила старшего. Ребенок не был брошенным, но не стал центром семьи, как часто становятся «младшенькие». Он рос в семье, но как-то в стороне от всех. Казалось, сама судьба была настроена против него.
В то время в Александровской ферме многие держали скотину, а фасон всему поселку задавали две заядлые молочницы – Дрониха и Коваленчиха. Каким-то образом предприимчивым женщинам удалось сохранить коров в голодное время, они успешно промышляли в блокаду, обменивая парное молоко на золото и картины обреченных на смерть горожан. После войны они слыли самыми богатыми женщинами во всей округе. Если не сказать больше – во всем городе. Соломон купил у Дронихи двух телят и вырастил из них коров. Яков часто болел, ему требовалось полноценное питание, но Ханна тайком от мужа раздавала молоко бедным. Голодных после войны было много. Соломон видел, как жена уносит молоко из дома, но не препятствовал ей – он знал, что это не Ханна, это ее душа просит помогать людям. А с душой не поспоришь. С соседями жили дружно, часто выручая друг друга в житейских делах. Рождение нежданного сына не изменило течение жизни, все шло своим чередом. Незаметно в семье появился достаток. Сначала Соломон выкупил одну часть дома, затем вторую. Исполнилась его заветная мечта. У Ханны и детей наконец был собственный домик. Но счастье в семье длилось недолго. Вскоре наступил шестьдесят первый год. Однажды рабочую окраину посетил сам Никита Сергеевич Хрущев. Он приехал «в центр рабочего движения», на Обуховский завод, ведь именно с этого места начиналась революция. Хрущев решил создать на месте Александровской фермы фантастический город-сад. Вместо трущоб вырастет коммунистический рай. Заброшенная рабочая окраина превратится в золотую долину. Мы построим для людей благодатный край и назовем его Город Солнца. Примерно с такой речью выступил перед народом вождь, стоя на фанерной трибуне, наспех сколоченной местными властями, а внизу толпились люди – они слушали вождя, забыв обо всем на свете, ведь каждому хочется пожить при коммунизме. Хотя бы малую толику жизни. Окольными путями к Хрущеву пробралась старуха-акушерка – каким-то образом она обошла строгую охрану и пожаловалась вождю на неудавшуюся жизнь: дескать, домик совсем прохудился, фанерная крыша течет, а помощи от властей нет. Никакого уважения к фронтовикам. Хрущев выслушал старушку и одним взмахом правительственной руки решил проблему рабочей слободки. Ее не стало в одно мгновение. По мановению Хрущевской руки на месте старых ветхих домишек выросли аккуратные коробочки панельных пятиэтажек. Старая акушерка переселилась в квартирку-шкатулку со всеми удобствами и совмещенным санузлом. У Соломона отобрали дом и коров, сад и пристройки разрушили, ровно за один день разровняв землю из-под сада бульдозерами. Будто заветного дома и не было никогда. А взамен выдали ордер на квартиру в хрущевском домике. Так нелепо закончилась мечта Соломона. По велению вождя он снова стал бедным и нищим евреем. Больше всего Соломону было жаль коров. Вырубленный сад он старался не вспоминать, а райские кущи и вишневые лепестки напрочь выбросил из памяти. Жители поселка радовались, ведь они успели пожить почти что при коммунизме. При всеобщем счастье одной семье нельзя горевать, это было чревато последствиями, возможно, даже уголовными. И семья Сырцов смирилась, приняв внешне вполне благостный вид.
